Запретные темы истории - Гитлер о ВОВ и о России

О предыстории германо-советского конфликта Гитлер рассказал в речи перед своими старыми соратниками в пивной Лёвенбройкеллер в Мюнхене 8 ноября 1941 года:

«Когда мы вели наступление на Западе, Советская Россия начала наступление на Востоке. Был момент, когда мы имели в Восточной Пруссии три дивизии, тогда как Россия мобилизовала в прибалтийском регионе 22. И они усиливались из месяца в месяц. От нас это не укрылось. Мы могли точно установить, где, как и когда передвигается каждое отдельное соединение и делали это почти каждый месяц. С этим была связана огромная работа на нашем фронте, что тоже не осталось без внимания. На протяжении нескольких месяцев русские начали строить и частично уже построили не сто, а 900 аэродромов. Нетрудно было понять, с какой целью происходит такое гигантское, выходящее за пределы воображения, массовое сосредоточение русских ВВС. Плюс к этому началось создание базы для наступления, базы столь мощной, что по одному этому можно было судить о масштабах готовящегося наступления. Параллельно в неслыханных размерах увеличилось производство вооружений. Строились новые заводы, о которых вы, товарищи, не имеете представления. Там, где два года назад была деревня, сегодня стоит завод, на котором работают 65.000 человек. Рабочие живут в землянках, только заводские корпуса и административные здания ГПУ спереди выглядят как дворцы, а сзади это тюрьмы с камерами для самых жестоких пыток. Параллельно с этим шла переброска войск к нашей границе не только изнутри страны, но даже с Дальнего Востока этой мировой империи. Число дивизий превысило 100, потом 120, 140, 150, 170.

Находясь под впечатлением этих данных, я пригласил тогда Молотова в Берлин. Вы знаете результаты берлинских переговоров (12-14 ноября 1940 года). Они не оставили никакого сомнения в том, что Россия решила начать наступление самое позднее осенью этого года, а, может быть, уже летом. От нас требовали, чтобы мы сами, так сказать, мирно открыли ворота для этого наступления. Но я не принадлежу к тем людям, которые, как скот, сами идут на бойню. Поэтому я тогда в Берлине быстро распрощался с Молотовым. Мне стало ясно, что жребий брошен и что события неизбежно примут самый трагический оборот.

Это подтверждалось деятельностью Советской России, прежде всего, на Балканах, той подпольной деятельностью, которую мы в Германии хорошо знаем по собственному опыту. Повсюду большевистские агенты, повсюду новые евреи и подрывная литература. Началась подпольная работа, которую вскоре уже нельзя было больше скрывать, да ее и не хотели скрывать. И у нас начали вести новую пропаганду. Правда, она не имела успеха — сказалась эффективность проделанной национал-социалистами работы.

Наконец, настал момент, когда о завершении русской подготовки к наступлению можно было судить по тому, что, за исключением пары дивизий вокруг Москвы, которые явно держали для защиты от собственного народа, и нескольких дивизий на Востоке, все остальные были на западном фронте. К тому же в Сербии разразилось организованное Россией известное вам восстание 27 марта 1941 года — путч, затеянный большевистскими агентами и английскими эмиссарами, и сразу же, 5 апреля 1941 года, был заключен пакт о дружбе между Россией и Сербией. Тогда г-н Сталин был убежден, что эта кампания, может быть, задержит нас на целый год и что тогда скоро наступит момент, когда он сможет, наконец, выступить на сцену, используя не оружие, а свой гигантский людской резервуар. Но сегодня я могу впервые сказать: мы знали об этом кое-что еще.

В 1939 году 4,9 и 30 июля 1940 года в Лондоне состоялись несколько т.н. закрытых заседаний британской Палаты общин, и на этих закрытых заседаниях г-н Черчилль, накачавшись виски, выражал свои мысли, свои надежды и в конце концов своё убеждение в том, что Россия дрейфует в сторону Англии и что он имеет абсолютно достоверные сведения от мистера Криппса, что максимум через год-полтора Россия выступит на сцену, поэтому нужно продержаться еще год-полтора. На этом основывалась непонятная тогда смелость этого господина. Но мы всё время были в курсе.

Я сделал из этого соответствующие выводы. Во-первых, нужно было освободиться на юго-восточном фланге. Сегодня, зная всё, что произошло, мы можем лишь поблагодарить Муссолини за то, что он еще 28 октября 1940 года вскрыл этот гнойник. Нам удалось еще весной за несколько недель окончательно решить эту проблему с помощью поддерживающих нас европейских государств (Венгрии, Румынии и Болгарии) и блестяще закончить кампанию занятием Крита 1 июня 1941 года, заперев тем самым Дарданеллы.

Я уже много говорил об успехах нашего Вермахта. В ходе этой кампании как сухопутные войска, так и авиация покрыли себя славой.

После этого я стал следить за каждым движением нашего великого противника на Востоке. С апреля по май я, можно сказать, непрерывно находился на наблюдательном пункте и отслеживал все процессы, исполненный решимости в любой момент, как только мне станет ясно, что противник готовится к наступлению, в случае необходимости опередить его на 24 часа.

В середине июня признаки стали угрожающими, а во второй половине июня не осталось никаких сомнений в том, что речь идет о неделях или даже днях. И тогда я отдал приказ выступить 22 июня. Поверьте мне, старые товарищи, это было самое трудное решение за всю мою жизнь, решение, о котором я знал, что оно втянет нас в очень тяжелую борьбу, но надеялся, что шансы выиграть ее тем больше, что быстрый мы опередим другую сторону.

Какова была тогда ситуация? Не Западе мы обеспечили свою безопасность. При этом я хотел бы сразу предупредить. В лагере наших противников есть гениальные политики, которые говорят теперь, что я знал, что на нас не нападут с Запада, поэтому осмелился начать наступление ва Востоке. Этим гениям я могу только сказать: они недооценивают мою осторожность. Я провел такую подготовку на Западе, что они могут начать в любой момент. Если господам англичанам захочется предпринять наступление в Норвегии, на побережье Германии, в Голландии, Бельгии или во Франции, мы можем только сказать: «Давайте! Вы уйдете еще быстрей, чем пришли». Мы привели сегодня эти побережья в иное состояние, нежели то, в каком они были еше год назад. Работа там была проведена с национал-социалистической основательностью. Руководил большей частью этой работой — достаточно назвать лишь одно имя — наш товарищ Тодг.

Разумеется, работы там продолжаются непрерывно. Вы знаете меня со времени основания партии. Я никогда не успокаиваюсь, и если где-нибудь стоят десять батарей, то к ним из предосторожности добавляются еще пять, а там, где стоят 15 — ещё пять и ещё, благо наши противники поставляют нам достаточное количество батарей.

Мы оставили везде достаточно сил, чтобы быть готовыми в любой момент отразить нападение. Его не произошло? Тем лучше. Я против кровопролития. Но если они придут, то, как уже сказано, уйдут еще быстрее. В этом мы уверены.

На Балканах мы также себя обезопасили. В Северной Африке нам также удалось совместными усилиями установить стабильный порядок. Финляндия изъявила готовность выступить на нашей стороне, Румыния тоже. Болгария также осознавала опасность и не делала ничего, что могло бы причинить нам вред. Венгрия тоже поняла, что наступает великий исторический час и приняла героическое решение. Так что, когда настало 22 июня, я, осознавая свою ответственность перед собственной совестью, решил предупредить нависшую угрозу, может быть, с опережением всего на несколько дней».


Обращение Гитлера к немецкому народу 22 июня 1941 года:

"Немецкий народ! Национал-социалисты! Одолеваемый тяжелыми заботами, я был обречен на многомесячное молчание. Но теперь настал час, когда я, наконец, могу говорить открыто."
.....

Продолжение здесь:
http://www.hrono.info/dokum/194_dok/1941gitler.html

Где гарантии, что фюрер не врёт своим партийным товарищам про агрессивные намерения Сталина?

Гарантий, разумеется, никто дать не может. Врали все. И тогда и сегодня. С другой стороны в начале ноября 41-го войска вермахта стояли у стен Москвы, от победы их отделяли какие-то 20 километров, поэтому речь фюрера вряд ли можно расценивать, как попытку оправдать себя перед старыми партийными товарищами.

Разумеется, публичные выступления или же газетные статьи нельзя воспринимать за истину в последней инстанции. Читать их нужно между строк и отделять зерна от плевел, но вот секретные документы, переписку высших правительственных чиновников читать нужно построчно и сопоставлять, сопоставлять и сопоставлять... Например:

Доклад рейхсминистра внутренних дел д-ра Фрика и рейхсфюрера СС и начальника германской полиции Гиммлера германскому имперскому правительству о подрывной работе Советского Союза, направленной против Германского Рейха. от 10 июня 1941 года.
http://www.hrono.info/dokum/194_dok/1941frik.html

Взаимное подозрение между СССР и Рейхом понятно, тем более, что с востока угрожала союзница Рейха, Япония. Войны было не избежать, обе стороны готовились, Гитлер заморозил операции в Европе и вышел на дорожку забега первым...

Меня в данном случае интересуют две вещи:

1. Почему речь Гитлера от 22 июня 1941 года в СССР никогда не публиковалась и о ее существовании ничего вообще не говорилось? Многие скажут, что ответ на этот вопрос лежит на поверхности, там же между большевиками и евреями поставлен знак равенства, но, на мой взгляд, все здесь далеко не так однозначно и просто.

2. Насколько прав (или неправ) Суворов-Резун в связи с утверждением Гитлера о сосредоточении более сотни советских дивизий на западной границе в плане готовящегося превентивного удара Сталина, т.е. практически все Вооруженные Силы СССР того времени вплоть до Урала, если не до Байкала?

Здесь довольно интересна тайная беседа Молотова с Гитлером, стенограмму которой, вопреки международному этикету, и опубликовал Гитлер в своем обращении к немецкому народу. Не потому ли Сталин впал в шоковое состояние, что его личные имперские планы по захвату Финляндии, Румынии, Болгарии и, наконец, вожделенных со времен Первой Мировой войны Дарданелл провалились?

В том-то и дело, что пока она "угрожала", Гитлеру нечего было бояться удара в тыл, но после заключения договора о ненападении между СССР и Японией и, как следствие переброски большого количества советских войск к западной границе, дело запахло керосином.

Переброс естествен ввиду наличия такого грозного потенциального агрессора как Рейх. Удручает только ужасающая неготовность Красной Армии к военным действиям. Как можно было угробить столько ресурсов и людей за 6 месяцев :devil: . Вермахт был силен, уже имел опыт войны, но каким образом Сталин якобы собирался воевать с армией в таком состоянии? Имея ввиду оборону после 22 июня, не могу поверить, что нападение первым было бы успешным.

Понятно, что оборонительная тактика в корне отличается от наступательной. "Броня крепка и танки наши быстры", "Будем бить врага на его территории" и т.п. Пятикратное превосходство в живой силе и технике - это как раз то, что нужно для успешного наступления. А ведь онo былo. О его качестве я сейчас не говорю.

Если бы готовились к обороне, причем к глубоко эшелонированой, то ни в коем случае не бросили бы укрепления на старой границе, которые были не хуже линии Мажино, не расположили бы склады ГСМ, боеприпасов и аэродромы в радиусе действия немецкой ближней авиации. Поэтому все это накрылось медным тазом в первые дни, даже часы войны. Никакой линии фронта не было, не было связи с частями... Что было? Были очаги ожесточенного героического сопротивления и целые армии, попавшие в окружение. Но, самое главное, не было никакого второго оборонительного эшелона с необходимыми тыловыми структурами. Все, что было, было в непосредственной близости от новой границы, а позади, до самой Москвы, не было практически ничего.

Если задаться вопросом о понесенных Красной Армией человеческих жертвах, то, скорее всего, большая их часть приходится именно на эти первые шесть месяцев войны и еще на последний. Но в апреле 45-го - понятно, нужно было взять Берлин во что бы ни стало, вперед союзников и к Первомаю, а как же объяснить понесенные жертвы в начале войны, когда, казалось бы, Красная Армия была в обороне и именно наступающий противник должен нести многократные потери? Это можно только объяснить полным отсутствием этой самой обороны. Дислокация частей и соединений была явно временной, полевой, а на узловых станциях стояли составы в тупиках с неразгруженными боеприпасами.

Разве было не так?

А как же можно было не подготовиться к опережающей атаке противника? :| Ведь при таком скоплении солдатов и техники с обеих сторон любое было возможно. Думаю, что Сталин вообще не предвидел и не хотел горячих военных действий в близком будущем, он был попросту не готов ни к обороне, ни к нападению. Гитлер опередил намного и застал Красную Армию в небоеспособной стадии, когда или готовилось отдалённое будущее наступление, или оборона еще не была построена. Гитлер выбрал момент, иначе опоздал бы.

Андропов чуял что останки гитлера не те...