Музыка, которую мы слушаем

Летом 1981 года в квартире молодого, но уже супер-успешного советского композитора Александра Журбина раздался телефонный звонок.
В СССР в составе делегации приехала какая-то депутатша конгресса Мексики. Советский Союз имел виды на Мексику, поэтому заигрывал и старался по возможности обаять разных деятелей из этой развивающейся страны.
Мексиканку спросили — что ей интересно было бы посмотреть в Советском Союзе, с кем познакомиться?
Депутатша ответила, что в молодости занималась музыкой и ей было бы интересно узнать, как в Советском Союзе обстоят дела в этой отрасли народного хозяйства.
Решено было показать так сказать товар лицом. Самым подходящим для обаяния депутатши признали Журбина — 36 лет, член КПСС, на тот момент автор 6 мюзиклов, 3 опер (в том числе первой советской рок-оперы "Орфей и Эвридика"), 2 симфоний и нескольких концертов для фортепиано с оркестром. Это не считая многочисленных песен и мелодий к фильмам.
В назначенное время в квартиру к Журбину приехала депутатша в сопровождении переводчика и сопровождающего. Познакомились, сели пить чай. Журбин, что называется распустил хвост и рассказал обо всех своих достижениях.
Потрясенная депутатша слушала с открытым ртом про рок-оперы и симфонии, вынуждена была признать, что в Мексике нет и близко ничего подобного. Журбин сыграл несколько своих мелодий на рояле.
Депутатша, что называется "була у захваті".
Наконец, Журбин вспомнил, что его гостья тоже имеет какое-то отношение к музыке и предложил ей сыграть что-нибудь.
Депутатша отказывалась, говорила, что она никоим образом не может даже и подумать, сесть за инструмент после великого Журбина, ведь его рок-оперу сыграли (подумать только!) уже около 2 тысяч раз.
После таких лестных слов гостьи, Журбин удалился к тумбочке, достал одну из своих пластинок, надписал и одарил ею депутатшу.
Но Журбин снисходительно настаивал.
— Ну, хорошо, — наконец-то сдалась депутатша. — В молодости, я сочинила одну песню. Сейчас я вам её исполню.
Мексиканка села за инструмент и сыграла. И даже спела.
Повисла звенящая тишина. У всех трёх советских товарищей отвалилась челюсть.
Журбин что-то лепетал про то, что он считал эту песню народной. Но нет. Автор мелодии и слов сидела за его роялем собственной персоной.
Это была Консуэло Веласкес. И её "Bésame mucho".
"В тот момент, когда Консуэло сидела и играла свою бессмертную мелодию на моем рояле, я просто потерял дар речи. Но не надолго. Когда она закончила, раздался «шквал аплодисментов» (я, вааповец и переводчик старались изо всех сил).
А потом я не оплошал. Я встал на колени перед сеньорой Веласкес. Я целовал ее руки. Я попросил прощения за мой неуместный снобизм и покровительственный тон. Я сказал, что для меня огромная честь принимать у себя такую великую женщину. И попросил не обижаться на скромный прием.
Консуэло выслушала меня с улыбкой (переводчик, надеюсь, перевел все правильно, включая мою пылкую жестикуляцию). Потом сказала, что она абсолютно не обижается, что она очень рада знакомству, и что все было очень хорошо.
После этого я попросил у нее разрешения, достал магнитофон, и записал ее игру и пение. Потом мы поиграли немного в четыре руки", - вспоминал Александр Журбин.

 

Песня моей молодости: