Шахматисты идут в театр

давайте видеть прекрасное в мелочах

Сидит шахматист в театре на "Евгении Онегине". Толкает в бок соседа и спрашивает:
— Скажите, а Ленский еврей?
— Нет, не еврей.
— Скажите, а Татьяна Ларина еврейка?
— Нет, не еврейка!
— А няня, няня еврейка?
— (Взбешённо) Еврейка, еврейка!
— Браво, няня, браво!

О любви.
«В моей профессии любовь постоянно приходится играть. Про любовь я наигрался, поэтому в жизни, когда говорят «любовь», у меня сразу возникает ощущение либо вранья и соплей, либо сурового быта: дети, внуки, тещи, невестки, обязательства… И всплывают воспоминания: когда начиналась вся эта любовь, не было ни квартир, ни машин. Велосипеды были.
А как любить на велосипеде? Женскую грудь я впервые увидел в родильном доме. Мама рассказывала, что, когда она стала меня кормить, я смотрел на грудь как настоящий бабник… Получается, что в жизни я однолюб. То есть мужчина, испортивший жизнь только одной женщине…»
О верности и молодости
«Жён на старости лет не меняют! Все эти культы молодости, новомодные силиконы – химия. А я люблю натуральный продукт. Пусть он уже не очень свежий, зато я буду знать, что он выращен в огороде, а не в химической лаборатории… И сам буду доживать со своим лицом, и ничего в нем менять не буду. Помню, меня покойная Люся Гурченко как-то заставила челюсть сделать — для голливудской улыбки. Мы с ней снимались в фильме «Аплодисменты, аплодисменты…». Она сказала: «Всё, я сниматься с тобой не буду, езжай делать челюсть!» А ей нельзя было ни в чём отказать — при её-то напоре. В общем, она меня дожала. Я и поехал. Делали мне челюсть не у дантистов, а в мастерской на «Мосфильме». Залили в рот самосвал бетона — я чуть не задохнулся. А потом слепили страшную белую челюсть каких-то лошадиных размеров… Я приехал в Ленинград, воткнул её в рот и спросил Люсю: «Ну, ты шовольна? Я шепель шкашать нишего не могу». А она: «Зато как выглядишь!»
О возрасте.
На очередной диспансеризации у меня обнаружили синусовую брадикардию. В переводе на общедоступный – перебои. Вероятно, от сердца эти симптомы поползли по организму, и возникла мерцающая аритмия мысли.
Сейчас постановили, что нужно очень внимательно относиться к людям предпенсионного возраста. Это прекрасная находка. Можно, например, при достижении предпенсионного возраста начать переучиваться на другую профессию. И государство в этом поможет. Предположим, если ты всю жизнь занимался макраме, то в 60 лет логично осваивать лесоповал , чтобы к 85-ти где-то в районе Иркутска стать успешным китайским лесопромышленником. Такая неожиданная забота о стариках – или следствие полной неуверенности в молодежи, или хитрый ход для убыстрения вымирания, так как обычно, если мы что-то начинаем беречь, то это накрывается быстрее всего.
Несколько лет назад, я посчитал художественных руководителей московских театров находящихся в возрасте от 80 до 90 лет. Великая дама советского и постсоветского времяпрепровождения на этой Земле (пишу это с полной ответственностью) Галина Борисовна Волчек сказала как-то на встрече с артистами, что необходимо в силу возраста подыскать для наших кабинетов сиделок. Тем самым даже она признала наличие заболевания.
О времени.
Лет двадцать подряд я отдыхаю на Валдае – тупо сижу с удочкой. Саша Абдулов и Андрюша Макаревич на окраине Валдая построили дома. Когда Абдулов при всей своей занятости вырывался туда, там стоял дым столбом. Как-то звонит он мне полпервого ночи: «Дядя Шур, Андрюшка приехал, ребята собрались, давайте к нам». Я начинаю кобениться: «Саша, уже ночь, я старый. В следующий раз обязательно». И не оторвал задницу, не поехал. Сашку я больше не видел. Когда куда-то зовут, надо сразу лететь, а то есть риск больше никогда не увидеться.
Устраивали как-то вечер памяти Элика Рязанова в Концертном зале имени Чайковского. Через три дня там же – вечер памяти Булата Окуджавы. Не прошло и недели – презентация книги о Михаиле Козакове. В Доме актера – вечер воспоминаний о Сереже Юрском. И я везде выхожу на сцену – становлюсь единственным случайно дожившим и превращаюсь в атрибут ритуальных услуг.
Об Израиле.
В последний раз я был в Израиле в 2016 году. А до этого – аж 21 год назад, в 1995. Тогда убили Рабина, и у нас отменился спектакль в Хайфе. И ничего за годы не меняется: море не украли, третий храм не построили. Мне очень-очень тут хорошо: как в гостях, откуда очень приятно возвращаться домой. Голос крови на этой земле звучит совершенно иначе, конечно. Но у меня никогда не было даже мыслей об эмиграции. Я физиологически не могу нигде больше существовать, кроме как в России. Ну, и тем более, ты здесь – действующая фигура, а там что, сидеть на пособие в сквере?!»
Об отношении к людям.
«Я прощаю людям абсолютно всё, кроме злости, скупердяйства и антисемитизма».

1999 год. Танцовщика зовут Вадим Яруллин. Он как-то пришел на работу в Казанский театр оперы и балета, переоделся в льва, и тут ему сообщили, что он два месяца назад уволен. Задним числом, без права на помилование и даже типа по собственному желанию. И вот пусть львом свеженький лузер побудет-постоит - и идет в баню. Ну парень и отыграл последний спектакль... )) Скажу лишь, что после длительных судебных процессов Яруллина на работе восстановили. И тогда артист уволился сам. Уехал в Москву. Заслуженный артист Татарстана Вадим Яруллин был солистом двух театров: «Корона русского балета» и музыкального детского имени Наталии Сац.