Смеяться, право, не грешно

Дело было в одной из жарких стран Центральной Америки. Если кто не в курсе, уровень жизни там очень низкий и, соответственно, очень распространено воровство. И одним из очень распространенных видов воровства является мотограбеж. Это когда парубок на мотороллере или мотоцикле гонит по узким улочкам города и выхватывает сумочки/фото — и видеотехнику у зазевавшихся туристов.
И была в той стране по служебным делам группа наших сограждан. И в первые же дни пребывания увели эти «мотоботы» видеокамеру и сумочку у одной согражданки. Полиция как всегда была бессильна. Так мало того что украли, так еще несколько раз пытались украсть, окончательно достав наших.

Вот в один из жарких полдней прогуливаются по краю тротуара две сеньоры с рязанским акцентом в широких шляпах, та что ближе к дороге держит в кончиках пальцах сумочку (из которой выглядывает толстое портмоне), а рядом в открытом кафе сидит несколько местных «донов» и потягивают холодное пивко, скептически поглядывая на сумочку наших дам.
Тут, как призрак из-за поворота вылетает всем мотоботам — мотобот! В яркой рубашке, коротких полусапожках со шпорами, с длинным развевающимся хайром, в больших зеркальных очках, на ярко-красной «Ямахе» с серебрянными полосами.

В мгновении ока он выхватывает у нашей гражданки сумочку, надевает ее на локоть и дает газу, ставя свою «Ямаху» на дыбы.
Группа джентельменов в потных майках в кафе саркастически переглядывается: «а что, мол, ожидать от этих глупых туристок??»
В это время красавец-мотобот развивает бешенную скорость, так же в положении стоя с гордым видом. Тут картина как бы замедляется и этот мотобот, сохраняя такой же гордый вид, остается висеть в воздухе, а его красный конь падает плашмя и, крутясь, влетает сначала в открытую веранду кафе, сметая все столики с саркастически ухмыляющимися джентльменами, пробивает огромное стекло кафе и застревает в витрине.
А его гордый седок, провисев целую секунду в воздухе, шмякается как кукла на пыльный асфальт. В этот момент из отеля выходит шесть «руссо туристо», подходят к кафе, аккуратно вытаскивают «Ямаху» из витрины, со всей дури бьют об столб и так же аккуратно водворяют останки «Ямахи» в витрину.
На обратном пути они останавливаются около неподвижно лежащего мотоботчика, производят несколько манипуляций с сумочкой и исчезают в тени отеля.
Ровно через 30 сек появляется полиция, вызывает скорую помощь и эвакуатор. Две наши сеньоры обливаясь слезами строчат заявы о грабеже.
Итог: «Ямаха» полностью разбита, ее седлок отделался переломами обеих рук и нескольких ребер. Им же (после выписки из реанимации) было предложено решить дело полюбовно, а именно: 6 000 $, возврат ранее украденной видеокамеры (вместе с ценной пленкой) и косметички.

А произошло вот что: нашим изрядно надоело пристальное внимание со стороны мотоботов и они придумали хитрый план. Взяли леску на 700 кг и такой же прочности спиннинговую катушку. Леску пропустили через низ и ручки сумочки, а катушку приклепали к столбу. В сумочку положили набитый бумагой портмоне, который после падения заменили на набитый деньгами и документами, заодно убрав леску и катушку.

P.S. Все мотоботы стали объезжать стороной наших не только у отеля, но и во всем городе и всех пригородах этого города, а также в нескольких окрестных городках.

Хорошо хоть, что среди них не было с образованием ритуального агента...

https://www.russian-belgium.be/node/39309

Макс ехал на своем щегольском гольфе по одной из центральных улиц. Поток начал останавливаться и он уже со скоростью пешехода подъезжал к впереди остановившейся машине. В это же время справа по тротуару бежал человек, который решил перебежать улицу именно в том месте, где остановился Макс.
Так как на его пути оказался гольф Макса – "бегун" не долго думая со всей силы ударил ногой по передней двери, выругался на водителя и обогнув машину побежал еще быстрее дальше. От силы удара и грохота Макс сначала потерял дар речи. Потом, быстро сообразив, что "бегун" сейчас просто скроется и ремонт двери будет целиком на нем, рванул ручник, бросил работающую машину на улице и побежал вдогонку. Как ни странно, но "бегун" забежал в банк на другой стороне улице, куда за ним тут же вбежал и Макс. Увидев бегуна в центре зала, он бросился к нему, протянув уже руки, дабы схватить и как минимум образумить. Вот в тот самый момент, когда Макс уже подбегал к нему сзади с поднятыми руками, "бегун" выкрикнул потрясающую фразу: "- ЭТО ОГРАБЛЕНИЕ!". Но Макс, видимо в виду наличия большого количества адреналина в крови не сразу понял то, что услышал, и руки продолжили движение по захвату "бегуна" и броску последнего об ближайшую стенку.
Между выкриком и броском не прошло и секунды. Невольные зрители были в полном восторге и сразу начала аплодировать, а вот до Макса только начало доходить, что именно он сделал. С пониманием пришел и страх, что горе-"грабитель" может быть вооружен. Мобильный телефон сам впрыгнул в руку. Правоохранительные органы появились быстро. "Бегуна" скрутили. Макс объяснил, КАК он тут оказался. Не откладывая в долгий ящик, было решено на месте подтвердить факт нанесения материального ущерба автомобилю и "бегуна" в наручниках подвели к машине. А теперь представьте геометрию лица Макса, когда на вопрос ментов "что именно и как вы сделали с машиной пострадавшего?", "бегун" не заморачиваясь со всей дури дал ногой второй раз по машине...
Но самым смешным стала развязка: мужика-"бегуна" суд оправдал, признав невменяемым. Оказалось, что он состоит на учете в псих.диспанцере и денюшку Макс ни с кого получить за ремонт двери не смог.
Вот такой герой, с помятой дверью.

Император гордо смотрел, как проходят его легионы.
– Аве, Цезарь! – кричали закалённые в боях воины, глядя на императорскую трибуну.
За тяжёлой пехотой шли манипулы легковооружённых велитов и гастатов, когорты мавров, нумидийская конница, стрелки с Крита, пращники с Балеарских островов, суровые ветераны триарии – всё это текло мимо властелина мира нескончаемым могучим потоком.
– Аве! – сотрясалась от могучего крика мостовая. – Аве, Цезарь!
Император медленно поднялся, поправил золотой венок, поднял руку, обёрнутую в пурпурный палудаментум, и возгласил:
– Жребий брошен! Зима близко! Мордор должен быть разрушен!
– Колы принеси! – восторженно прокричали в ответ войска.
Властелин мира от удивления вздрогнул, выронил фляжку и открыл глаза.
——————-
Мимо трибуны по-прежнему шагали три эстонца, создав за собой пробку в которой томились остальные участники парада. Скучающие канадские рейнджеры обзванивали свою украинскую родню, американские морпехи выразительно посматривали на часы, так как оплата была почасовой, поляки разбрелись по окрестным палаткам в поисках дешёвых сигарет оптом, а молдавская гвардия и украинские киборги расселись прямо на асфальте, азартно рубясь в «очко» на сало, брынзу, щелбаны и патроны.
– Колы принеси, любезный! – повторил глава Пентагона Джеймс Мэттис, строго глядя на Петра Алексеевича. – Мне диетическую, встряхнутую, но не взболтанную. И заодно узнай, нельзя ли как-то ускорить этих эстонцев, которые уже битый час завораживающе чеканят один шаг в минуту. Я не могу принимать этот парад вечно, есть у нас ещё дома дела.
Пётр Алексеевич вскочил с табуретки и помчался выполнять приказ.
По пути ему попалась какая-то девушка с микрофоном.
Девушка вежливо представилась журналистом Первого канала и спросила, почему парад в честь дня независимости Украины принимает министр обороны США?
Пётр Алексеевич побагровел от такого бестактного вопроса и приказал гайдукам из Службы Безпеки арестовать зарвавшуюся путинскую пропагандистку. Те зачитали ей гимн Украины, посадили на тачанку с кулемётом и увезли в неизвестном направлении.
…………
Джеймс Мэттис сухо кивнул, пшикнул запотевшей банкой и устало откинулся в кресле.
Эстонцы, наконец, ушли, и парад близился к завершению.
Замыкали шествие какие-то корейцы, бодро марширующие рядом с тягачом, везущим заднюю часть ракеты с надписью «Южмаш».
Мэттис помахал им рукой. Корейцы заулыбались и радостно помахали в ответ.
– Хорошо идут, – заметил Мэттис. – Вон та группа ракетчиков в кепках с красными звёздочками. Я и не знал, что будут южные корейцы.
– Я тоже, – удивился Пётр Алексеевич. – Думал, это вы их пригласили. Они ещё попросили транспортный самолёт, сказав, что очень спешат домой в Пхеньян. Я дал наш последний, так как на остальных летает весь мир.
– Идиот! – выругался Мэттис, вскочил и куда побежал.
– А деньги?! Вы же обещали! – кинулся было вслед Пётр Алексеевич, но охрана главы Пентагона его не пустила, убедительно посоветовав ему занять своё место на гостевом табурете, сэр.
Пётр Алексеевич грустно опустился на табурет, достал свою любимую фляжку, сделал мощный глоток, закрыл глаза, и вот он уже снова стоял в белой тоге с пурпурным плащом, поднятой рукой приветствуя свои легионы, идущие брать Мордор, Крым и Международный валютный фонд.
……………..
Тем временем, где-то во Львове, среди гор мусора уже третий день блуждал танк «Абрамс» с флагом НАТО, из люка которого торчал журналист Бабченко и плачущим голосом умолял прохожих положить ему денег на яндекс-кошелёк и показать дорогу на Москву.
А всё потому, дорогие дети, что этот журналист плохо учил в школе географию и особенно историю.
С Днём знаний вас!
©Green_Tea, 1 сентября 2017

Слесарь-сантехник четвёртого разряда Берендеев удачно обмыл с коллегами аванс и уже двигался домой осторожным противоторпедным зигзагом, как вдруг остро ощутил потребность в продолжении банкета.
Разбив витрину небольшого торгового павильона, он сноровисто распихал по карманам две бутылки водки, найденным у кассы маркером игриво написал на стене неприличное слово из трёх букв, добавил к нему изображение и полез обратно на улицу, где и был радушно принят нарядом полиции, прибывшим из-за сработавшей сигнализации. После чего был доставлен в отделение милиции и помещён в обезьянник до утра.
...............
Примерно в час ночи сонный дежурный по отделению лейтенант Петров вышел на улицу покурить, и был внезапно ослеплён вспышками камер и взят в кольцо какими-то людьми.
– Это правда, что Берендеев арестован? Что ему инкриминируют? Можно его увидеть? – стрекотала девушка в строгом брючном костюме, пытливо тыкая в лицо Петрова огромным микрофоном с надписью «Дождь».
Тот выронил сигарету и вытаращил глаза. Сон как рукой сняло.
– Скажите, правда, что при задержании Берендеев был жестоко избит, хотя не оказывал никакого сопротивления? – допытывался какой-то кудрявый молодой человек с другой стороны, выставив вперёд длинную палку с прикреплённым к ней сотовым телефоном.
– Чего?! Вы кто?! – оторопело спросил лейтенант, пятясь к спасительным дверям.
– Неважно кто я – важно кто вы, и те, кто дал вам право хватать людей! – решительно ответил кудрявый, умело манипулируя палкой, чтобы попадать в фокус вместе с дежурным. Потом он воровато оглянулся и жарко прошептал дежурному:
– Ударьте меня в лицо, я вам денег дам, много, а то у меня популярность падает, а я в жизни больше ничего делать не умею.
....................
К отделению уже подъезжали микроавтобусы с логотипами различных каналов, из них деловито выносили софиты, тянули провода, а симпатичные девушки поправляли причёски и мурлыкали в микрофоны: «Раз, раз! Нормально? Я в кадре?»
Дежурный оттолкнул микрофоны, стремительно кинулся в помещение и закрыл за собой дверь, приказав сержанту с автоматом стоять до конца до прибытия подкрепления.
После чего открыл решётку и долго тряс спящего на лавке Берендеева, вопрошая: «Что ты такое? Ты кто?!» Берендеев приоткрыл мутный глаз, ответил: «Дед пихто!» и перевернулся на другой бок, окатив лейтенанта ароматной волной перегара.
Петров как раз лихорадочно пробивал по базе международного террориста по кличке Пихто, когда зазвонил служебный телефон.
Генерал тревожным голосом потребовал срочно доставить Берендеева в Главное управление под усиленной охраной.
Недовольно мычащего Берендеева подняли и под руки потащили на улицу к машине. Немедленно засверкали вспышки и заработали видеокамеры.
– Мы видим, что Берендеев уже не стоит на ногах! – восторженно заверещала в камеру с логотипом «Эхо Москвы» растрепанная пожилая девушка с немного опухшим лицом. – Мало что изменилось в методах охранки с тридцать седьмого года!
…………..
Уже совсем рассвело. Перед воротами ГУ МВД на Петровке стояло множество каких-то людей.
Заезжая в ворота, Петров с изумлением заметил среди них знакомые по телевизору лица. Известные режиссёры, артисты, популярные ведущие и прочие медийные персоны при виде полицейского УАЗика сразу оживились, заволновались и стали выкрикивать «Позор!», «Свободу Берендееву!» и «Нет репрессиям!».
Одна хрупкая женщина, с лицом до боли знакомым лейтенанту по какому-то фильму, подняла плакат «Прости нас, Берендеев!» и плюнула на лобовое стекло УАЗика так, что оно треснуло, нешуточно напугав водителя.
А другая, незнакомая лейтенанту женщина с полными губами, вцепилась в антенну на капоте, яростно её оторвала и упала на тротуар с воплем: «Снимайте меня! Я буженина!» или что-то в этом роде, лейтенант толком не расслышал из-за шумного мотора.
Он обернулся на Берендеева, который уже протрезвел и с отвисшей челюстью смотрел в окно, и назидательно сказал:
– Видишь, Берендеев? А ещё говорят, что нашей творческой элите на простых людей наплевать. А они вот как за тебя, алкаша, переживают. Ты им всем что – смесители с унитазами бесплатно менял?
…………
Лейтенант сдал Берендеева под расписку и поспешил на доклад к генералу.
Тот сидел за массивным столом, мрачно глядя в монитор.
– На, полюбуйся, что ты натворил, – он повернул монитор к Перову. – Это всё по запросу «Арест Берендеева».
Петров осторожно склонился над монитором и стал читать заголовки:
«Человек, которого боится Путин».
«Борец с цензурой и жертва репрессий».
«Художник брошен в подвалы Лубянки»
У лейтенанта закружилась голова, ему стало трудно дышать, он расстегнул воротник и налил себе воды из графина.
– Мне тоже налей, – мрачно попросил генерал.
Петров налил, присел и продолжил читать.
Дальше пошли совсем непонятные слова: «Постмодернизм», «личностное высказывание», «синтез», «развернутая метафора протеста», «инсталляция», «арт-хаус», «трагикомедия, граничащая с эксцентрическим фарсом» и «Берендеев - протагонист современного перфоманса».
– Уже все иностранные газеты пишут, что мы прессуем великого художника, – с тоской сказал генерал. – Что он там нарисовал-то хоть?
Петров вытащил протокол и несколько фотографий из ограбленного павильона.
Несколько минут они с генералом молча всматривались в три криво написанные на стене буквы и выполненный размашистыми мазками поясняющий рисунок к ним.
– А ведь что-то в этом есть, – задумчиво произнёс генерал. – Как считаешь, лейтенант?
Тот поперхнулся и неуверенно ответил:
– Да, эти смелые, парящие линии, эта экспрессия, несущая в себе метафору протеста, этот, как его…
– Перфоманс на грани синтеза, – хмуро подсказал генерал. – Петров, а давай по коньячку?
Не успели они опрокинуть по второй, как в кабинет вбежал заместитель генерала.
– Товарищ генерал, пронесло! – выпалил он и снял журажку. – Появился настоящий Берендеев, театральный режиссёр какой-то, он как раз только что с Сейшел вернулся, где отдыхал, после получения бюджета на новую постановку. Он собирает пресс-конференцию, чтобы заявить, что наш Берендеев – самозванец, который ничего не смыслит в настоящем искусстве. Протестующая внизу элита уже умчалась на пресс-конференцию, напоследок, сурово потребовав дать нашему Берендееву пожизненное за воровство, ибо преступность в стране совсем распоясалась. Хозяин павильона забрал заявление, так как уже продал свой павильон с инсталляцией за тридцать миллионов долларов на Сотбис, так что к нам – никаких претензий!
– Господи! – истово перекрестился генерал. – Майор, лейтенант, сегодня объявляю выходной и приглашаю всех в ресторан. Задержанного отвезти домой на моей машине, и передайте ему от меня три бутылки армянского конька.
……….
Уже выходя из кабинета, он задержался, взял со стола фотографию, ещё раз на неё посмотрел и задумчиво сказал:
– Самозванец не самозванец, а рисует уж точно не хуже.
©Green_Tea

Над армейскими складами ветер тучи собирает. А меж тучами и складом тихо реет Беспилотник, белой молнии подобный.
То с крыла покажет звезды, то под брюхом две ракеты, он жужжит, и — снизу слышат вой винтов, подобный грому!
В этом громе — есть угроза! Силу ваты, пламя взрывов и уверенность в победе слышат укры в этом звуке.
Часовые стонут в будках, — стонут, мечутся пред складом, за забор бежать готовы, спрятать ужас пред угрозой!
Генералы тоже стонут, — им же будет недоступно все, что на складах хранится: это сильно их пугает.
Жадный прапор робко прячет тело жирное в каптёрке... Только гордый Беспилотник реет смело и свободно над армейскими складами!
Всё быстрей и ниже кружит, опускается над складом, и жужжит, и рвутся попы часовых, что охраняют те склады от диверсантов.
Ветер свищет. Беспилотник ниже реет, белой молнии подобный, как стрела пронзает тучи, крыши со складов срывает.
Вот он носится, как демон и на крыльях рдеют звезды, — и жужжит и нападает... Взрывы! Скоро грянут взрывы!
Это русский Беспилотник гордо из пике выходит над армейскими складами; то москаль кричит – Победа!— Пусть сильнее грянут взрывы!

"Поздравляем Украину с продвижением образовательной реформы, ведь вклад в развитие вашей молодежи - залог нашего будущего!"
Посольство США на Украине.
————————————————————————————————————————————————————————————————-
…Уже совсем стемнело, когда Николай, опасливо озираясь по сторонам, пришёл на точку. Дилер, невзрачный тип в синем китайском пуховике, стоял на привычном месте под тусклым уличным фонарём.
Он равнодушно посмотрел на Николая:
- Гроши принёс?
- Товар? - спросил Николай.
- Как заказывал, - сплюнул семку барыга. - Гроши гони.
Николай вынул из кармана свёрнутые в тугую трубочку купюры и протянул дилеру.
Тот небрежно подбросил трубочку на ладони, словно определяя сумму на вес, спрятал её в карман и протянул Николаю перетянутый скотчем пакет.
- Смотри, передоз не получи! - заржал барыга вслед быстро уходящему в темноту Николаю.
В глубине переулка Николай остановился и прислонился к обшарпанной стене какого-то здания с выбитыми стеклами. Сердце бешено стучало.
Дрожащими руками он спрятал пакет на дно своего рюкзачка, ещё немного постоял, успокаивая дыхание, огляделся и поспешил домой.
Ему оставалось пересечь последний перекресток, за которым уже виднелся его дом, когда властный окрик заставил его замереть.
Николай посмотрел вправо - и похолодел. Под неработающим светофором стояла обшитая железом патрульная машина, переделанная из какой-то древней иномарки, а рядом с ней, у бочки с горящими дровами, грелись трое национальных гвардейцев.
Четвёртый скучал у пулемёта максим, установленного на крыше патрульмобиля.
- А ну, иди сюды! - повторился окрик, и Николай на негнущихся ногах поплёлся к патрульным.
Подойдя, он, как положено, три раза присел, тронул себя за нос, развёл руки в стороны и прокричал: "Слава Украине!"
Патрульные в ответ небрежно зиганули, буркнули "Героям слава" и принялись хмуро рассматривать Николая.
- Ты чого тут ночами ходишь, як сепар-диверсант? - мрачно поинтересовался бритый наголо крепыш в синих шароварах, перепоясанных широким поясом, из-под которого торчала потёртая рукоятка нагана.
Судя по всему, он был старшим патруля.
- У кума був у пригороде. Великий праздник у него- его сынка взяли уборщиком в супермаркет в Кракове, - затараторил Николай, всё ещё надеясь, что пронесёт. - Спешу до хаты с последней пригородной конки.
- Грамотный хлопець, раз достиг таких высот, - уважительно покачал головой старший и вздохнул. - Я и своему говорю: учись, дурень, а то будешь всю жизнь бытовых сепаров ловить, як твой батько, и в Эвропе карьеру официанта не зробиш. А що у тебе в рюкзаку, пане?
Николай молча снял рюкзак и поставил его на землю.
- Грицько! - крикнул старший. - Глянь, що у него там.
Долговязый парень в застиранном натовском камуфляже поправил каску с эмблемой СС, пробурчал: "Як бы ты мени попросив глянуть ковбасу або сало…", неохотно подошёл, присел на корточки и открыл рюкзак.
Николай напрягся и невольно закрыл глаза.
- О! - удивлённо воскликнул долговязый. - А тут и правда ковбаса та сало! И даже горилка!
— А это вам, панове одвичны лыцари! - радостно сказал Николай, украдкой вытирая пот со лба. - Угощайтесь в честь удачного трудоустройства кумова сына!
Проверять рюкзак никто дальше не стал - главное уже было найдено, на что и рассчитывал Николай.
Гвардейцы напоследок сняли с него часы и шапку на нужды Ато (уже никто не помнил, кто это и почему у него такие нужды, но привыкли безропотно жертвовать) и отпустили, пожелав счастливого пути.
***
- Господи, живой! - жена кинулась Николаю на шею. - Я каждый раз с ума схожу, когда ты туда ходишь! Дети уже спят.
Николай поцеловал жену, устало опустился на стул в прихожей и вынул из рюкзака свёрток.
Через несколько минут они уже жадно рассматривали добычу: старый, ещё советский, потрепанный букварь для младшенькой, учебник химии для среднего сына и учебник физики для старшего.
Жена прижимала к груди слегка обгоревший по краям томик Пушкина и счастливо плакала.
***
Тихо и уютно потрескивала буржуйка. За окном уже начинало светать.
Над Киевом вставал новый день 2022 года.
Точнее, по недавно принятому календарю - 9-й год от Сотворения Майдана…
©Green_Tea

про ямайца шота вспомнилось...

« – Россия будет свободной!
– Свободу политзаключённым!
– Мы здесь власть!
– Что встали как бараны? Не рефлексируем! Распространяем! »
Штирлиц закончил смотреть запись с митинга, поднялся и отошел к окну, чтобы не встречаться взглядом с тем, кто вчера просил пятиклассников о помощи, а сейчас ухмылялся, слушая свой голос, пил односолодовый виски и жадно закусывал солёными орешками.
– Трудно со школьниками? – спросил Штирлиц, не оборачиваясь.
Он стоял у окна и смотрел, как вороны дрались на снегу из-за хлеба.
– Да, я там замучился. Всё время хотелось хохотать, глядя на эту школоту. Еле сдерживался.
Агента звали Алекс. Его завербовали несколько лет назад – он сам шел на вербовку: бывший юрист жаждал денег и острых ощущений. Работал он артистично, обезоруживая собеседников искренностью, резкостью суждений и незамутнённостью сознания.
«А может быть, он болен? – иногда думал Штирлиц, присматриваясь к Алексу. – Жажда предательства тоже своеобразная болезнь».
Штирлиц вернулся к столику, сел напротив Алекса и улыбнулся.
– Ну? – спросил он. – Значит, вы убеждены, что ваши школьники выйдут на улицы и дестабилизируют ситуацию?
– Уверен. Я больше всего люблю работать с детьми. Знаете, это поразительно – наблюдать, как они верят во всю эту чушь, что я им толкаю. Иногда даже хочется им сказать: «Стойте, дурашки! Куда же вы?»
«Вот козёл…» – подумал Штирлиц. Он очень любил детей.
– Ну, это уж не стоит, – сказал он вслух. – Это было бы неразумно.
– У вас нет сыра? – спросил Алекс. – Я схожу с ума без импортного сыра. Кальций, знаете ли, требуют кости.
– Какой именно вы хотите?
– Я люблю пармезан.
– Это я понимаю... Какого производства? Нашего американского, или...
– "Или", – засмеялся Алекс. – Пусть это не патриотично по отношению к нашим США, но я люблю сыры, сделанные во Франции или в Италии. А водку и икру предпочитаю русские.
– Я достану для вас голову настоящего итальянского «пармиджано-реджано». Она большая, круглая, с печатями, штампами даты изготовления и номером варки. Масса кальция и легкоусвояемого белка… Знаете, я вчера посмотрел ваше досье...
– Дорого бы я дал, чтобы заглянуть в него.
– Это не так интересно, как кажется. В вашем досье скучно: рапорты, донесения, требования денег – все смешалось: ваши доносы, доносы на вас ваших соратников... Занятно другое: я подсчитал, что на вашем последнем митинге было арестовано девяносто семь школьников. Причем все они молчали о вас, говоря только о каких-то десяти тысячах евро, которые для них скоро отсудят через Европейский суд. Все без исключения. А их в полиции довольно лихо обрабатывали – разрешали делать селфи, нагло обращались к ним на «вы», умоляли не бузить, вызывали родителей…
– Зачем вы говорите мне об этом?
– Не знаю. Пытаюсь анализировать, что ли... Вы никогда не интересовались их дальнейшей судьбой? И о каких десяти тысячах евро они все говорили?
– Понятия не имею. Меня интересуют только мои деньги. А что будет с этой школотой потом – мне неинтересно. Я тут жить не собираюсь.
– Логично, – согласился Штирлиц. – Скажите, вас точно никто не видел, когда вы сюда ехали?
– Никто.
– Хорошо. Значит, вы убеждены, что школьники будут работать на вас?
– Будут. Я чувствую в себе призвание оппозиционера, трибуна, вождя. Дети покоряются моему напору, моей логике мышления.
– Ладно. Только не хвастайтесь сверх меры. Теперь о деле. Несколько дней на даче будете жить, у Ходор… у барыги одного. Возьмите в серой папке лист бумаги и пишите следующее: "Господин Теффт! Я смертельно устал. Мои силы на исходе. Я честно работал, но больше я не могу. Я хочу отдыха. Я устал, я ухожу".
– Зачем это? – спросил Алекс, подписывая письмо.
– Я думаю, вам не помешает слетать на недельку в Калифорнию, – ответил Штирлиц, протягивая ему пачку долларов. – Там тепло, там яблоки и спасательницы Малибу красиво бегают по пляжам. Без этого письма я не смогу отбить для вас неделю счастья.
– Спасибо! – обрадовался Алекс. – А «кадиллак» и белые штаны мне там выдадут?
– Само собой. А это письмо мы опустим по пути на дачу, – сказал Штирлиц. – И набросайте еще одно, на вашем сайте, своим школьникам, чтобы не было подозрений. Я не стану вам мешать, заварю еще кофе.
Когда он вернулся, Алекс держал в руке планшет с набранным текстом.
– "Граждане школьники! Дорогие мои избиратели, я вас не обижу, кореши! Старшим классам – айфоны! Младшим – тоже по справедливости. Каникулы – круглый год! Учителей-халдеев – побоку! Кока-кола и сникерсы от пуза! Кричите меня!» Ну как? Ничего?
– Лихо. Скажите, вы никогда не пробовали писать стихи? Или женские детективы?
– Нет. Если бы я мог писать – разве бы я стал... – Алекс, вдруг, осёкся.
– Продолжайте. Вы хотели сказать – умей вы писать, как Дарья Донцова, разве бы вы стали работать на Госдепартамент?
– Что-то в этом роде.
– Не в этом роде, – строго поправил его Штирлиц, – А именно это вы хотели сказать. Нет?
– Да. Только как Донцова я писать не смогу, у меня правильнописание хромает. Оно хорошее, но почему-то хромает.
– Молодец. Допивайте виски, и тронем, уже стемнело.
– Дача далеко?
– В лесу, километров десять. Там тихо, отоспитесь.
Алекс радостно шёл берегом подмосковного озерца, вдыхая запах осенней прелой листвы.
– Сейчас обложусь свежими комиксами «Марвел» и буду читать всласть! Вы любите комиксы, господин атташе?
– Люблю, – ответил идущий немного сзади Штирлиц и что-то вынул из кармана.
– Ах, что за прелесть этот Человек-паук! Ловкий и смелый! Скажите, а он действительно существует? Мы даже как-то поспорили с Ксюш…
Пятикилограммовый спиннер производства Уралмашзавода мягко прожужжал в воздухе танковыми подшипниками и ударил Алекса в высокий лоб.
Алекс удивлённо вытаращил глаза, покачнулся и кулем рухнул в воду.
– Тьфу на тебя, Алексей Навальный, – сплюнул Штирлиц, бросил в то место, куда он упал, спиннер, снял перчатки и пошел через лес к своей машине.
Он сел в шевроле с дипломатическими номерами и устало заснул.
Он будет спать ровно пятнадцать минут, потом проснётся и вернётся в посольство США. Вернётся работать. Ведь ещё не все получили свои гранты.
©Green Tea

Ездил в деревню к тёще.
Погрузился в пошарпанный блестящий вагон с грязными белоснежными занавесками на окнах, застелил неудобный мягкий диван и забылся беспокойным сном под равномерный стук колёс.
Утром проснулся тоже под стук колёс.
За окном проплывали унылые поля Ростовской области, засеянные ярко зелёными пожухлыми злаками. По полям обречённо сновала сельскохозяйственная техника, тут и там виднелись бедные лачуги красного кирпича с черепичными крышами, а в перелеске двое голодных крестьян жадно поедали сырого зайца, разделывая тушку прямо на капоте своего уазика «Патриот».
Пока искал тапочки, стараясь не разбудить храпящего соседа, и пока возился с защёлкой двери, поезд проехал примерно с Израиль.
Заплаканная проводница, вчера она услышала о продлении европейских санкций, отчего проревела в подушку всю ночь, выдала мне стакан в металлическом подстаканнике с изображением паровоза и пакетик чая.
Пока наливал кипяток из примитивного аппарата без единого сенсора и возвращался в своё купе, проехали половину Бельгии.
Сосед уже проснулся и сонно потирал могучей рукой бритую голову. Сразу накатила ностальгия по девяностым, с их воздухом свободы, демократией и спиртом роял в железных коммерческих палатках. Только было хотел поделиться с братком тёплыми воспоминаниями о великих гайдаровских реформах, приведших нашу экономику к процветанию, как тот накинул куртку с погонами, вытащил сумку с надписью «Армия России» и достал из неё пакет с бутербродами.
Демократический браток оказался тоталитарным милитаристом и агрессором.
– Угощайтесь! – вежливо сказал он, кивнув на бутерброды.
Протянул было руку, но вспомнил варварские бомбардировки мирных сирийских лагерей подготовки, несчастные лица бородатых детей и слёзы их родных и близких западных инструкторов.
– Сирия. Вы знали? Знали об этом?! – жарко и даже громко спросил я.
– Да, – подтвердил он. – Вчера узнал.
– Зачем? Ну зачем это делать?!! Вам-то это зачем?!
– Да дураки, – сказал он. – Бегают по пескам и головы людям режут. Тьфу на них.
Я не стал спорить и лишь попросил об объективной борьбе с терроризмом, без смертоносных железок и экстраординарных методов. После чего вручил ему свежий номер журнала Сноб и воскликнул:
– Почитать не забудьте! Там все изложено!
На лице его отразились сложные переживания. У него чуть не вырвалось что-то, он еще некоторое время боролся с собой – и победил, промолвив:
– Извините, но журнал Сноб – полный отстой.
Я с обидой промолчал, отвернулся к окну и продолжил рассматривать унылые поля.
Ещё немного, примерно через Португалию, пейзажи Ростовской области сменились на столь же беспросветные пейзажи Волгоградской, только лачуги были теперь белого кирпича. За окном пробегали какие-то станции, мелькали непонятные названия: Зимовники, Ремонтники, Котельниковы и ни одного Сан-Себастьяна, Баден-Бадена или Коста-дель-Соль. Вот до чего мы докатились с этим Крымом.
На одной из станций была остановка. У вагонов столпились женщины с подносами и сумками, выкрикивая: «Балычок! Котлетки икорные! Картошечка горячая! Судачок жареный!»
Было видно, что измученные санкциями люди продавали последнее, чтобы купить себе хлеба.
Высунулся из вагона и долго кричал: «Пармезан! Ради всех святых, у кого есть пармезан?!»
Пармезана ни у кого не оказалось и дальше пришлось ехать голодным.
Примерно через полторы Австрии показался Волгоград.
Уже издали была видна огромная агрессивная статуя женщины с занесённым мечом. Невольно вспомнил трогательные европейские статуи писающих мальчиков и смахнул набежавшую слезу.
Волгоград два дня назад праздновал 9 мая, поэтому город всё ещё пребывал в победобесном угаре. Повсюду ходили дети в пилотках со звездой, на автомобилях красовались наклейки с танками Т-34 и штурмовиками Ил-2. На некоторых даже были угрожающие надписи: «На Берлин!» и «Если надо повторим!» Непонятно, кому они были адресованы, так как коллективный Запад проводил и проводит в отношении России исключительно мирную и дружелюбную политику, а всех россиян там всегда ждёт горячая еда и хорошее обращение.
Я смотрел на эти тысячи георгиевских ленточек и недоумевал – неужели носящие их люди не понимают, что они теперь в списках «Миротворца»? Что они больше никогда не смогут посетить Винницкую или Тернопольскую область, поваляться на зелёных от цветущих водорослей пляжах Херсона и спуститься в музейные схроны Львовщины.
На автовокзале пересел в областной автобус и обречённо поехал на тёщин хутор.
Когда проезжали по мосту через Дон, обратил внимание на многочисленных людей с удочками, пытавшихся принести своим голодным семьям к ужину хоть что-нибудь.
Набережная Дона показалась мне неухоженной. Правый берег какой-то обрывистый и крутой, а левый весь в затонах и неподстриженных камышах. Склоны плиткой не покрыты, перил и освещения нет, всё донельзя запущено и совсем не похоже на набережную Круазет.
Стемнело. Автобус проехал уже половину Великобритании, а я всё ещё наблюдал бесконечные поля, непонятно зачем засеянные, так как есть «Метро Кэш энд Керри» и «Пятёрочка».
Ещё через пару часов полей и перелесков, я тревожно задумался о судьбах корпусов быстрого развёртывания НАТО, которые собираются вести освободительные операции на удалённых от Европы местностях. Освободят ли нас? Не затеряются ли все разом где-нибудь между Суровикино и Серафимовичем? Не заблудятся ли, тонко взывая в ночи? Под эти невесёлые мысли забылся беспокойным сном.
Снился датский спецназовец, бегающий по бескрайним полям и отчаянно кричащий «Ау!» и вышедший на его крик хмурый и неласковый мужик с потёртым калашом.
– Ты зачем тут кричишь?
– Чтобы меня кто-нибудь услышал!
– Ну вот я тебя услышал – легче стало?
Вздрогнул от такого кошмара и проснулся уже в хуторе.
Темно, не горят огни магазинов, не светятся уютные модные кафе, яркие афиши не приглашают посетить модный спектакль «Голая пионерка». Дикость, одним словом.
Сноровисто орудуя ложкой, поглощал наваристый борщ, приготовленный обрадованной тёщей, черпал домашнюю сметану из большой миски, хрустко откусывал зелёный лук с её огорода и горько думал – голодает деревня-то…
Рано утром в одиннадцать часов проснулся, надел свою любимую футболку «Брат Навального» и вышел на улицу. На улице никого не было, видимо, все местные ещё спали. Поодаль заметил дедулю в ватнике, дымящего папиросой на лавочке. Подошёл, поздоровался, спросил:
– А что, отец, либералы на вашем хуторе есть?
Дед выронил папиросу изо рта и вытаращил на меня глаза.
И тут я понял, что всю следующую неделю поговорить мне будет совершенно не с кем.
Тут как раз тёща попросила отнести в курятник воды. Как оказалось, курятник нужно было открывать, закрывать и снимать урожай яиц в определённое время. Мне это показалось тоталитарным. Взял ведро, предварительно протерев дужку освежающей салфеткой, и поспешил в курятник. Там нашёл девять кур и большого белого петуха. Сделал светлое лицо, подошёл к петуху, посмотрел ему в глаза и решительно сказал:
– Алексей, так больше жить нельзя. Вы здесь власть! За нашу и вашу свободу! Кто не кукарекает – тот не петух! Так победим!
После чего повесил в курятнике портрет Гозмана и ушёл, оставив удивлённого петуха размышлять.
На следующий день узнал у тёщи, где находится здание сельсовета и как зовут председателя, а через час встал напротив небольшого двухэтажного здания с плакатами «Надоел!» и «Фёдор Михалыч – люди хотят сменяемости власти!»
Простоял час, трус председатель так и не вышел, но зато ко мне присоединился козёл дымчатого окраса. В благодарность за поддержку привёл его на тёщин огород. Тёща нас с козлом прогнала, применив дубинку из черенка лопаты, запрещённую европейской конвенцией по правам человека. Потом прибежала хозяйка козла, наорала на меня всякими нехорошими словами и козла увела. Чистый уралмаш, никакой культуры и толерантности.
Тем же вечером заглянул в местный магазинчик. Возмутило, что продавщица не знает английского, а в ассортименте отсутствует хамон и испанские вина средней ценовой категории. Требовал жалобную книгу, в знак протеста укусил спящего на прилавке кота. Весь вечер мазал зелёнкой кошачьи царапины на лице, отчего наутро удачно гармонировал с надписью на футболке.
Утром из курятника донёсся истошный вопль. Как оказалась, тёща решила выяснить, почему куры перестали нестись и полезла в курятник. В сумраке она нос к носу столкнулась с портретом Гозмана, решила, что за ней пришёл чёрт, поскольку в молодости она была комсомолкой, заорала и потеряла сознание.
Тёмные и невежественные люди, верят во всякую чушь. Полдня склеивал портрет Леонида Яковлевича, роняя скупые слёзы на обрывки.
На следующий день собирался пойти в местную школу, чтобы вывести первоклашек на митинг протеста, но не срослось. Хуторяне собрали денег, вызвали такси, запихнули меня на заднее сиденье, сказали таксисту: «Гони до вокзала без остановок, родной, а будет проситься по нужде - стреляй», после чего дружно, под гармонь грянули припев из «Дорожной» Шнура, а кто-то даже пустился в пляс.
Электоральное болото.
............
Вернулся домой и с болью пишу эти строки, так как с таким населением цивилизованная Европа ещё не скоро распахнёт нам свои объятия.
Тем более, если силы быстрого развёртывания НАТО так и не отыщутся в полях под Суровикино.
©Green Tea