Фильмы. Рекомендации. Впечатления

Поздняя любовь маршала Толбухина и Фаины Раневской.



А все началось как в старом анекдоте. Помните: из ресторана вываливается пьяный, и увидев человека в золотой фуражке и в брюках с лампасами кричит: - Швейцар! Такси!
Тот ему отвечает: - Я не швейцар. Я адмирал. – Адмирал!? Тогда катер к подъезду!
Фаина Раневская в 1947 году была в Тбилиси. Пошла с компанией в ресторан, поужинать, но недожаренная семга ей не понравилась и она ушла. Когда выходила ей галантно придержал дверь человек в золотой фуражке и в брюках с лампасами.
– Ах, благодарю! Здесь такие двери, что без помощи швейцара я всегда боюсь быть зажатой между створками.
– Но я, извините, не швейцар, – прозвучал слегка обиженный голос.
Раневская подняла глаза. Перед ней стоял высокий, почти огромный военный.
– Боже мой! Товарищ генерал, простите великодушно!
– Я не генерал. – опять обиженным детским тоном ответил военный – Я – маршал.
Раневская внимательно взглянула на него. Она уже давным-давно не видела вот таких больших, сильных, уверенных в себе мужчин, которые могли бы так вот обижаться. Почти как дети.
– Так это сам маршал открывал мне двери? В жизни не забуду! – без всякого притворства воскликнула удивленная Раневская.
Должно быть, Толбухин был тронут искренностью актрисы, потому что немедленно предложил:
– Меня ждет машина. Я могу вас подвезти. Куда вам нужно?
– Ой, что вы, премного благодарна. Но после всех ароматов ресторана мне просто обязательно нужно проветриться на вечернем воздухе Тбилиси. Или в моих волосах навсегда останется запах жареной рыбы.
Сумерки уже сгустились, в свете неяркого фонаря Толбухин как-то пристально взглянул на Раневскую и с некоторой робостью сказал:
– Простите, вы очень похожи на актрису, которая играла в фильме…
– И на какую же? – спросила Раневская, стараясь скрыть разочарование. Наверняка понравившийся ей военный вспомнит фильм «Подкидыш» и уже порядком опостылевшую ей фразу «Муля, не нервируй меня». Такая известность уже порядком достала великую актрису. Нормально не могла пройти по улице. Взрослые улыбались ей вслед, дети бегали за ней, выкрикивая: «Муля, не нервируй меня».
Однажды она повернулась к ним и не выдержав проникновенно произнесла: «Дети! Идите в ***». Неужели и этот огромный военный сейчас брякнет про Мулю.
Но тот неожиданно смутился, совсем как мальчишка. Раневская не могла не увидеть его виноватую улыбку. Словно признаваясь в чем-то нехорошем, неприличном для мужчины его ранга и звания, он смущенно ответил:
– Я совсем случайно увидел сказку. Там была такая актриса… героиня. Мачеха. Мне было ее жаль. Вы похожи на нее.
– Как? – Фаина Раневская остановилась. – Вам понравилась моя мачеха?
– Так вы – Раневская?
– Вы запомнили мою фамилию?
– Профессиональное.
Они стояли друг против друга. Этот короткий диалог был для них сродни самому искреннему признанию. Сказка вдруг невероятным образом сблизила людей, сразу оголила их чувства до той самой степени, когда всякие вопросы в отношении друг друга почти исчезают.
– Разрешите мне погулять вместе с вами? – робко проговорил Толбухин.
– С удовольствием! – весело ответила Раневская. – С таким маршалом, который любит сказки, я готова гулять всю ночь.
Весь вечер до глубокой ночи они бродили по старому Тбилиси. Гуляли, разговаривали, смеялись. Для Фаины Раневской эта встреча буквально перевернула мир. Перед ней был мужчина, воин, под командованием которого находились сотни тысяч солдат. Он приказывал им, посылал их в бой, вершил сотни тысяч судеб. При всем этом неожиданно мягкий, почти робкий мужчина. Она чувствовала, что маленький романтичный ребенок сидит глубоко-глубоко внутри грозного маршала. Фаина Георгиевна была просто счастлива, что смогла увидеть его, что именно ей он, ребенок, открылся.
Они стали встречаться. «Он дивный! Он необыкновенно чудный человек», – делилась однажды Раневская со своей подругой впечатлением о Толбухине.
Их встречи не были ослеплены какой-то необыкновенной страстью. Это было больше похоже на романтические встречи двух совсем юных, неопытных студентов, где каждый дорожил внутренним миром другого, хранил его, защищал от суровой реальности окружения. Старались оставаться вдвоем. Избегали людных мест, где оба были бы на виду. И не потому что боялись каких-то слухов и сплетен. Им хорошо было вдвоем.
Нельзя сказать, что Толбухин стал для Раневской идеалом мужчины. Но он был, пожалуй, единственным ее знакомым, о котором она никогда не говорила в игривом, шутливом, ироничном тоне. О любом человеке она могла пошутить, найти в его характере некую черту для своей незлобивой или очень острой иронии. Но о Толбухине Фаина Георгиевна всегда отзывалась с величайшим уважением и с какой-то невероятной материнской нежностью.
Кто знает, может быть, для нее Толбухин был одновременно и мужчиной, и сыном.
В августе у Раневской был день рождения. Шел 1947 год. Много позже, когда пройдет почти два десятка лет после этого дня, Фаина Раневская в разговоре со своей подругой признается:
– Милая! У меня в жизни был такой день рождения, который я могу назвать необыкновенно счастливым. Давно… в сорок седьмом году. Но я помню его каждую минуту.
Больше ничего про этот день Фаина Раневская не рассказывала. Говорила только, что ей было еще весело. И говорила про подарок, который ей сделал Федор Толбухин. Маршал прошедший всю войну покоривший и освободивший шесть государств (больше чем кто-то из других советских полководцев) мог осыпать возлюбленную золотом, мехами, драгоценностями...
Маршал Толбухин подарил Раневской игрушечную заводную машинку. Двое зрелых, пятидесятилетних людей, сидели на полу и играли с машинкой. Для Раневской это был самый лучший подарок – дороже алмазов и и палантинов из соболей.
Прошло еще два года. Все это время они очень часто встречались. Толбухин как командующий Закавказским военным округом часто посещал Москву по делам, и тогда это были вечера, наполненные нежностью и искренним уважением друг друга. Несколько раз Фаина Раневская приезжала в Тбилиси. Они долго не могли быть в разлуке. А в 1949 году маршал Советского Союза Федор Иванович Толбухин умер.
Жестокий удар судьбы Раневская приняла молча. Ей помогли с пропуском на похороны. Мало кто узнал в тихой, скорбной женщине под вуалью, великую Фаину Раневскую.
Она умерла в 1984 году. Единственным существом, скрасившим в старости её одиночество, был пёс по кличке Мальчик — подобранная ею на улице дворняжка.

Маргарита Терехова вспоминает о Фаине Раневской (артистки играли на одной сцене):
Я была ещё студенткой... Однажды бегу по тёмному коридору театра и вдруг сталкиваюсь с самой Раневской. С перепугу спрашиваю её: «Фаина Георгиевна, а вы забываетесь, когда играете на сцене?».
На что она мне спокойно ответила: «Дорогая моя, если я буду забываться на сцене, то свалюсь в оркестр». И плавно пошла дальше.
...Как-то мне предложили роль в спектакле «Живой труп». Я тогда уже была беременна и отказалась.
Буквально на следующий день раздался звонок от Раневской.
«Деточка, – начала она, – вы собираетесь рожать, а у вас такая замечательная роль».
«А разве живой ребёнок не дороже одной или нескольких ролей, Фаина Георгиевна?» – возразила я. Она помолчала и ответила: «Пожалуй, вы правы».

Теперь навсегда трое вместе - в одной лодке...

Александр Ширвиндт:
"Главная беда была - химия. На выпускном экзамене я с ужасом узнал, что химии - две: органическая и неорганическая. Мне одной-то было через голову. Перед экзаменом наши умельцы взорвали в кабинете дымовые шашки, в дымовой завесе украли билеты и пометили мне один точечками с обратной стороны.
Всю ночь, как попугай, я повторял какие-то формулы. На следующий день вытащил помеченный билет. Словно автомат, лепил ответ, но попался на дополнительном вопросе: "Как отличить этиловый спирт от метилового?" Я вспомнил, что от одного слепнут, а из другого делают водку. И начал: "Возьмем двух кроликов. Капнем им в глаза разного спирта. Один - слепой, а другой - пьяный".
Мне поставили тройку условно, взяв с меня обязательство никогда в дальнейшей жизни не соприкасаться с химией. Что я честно выполняю. Кроме разве прикосновения к спирту, хотя до сих пор не знаю, что я пью - этиловый или метиловый. В связи с тем, что вижу все хуже и хуже, думаю, что пью не тот."

⠀

Как Орнелла Мути вырвалась из нищеты и чуть не угодила в тюрьму за ужин с Путиным?

Эту историю рассказал журналист-международник Олег Александрович Якубов. В 74-м или 75-м году труппа ленинградского БДТ была на гастролях в Ташкенте. В их числе Сергей Юрский. Однажды после спектакля Якубов подошёл к любимому актёру и пригласил его в гости:
- Сергей Юрьевич, разрешите пригласить вас на плов.
- Имейте в виду, что только на плов! А то каждый вечер ко мне подходит какой-нибудь еврей, приглашает на плов, я прихожу, а вместо плова на столе фаршированная щука. Хозяин оправдывается: плов-то вы везде покушаете, лучше щучку отведайте! На другой день вместо плова либо фаршированный перец или ещё что-то. И бесконечные оправдания. Я теперь кроме плова есть ничего не хочу. Понятно?
Якубов жил в стеснённых условиях холостяка, поэтому пригласил актёра в шикарную трёхкомнатную квартиру своего отца, к тому времени уже овдовевшего. Тот возмутился:
- Такой человек в доме, а ты хочешь его кормить этой рисовой кашей?!
К приходу гостей стол ломился от разносолов: икра, крабы, деликатесы и многое другое. Якубов-старший, видимо, скупил весь ассортимент советских гастрономов и восточного базара. При виде этой мечты гурмана лицо Юрского исказилось болью, потому что на подходе к дому они чувствовали запах плова.
Слава богу, плов тоже был, гости засиделись до утра. Когда вышли из дома, увидели на лавочке соседа дядю Жору, который проводил там иногда ночи, когда приходил домой пьяным и жена его не пускала на порог.
Увидев выходящую компанию с Юрским, нетрезвое лицо вытянулось, а губы невольно произнесли:
— Ё* твою мать! Бендер!
Взято из «Актерская курилка»

Юные Евгений Леонов, Леонид Куравлев, Лайма Вайкуле и другие: 11 архивных снимков знаменитостей

Леонид Гайдай перед съемками комедии "Иван Васильевич меняет профессию" обратился в конструкторское бюро с заданием разработать макет Машины Времени для фильма. Целых полгода специалисты бюро колдовало над "изобретением" и разродилось проектом чуть ли не настоящего космического корабля.
Главный герой картины - одиночка-изобретатель Шурик - даже в самых смелых своих мечтах не смог бы приблизиться к такому техническому совершенству. Требовалось принципиально новое решение.
Сроки уже поджимали, съемки подходили к концу, а в то же самое время режиссёр никак не мог "отправить" одного Ивана Васильевича в прошлое, а другого в наше время. И тут Гайдаю посоветовали: "Есть на Мосфильме такой специалист по фамилии Почечуев". В ту пору он работал художником-скульптором в "Руслане и Людмиле", и молва о нем шла по "Мосфильму" как о мастере на все руки: и лес сказочный сотворит, и чертоги Черномора.
Переговоры велись на равных. Гайдай был на мели из-за дефицита времени. Почечуев – из-за дефицита денег. И уже через два дня перед отчаявшимся режиссером лег новый проект.
Вячеслав принес большой лист ватмана, на котором углем было изображено НЕЧТО: трубки, колбы, шарики, пружины, змейки. И — провода! Сплошная абстракция и невиданное нахальство. Съёмочная группа онемела. Съемки явно срывались… Но Почечуев был красноречив, артистичен и убедителен (ему надо было кормить семью). И Гайдай сдался, другого "изобретателя" искать не стал.
В кратчайшие сроки, всеми правдами и неправдами, но Машина была собрана. В помощники Почечуеву пристегнули двух слесарей. Вытащили со склада какие-то штуковины, оставшиеся после "Соляриса" Тарковского. Съездили в город Клин на стекольный завод, разместили заказ (который по слухам чуть ли не на следующий день изготовил за пару бутылок водки дядя Вася из продувного цеха). Накупили мигалок, вспышек, реактивов, посуды для химических реактивных опытов, и Машина предстала в павильоне во всей красе.
Как только она заработала, с первого запуска, она влюбила в себя всю съёмочную группу. Что-то в ней таинственно ворчало, сверкало и булькало, и колыхалось. Фильм был спасён.
В результате сам скульптор получил премию от "Мосфильма" сорок рублей и справку из бухгалтерии: "Деньги выданы за изобретение машины времени" - причем, без всяких кавычек.

На фото Вячеслав Почечуев со своим изобретением, 1972 год.

Не все знают, что Фаина Раневская (имя при рождении — Фанни Гиршевна Фельдман) взяла себе сценический псевдоним в честь главной героини пьесы «Вишневый сад» Антона Павловича Чехова. Актриса как-то вспоминала о рождении этого псевдонима:
«Я получила денежный перевод от мамы. А когда мы вышли из массивных банковских дверей, то порыв ветра вырвал у меня из рук купюры — всю сумму. Я остановилась и, следя за улетающими банкнотами, сказала:
— Денег жаль, зато как красиво они улетают!
— Да ведь вы Раневская! — воскликнул мой спутник. — Только она могла так сказать!
Когда мне пришлось выбирать псевдоним, я решила взять фамилию чеховской героини. У нас есть с ней что-то общее, далеко не все, совсем не все...»..
Кстати, с Чеховым Раневскую сближает не только псевдоним. Оба они родились в Таганроге.
Удивительно, что именно Раневскую Фаине Георгиевне сыграть не пришлось, хотя она играла во многих пьесах Чехова. В том числе, в «Вишневом саде» в начале 1920 годов, но тогда ей досталась роль Шарлотты Ивановны, гувернантки.
Стоит отметить, что в списке любимых писателей Раневской Чехов был на втором месте. Больше всего Раневская любила Пушкина.

Легендарную дверь из «Титаника» продали на аукционе за $700 000. Благодаря ей осталась жива главная героиня фильма.
Но до сих пор непонятно, почему она не дала лечь рядом с собой и главному герою? Почему оставила его умирать в ледяной воде?



В 2023 году режиссер фильма Джеймс Кэмерон решил высказаться на эту тему. По его мнению, герой наверняка мог забраться на дверь и, вероятно, действительно остался бы жив, однако в критический момент влюбленный юноша размышлял совершенно по-другому. «Он думал не о собственном выживании, его мысли были другими: «Я не собираюсь делать ничего, что может поставить под угрозу ее жизнь».
Сильно, не правда ли? Да вот только, обнявшись тесно, можно было подольше сохранять тепло в телах - и уж точно дождаться спасателей. Так что совместное пребывание на двери и героине было бы полезно.
В общем, законы драматургии взяли верх над здравым смыслом. Герой обязан был умереть!