Дневник библиотекаря И, 2008 год

2477
Итак, я лечу!
В небесах тихо, лишь мерный рокот паровой машины нарушает вселенский покой.
Со мною из Гвазды летит еще один человек, знатный пчеловод Коля. Он так и представился – буквально. Так, мол, и так, знатный пчеловод Коля. А вот зачем ему в Лысогорск – не сказал.
Он меня развлекает, потому что для Коли этот полет не в диковинку. Два раза в год воздухоплавает из Гвазды в стольный град и обратно.
– Гляди, библиотекарь, видишь, внизу чернеется?
В иллюминатор я увидел сплошную мглу.
– Мы пролетаем губернию медопутов.
– Кого-кого?
– В неизъяснимой мудрости своей Великий Ктулху дал людям урок: каково жить без него.
– И?
– И вот что получилось, – пчеловод Коля печально улыбнулся.
– Что? – из вежливости продолжал спрашивать я.
– Были люди, как люди, а превратились в медопутов.
– Но кто они такие – медопуты?
– Те, кому путы слаще меда, – Коля второй раз печально улыбнулся.
И улыбался до прибытия в аэропорт Вурдалаково…

2500
Я все еще в Вурдалаково. В карантинном бараке. На всякий случай – вдруг я вурдалак? Должно пройти два полнолуния, прежде чем позволят предстать пред очи Великого Ктулху.
Знал бы – оставался в Гвазде. Да только думаю, никто б меня там не оставил.
таракан* здесь размером с добрую кошку. По ночам поют песни, но пристойно.

Староста барака намекнул, что можно получить сертификат об отсутствии вурдалачества за унцию осмия.
Чего ж они сразу не сказали, возмутился я.
А все равно, ответил староста, у Ктулху разлитие магмы, и он даже у посла Проплюгавии почетные грамоты не взял, хотя помочь обещал крепко.

2507
Я-то думал, я-то мечтал…
Никакой персональной аудиенции. Просто встреча Великого Ктулху с агрономами человеческих душ. Массовое мероприятие. И речь от имени Ктулху читал вовсе не Ктулху, а его правая нога. Или левая, поди, разбери: лысый, ростом невелик…
Встреча имела место быть в Малом Лысьегорском подземелье. Светили гнилушки, некоторые на стенах, а некоторые – на лацканах пиджаков приглашенных. Это, оказывается, тоже ордена такие – гнилушечные. Обладатели их и сами едва ль не светились…
Выступление было коротким, как песня петуха: похолодание, вместе с потемнением, пришло всерьез и надолго. Топлива же хватит не всем. В этих условиях важно не сеять панические настроения, а мобилизовать массы на новые свершения. Великий Ктулху разработал план, но, конечно, раскрывать его не будет, поскольку народу его все равно не постичь. Наше дело – ободрять народ, внушать оптимизм, и говорить, что за Периметром все гораздо, гораздо хуже.
Всем ясно?
Зал ответил дружными продолжительными аплодисментами.
Лысый с кафедры взором проникал в души, а потом возьми и скажи:
- Вот вы, гражданин, да, да. Вы, в сером свитере, не оглядывайтесь. Что вы скажете людям, если вернетесь отсюда?
Я бодро отрапортовал:
- В морозах наша сила! Даешь Заполярье в каждый дом!
- Молодец, - похвалил меня лысый. А остальные глядели с завистью. – Значица, действуйте…
И вот я лечу в Гвазду уже знакомым Черным Дирижаблем.
- Неба, неба не зацепи, - сказал капитан в переговорную трубу? на правах Оправдавшего Доверие я трапезничаю за капитанским столом.

2508
Вот я и опять дома!
За дни моего отсутствия он изрядно выстыл: топить-то было некому. Чугунные секции прежнего центрального отопления еще третий год сняли – металл нужен для укрепления Периметра! Взамен него я поставил печурку. В связи с правительственным распоряжением огня не разводить, топили по-жидкому: в котел с водой (каменный котел, каменный!) бросали угольный брикет, добавляли бутыль смеси номер один, а через час – смеси номер два. Начиналась медленная химическая реакция, и температура в котле держалась в сто двадцать два градуса шкалы Фаренгейта (велено считать температуру отопления в Фаренгейтах, чтобы теплее было). Брикета обыкновенно хватало на трое суток, но так как я отсутствовал много дольше, реакция давно угасла.
Не беда! Я принес из проруби водицы, бросил фунтовый брикет угля, добавил смесь один, смесь два, и, поджидая реакции, согрелся гмызью. Тот, кому выпало предначертание выполнять заветы Великого Ктулху, просто обязан пить гмызь!

Вероятно, лучше

1) "Чугунные секции прежнего центрального отопления еще уже третий год как сняли...": оригинал как-то не звучит.

2) "Взамен него я поставил печурку" либо "Вместо него (либо "них" - секций) я поставил печурку": оригинал не очень звучит из-за "ненеканья" - "взамен него".

Однако, это - мелкие придирки. Главное - читается "вкусно"!

2511
Гвазда исторически располагается в лесостепной зоне. Исторически – потому что за два последних века от леса мало что осталось. А то, что осталось, прошлым годом подмели тайтянские лесорубы. Очень им наше дерево мило. И платили златом-серебром. Правда, как оказалось, злато все трансмутировалось в слизь, однако окрест Гвазды ни бора, ни даже одинокой сосенки теперь не встретишь. Кое-где, правда, остались кусты терна да можжевельника, вот на можжевеловых веточках некоторые любят гмызь настаивать. А иногда в котел кидают, якобы для запаха.
Так вот, пока я в Лысогорске указаниям Великого Ктулху внимал, и последние кусты извели. Но не на гмызь, а тайком зажигают огонь и греются.
Нужно сказать, морозы стоят небывалые.
Поместный поросенок Нафочка приказал градусники перевернуть, и теперь чем холоднее, тем столбик термометра выше получается. Остроумное решение.
Нужно ли говорить, кто подал эту идею Нафочке?

2513
Гулял по Заболотной Поляне, но не встретил ни одного шуршавчика. Видно, крепко промерзла земля.
Да и я промерз тоже.
На обратном пути увязалась за мною девушка – мол, пусти, дядя, переночевать, не пожалеешь.
А я пожалел – ее, то есть. Иди, говорю, к ведьме Куке, у нее тепло. Накормят, напоят, спать уложат в покойном месте. Как же, дядя, так вот за здорово живешь и примут на постой, говорит девушка. За здорово живешь, может, и не примут. А ты ведьме денежку дай – и протянул девушке полтинник, что в честь смерти Вована отковали еще в прошлом веке: рабочий, перековывающий меч на орало. Девять граммов чистого серебра.
Девушка взяла было денежку, но едва монета коснулась ее ладони, как она – монета, естественно, а не девушка, - заорала, да так громко, что листья со старого дуба мигом осыпались, не дожидаясь января. Хорошо отковал рабочий орало.
А девушка метнулась в овраг, где и скрылась. Бедняжка была вампирэткой.
Подобрал я свой полтинничек, вытер о полу шинели и побрел домой…

5215
Нынче беседовал с трактористом Иваном о жизни. Рассказал давешний случай с вампирэткой.
– А я бы ее не прогнал. Домой бы отвел, – сказал Иван.
– Но ведь того… Помрешь к утру.
– Пусть. Все одно осталось недолго. Так хоть своей волей, и без мук, даже наоборот. А придется – от стужи и голода. Еще до людоедства дойдем, помяни мои слова.
– С чего бы?
– С того. Мороз сегодня какой?
– На улице или в доме? На улице минус тридцать два, в доме – у котла плюс восемь, на постели – плюс два. По Цельсию (с Иваном можно без обиняков, человек проверенный).
– И долго ты думаешь протянуть – при плюс двух? Или даже плюс восьми? А сколько будет, когда на улице все пятьдесят стукнет?
– Так уж и стукнет.
– Непременно стукнет.
– Через восемь недель должно просветление наступить. Опять выйдет солнышко, сначала краешком, а потом и засияет в полную меру.
– Кабы… Знаешь, сколько осенью я земли вспахал? Ноль. Трактористом меня по привычке кличут, а где мой трактор? А хоть бы и нашелся – солярки-то ни капли не сыщешь.
Положим, насчет солярки Иван ошибался, знаю я заветное местечко, где тонн шесть ее хранится до лучших времен, но по большому счету, что такое шесть тонн для Гвазды?
– И вообще, – продолжил Иван, – есть у меня предчувствие: никакого Просветления больше ждать не приходится. Уж лучше с вампирэткой…

2517
Предсказания Ивана сбываются с угрожающей скоростью. Пятьдесят, не пятьдесят, но сегодня поутру мороз был минус сорок два.
Я пошел по воду к проруби – так пришлось рубить наново. Лед уже на полметра толщины.
И в небесах неладное. То ли гром вдали грохочет, то ли еще что. Может Ктулху сердится.
Ни Солнца, ни Луны, лишь несколько ярких – ярче Венеры! - звездочек, не означенных ни в каком звездном атласе разгоняют днем тьму. Ночью же и звездочек никаких…
В печурку закладываю двойную порцию угля. Иначе никак.

2520
На рассвете ходил по воду к принцессиному колодцу. Колодец был отрыт в девятнадцатом веке по приказу принцессы Елены Максимилиановны Ольденбургской, которая не желала пить ту же воду, что и вонючие мужики. Потому прорыли его аж до слоев девонского периода. Глубокий получился колодец, и крутить ворот, чтобы достать ведро, в двадцатом веке желающих не находилось. А в двадцать первом уже и цепи-то никакой не было.
Но у меня есть нейлоновый трос – память о Мишке-Альпинисте, - и я решил попытать счастья – если под счастьем считать чистую воду.
Действительно, вода в колодце не замерзла. Но самое интересное случилось потом, когда я ведро поднял.
Из глубины четко и ясно послышалось: «Аич Букурешт», после чего около десяти секунд была слышна веселая народная музыка.
Затем она стихла.
Стоять и дожидаться не было сил – мороз под утро почти достиг обещанных Иваном пятидесяти градусов.
Я быстренько побежал домой.
Вода и в самом деле знатная. Вкусная. Я даже чай заварил, тайком разведя спиртовку (вместо спирта, разумеется, налил гмызь).
Чай был грузинским…

2521
Меня опять вызвали к Нафочке. Я почистился, причесался, переменил носки – в общем, приготовился.
Нафочка встретил меня неласково – гмызью не поил, к печи не сажал. А жаль - у Нафочки печь голландская, топится угольными брикетами в огне, а не в бродильном чане. Ему можно, он же Поместный Поросенок.
- Ты, - говорит, - в стихах разбираешься?
- Работа такая, - отвечаю.
- И всех стихоплетов наших, поди, наперечет знаешь?
- Всех не всех, но – знаю.
- Так скажи, кто мог написать сии гнусные вирши? – и он просто-таки бросил в меня листок ученической тетради в косую линейку.
Листок не камень, далеко не полетел, и я едва успел его перехватить, прежде чем он упал на паркет.
Печатными буквами кто-то написал следующее:
[c]«Между Канадой и Монголией
Расположилась Алкоголия!
Ее лапландские олени
Хотят поставить на колени.
Но Алкоголия визжит:
- Я не желаю!
И – лежит»[/c]
Спокойно поднял я глаза на поросенка.
- Что ж тебе, душа моя, в стихах не нравится? (со времени паломничества в Лысогорск я не церемонюсь, и ежели кто со мною на «ты», я отвечаю тем же).
- Так ведь это поклеп на Нашу Великую Родину!
- Это почему?
- Почемууууу… - передразнил Нафочка. – Вот, гляди, грамотей! – и он показал на глобус, стоявший сбоку на подставке. – Вот тебе Канада. Вот – Монголия. А кто в середке, а? Соображаешь?
- Это у тебя, Нафочка, от изрядной любви к Отчизне, - ответил я. – Вот и все помыслы только о ней, о нашей дорогой Гвазде. А ты пойди по меридиану в другую сторону.
- Как – в другую?
- А просто. Глобус-то круглый, верно?
- Да, - не мог отрицать Нафочка.
- И потому смотреть нужно во все стороны. Идем по меридиану, и что видим?
- Что?
- Супостатные Американские Штаты, вот что! А потом – Мексика. И Бразилия. Но я все-таки думаю, что поэт подразумевает супостатов, ибо Америка и Алкоголия начинаются на одну и ту же букву. А наша отчизна ну никак на «А» не начинается.
- И то верно…
- Значит, стих этот направлен против супостатов, и потому – патриотичен.
- Ты уверен?
- Я, душа моя, предполагаю. Впрочем, если от Ктулху поступило указание считать нашу Родину Алкоголией, тогда я умолкаю. Поступило, а, Нафочка?
- Нет, - вынужден был признать поросенок.
- Тогда и печалится не о чем. Как можно считать Гвазду Алкоголией, если гмызь, согласно последним научным данным, вовсе не алкоголь, а биологически адаптирующая жидкость, суть БАД? А вот всякие бурбоны, бербоны, виски и джины, которые в ходу у супостатов – чистый алкоголь. Они ж это виски с утра до ночи хлещут, разве нет?
- Хлещут, - после едва заметной паузы подтвердил Нафочка.
- Ну, тогда, я полагаю, вопрос исчерпан?
- Наверное.
-Ну, а поступят какие указания оттуда – я указал пальцем в зенит, - тогда и думать будем. А сейчас чего тревожиться? Мы все под колпаком Великого Ктулху.
- Ты… Вы то есть… Уже знаете? – побледнел поросенок.
- Что это с тобой, Нафочка? Как не родной. Мы ж с тобой с первого класса дружим, и вдруг «вы»…
- Прости… Это я от неожиданности.
Потом было и место у печи, и гмызь тройной очистки, и грибочки, и рыбка, и все, что полагается (естественно, свинины у Нафочки не подают).
В общем, назад я шел сытым и адаптированным.
Интересно, чем это я так поразил Нафочку?

Замечательно!

2524
Все время кажется, будто на чердаке кошки скребут. Хотя кошки у меня никакой нет, да и вообще, в последнее время видел я их мало. Да совсем ни одной.
Поднимался на чердак. Ничего.
А – кажется. Слуховая галлюцинация? У одного на душе скребут, а у меня на чердаке.
И даже если я выйду из дому нет-нет, а и послышится неприятный, царапающий звук.

2526
Морозы больше не страшны! Правительство приняло решение о борьбе с изменениями климата путем массовой гмызитизации населения. Постановление развешено на дверях всех присутственных зданий Гвазды.
Человек на три четверти состоит из воды. Вода замерзает при нуле Цельсия (тридцати двух градусах по Фаренгейту). Потому при температуре окружающей среды около нуля ощущается дискомфорт, а длительное нахождение на морозе чревато отморожениями. Гмызь же замерзает при девяноста градусах ниже нуля Цельсия (а по Фаренгейту и вымолвить страшно аж минус ста тридцати!).
Поэтому при замещении воды на гмызь организм легко приспособится к самым лютым морозам. Лысогорские ученые установили, что ежедневный прием «Особой Лысогорской» гмызи в количестве семисот миллилитров при полном отказе от воды позволит за один месяц стать новым человеком.
Производство гмызи будет налажено в кратчайшие сроки, первые партии ее поступят в массовую продажу уже на будущей неделе. Цена будет вполне доступна для большинства населения, меньшинство же сможет (после необходимых формальностей) получать «Особую Лысогорскую» в специальных гмызераздаточных пунктах.

2527
«Лысогорская Особая» на вкус омерзительна. Воняет ацетоном и нашатырем.
Но стоит недорого, и народ – пьет. Говорит, глушит почище динамита.
Я пью чай…

2529
Готовят «Лысогорскую Особую» из полярного вереска, воссозданного генетиками Гмытищенского селекционного института. Поступило распоряжение – сеять полярный вереск повсеместно.
- Ну, дождемся весны, - начал было я, но тракторист Иван оборвал:
- Не дождемся. А сеять можно прямо сейчас. И землю пахать вовсе не нужно. Рассыпал семена, и все.
Действительно, так и было написано в прилагаемой к трем мешкам семян брошюре. Мешки эти получил Нафочка и, естественно, уделил и мне толику.
Я – так, для интереса только – рассыпал семена на огороде. Зима стоит лютая, а снега почти нет. Падает иногда сверху сущая ерунда. По щиколотку и нападало…

2532
Ночью постучали в окно.
Я отодвинул занавеску. Вован! Лицо восковое, взгляд пронзительный.
- Холодно, странничек, холодно! П-п-пусти погреться! – жалобно простонал он.
Вообще-то я знал, что бывает с теми, кто пускает погреться тех, кто иногда возвращается. Но уж больно вид был у Вована жалостный. И дрожал он – зуб на зуб не попадал.
А главное – мне передалось настроение Ивана, мол, состояние духа бодрое, идем ко дну.
Я и пустил.
- Время сейчас архиморозное. Вчера было рано, а завтра будет поздно, - Вован подсел к печурке. Я угля не жалею (получил в подарок две дюжины брикетов), и потому у печурки была просто Африка – плюс двенадцать по Цельсию, что по Фаренгейту, считай, пятьдесят.
- Угощай, раз пригласил, - продолжил Вован.
- Гмызь будешь?
- Эту… Лысогорскую, что ли? – его передернуло.
- Кукину.
- Кукину буду.
Я налил граненый стакан, и Вован немедленно выпил.
- А закусить?
У меня в уголке стояла фунтовая банка красной икры. Как раз на этот случай (вообще-то я берег ее для другого, вернее, для другой, но выбирать не приходилось). Вован очень любит икру. Детство Вована прошло на Волге, в Вовановске. Отец был начальником областного отдела народного образования, и потому купцы и прочий элемент презентами его не обходили, а икры в то время на Волге было изрядно. Вот папенька и кушал большими такими ложками. А детям не давал, детей держали в строгости. Я подозреваю, что именно поэтому дети такими и выросли – со страстным желанием изменить положение вещей и самим кушать икру вдоволь. Вовану это удалось, я сам читал архивные документы с требованиями икры не менее двух фунтов в неделю для вождя мирового проползариата. От икры-де мозги становятся еще гениальнее.
Но вслед за икрой пришел и дед Кондратий. Впрочем, это дело давнее…
Икра Вована взбодрила и насытила, он сердечно поблагодарил меня и ушел в ночь – проектировать новые подкопы, по которым поползут все униженные и оскорбленные, а потом разом выскочат из-под земли, и ужо тогда начнется.
Вот только морозную землю рыть трудно…

А вот это уже интересно! Что, действительно существуют такие архивные материалы? Любопытственно...

Примечание публикатора:
1.Вован некоторым образом вымышленное лицо.
2. Икра на Волге до революции 17 года была весьма доступным продуктом даже для мастерового, а уж для штатского генерала...
3. Не вдаваясь в присхождение и национальные привычки что Ильича Ульянова, что Марии Бланк, можно сказать одно - детей они икрой не баловали, поскольку считалось, что она возбуждает половое влечение.
4. Скромные товарищи из Кремля - миф. Сохранились документы, которые увидели свет в начале 90-х годов. Товарищи, мягко говоря, не голодали. Запросы на питание делали жены вождей - Крупская, Алилуева и др. Иногда доходило до гротеска - так, Коллонтай принимала ванны шампанского.
Уже позднее, в Ленинградскую Блокаду к столу товарища Жданова подавались персики. семга, та же икра...
5. После известного ранения икра Ульянову была рекомендована врачами - для скорейшего выздоровления.
Алкоголь Владимир Ульянов употреблял. Впрочем, употребляя - не злоупотреблял. В Ланжюмо любил ходить вечером в кафешку, где за кружкой пива объяснял товарищу Арман важнейшие задачи текущего периода.
6. Повторяя пункт первый еще раз замечу: Вован - лицо вымышленное, и относится к реальному Ульянову, как былинный Калин-Царь к Бату-хану.

Мастер Икс, Quantrinas,
Спасибо обоим за информацию!

А что написал Quantrinas?

Муркенштейн, спасибо.

Ну так Ваш конёк ведь - альтернативная история?
Правда тут она альтернативнейшая пожалуй.

2534
Заходил в библиотеку местный пилюлькин Кудряш. Просил что-нибудь интересненькое, детективчик там или фантастику. Между прочим, сказал, что завтра лекарня списывает ртутные термометры.
- Это почему?
- В них отсчет начинается от 32 градусов Цельсия. А сейчас, в связи с всеобщей гмытизацией, редко когда до двадцати доходит у пациентов. И это только начало…

2536
Был курьер от Нафочки. Оказывается, у поместного поросенка возник вопрос: как будет правильнее, «Гмызитизация» или «Гмытизация». В директивных грамотах то так напишут, то этак.
Я подумал и ответил.
Через час курьер вернулся и принес большой картонный ящик «Гмызи Лысогорской».
– Новогодний дар от поместного поросенка. Распишитесь, пожалуйста.
Когда он ушел, я распаковал подарочек.
Вместо гмызи в ящике оказались брикеты угля – и приглашение на званый ужин, который состоится завтра.

Поскольку 2008 год закончился, закончился и дневник.
Впрочем, инстересующиеся Жизнью В Гвазде найдут его продолжение здесь: http://writer-a.livejournal.com/