Папка Нафферта

Особый Заказ


Иван Паринов считался в Рамони человеком беспутным и никчемным, но его возвращение в село после многолетней отлучки вызвало пересуды – где он был, да что делал в прошедшие годы.
Наведались к нему по поводу недоимок, накопившихся за семьею. На удивление, Иван рассчитался сполна. После этого пошел наниматься лесником и, не без колебаний, был принят на службу.
Колебания управляющего оказались напрасными – Паринов не давал потачки ни близким, ни дальним (Париновых в Рамони – каждый четвертый), ни чужим. Строжко смотрел за хозяйским лесом и пресекал малейшие поползновения односельчан поживиться на барском угодье.
Только достанет мужик топор, примерится к ладному столу, как неизвестно откуда налетал Иван Паринов, ловкой подсечкой валил с ног и дальше уже бил таким боем, что вдругорядь соваться в лес не хотелось. А когда братья Салмановы, Осип да Фрол, сами известные скуловороты, пошли ночью на кордон с намерением и поживиться, и Ваньку поучить, но не вернулись, самые бедовые головы поняли – лес для воровства закрыт.
Салмановых, конечно, искали, да что докажешь? Не заявишь же – пошли-де воровать. Решили, что проверяли верши в реке, и утонули.
Но лишь год поработал лесником Иван. Потом заболел. Болезнь его была странною, и доктор Павел Павлович Хижин ночами погружался в медицинские фолианты, пытаясь отыскать в литературе хоть что-нибудь подобное. Проявлялось страдание тетрадой – светобоязнью, извращенной формулой сна и заметным снижением температуры и массы тела.
Иван Паринов не выносил солнечного света – кожа его под воздействием лучей мгновенно краснела, а спустя несколько часов покрывалась пузырями величиною с пятак и больше. Глаза также не выносили солнца, и потому целые дни Иван проводил в избе с занавешенными окнами. К тому же и спал он теперь только днем, а ночью выходил наружу и часами при звездах или луне сидел на скамеечке, или шатающейся походкой удалялся в лес. За два месяца он потерял двадцать фунтов веса, а температура тела снизилась до тридцати двух градусов шкалы Цельсия.
Неизвестно, как болезнь развивалась бы дальше, но Иван Паринов решил положить конец страданиям. 14 февраля 1895 года (даты здесь и далее по старому стилю) его нашли повесившимся в сарае.
Как человек бывалый, Иван оставил бумагу, в которой написал, что вешается из-за того, что нет больше сил сносить мучения и просил сжечь его тело на костре.
Следствие вполне удовлетворилось этой запиской, но тела, разумеется, сжигать никто не стал – не заведено это на Руси. Поскольку самоубийц на кладбище хоронить не принято, могилой его стал все тот же лес – точнее, кордон "Зверинец". Похоже, управляющий поступил так не без умысла: суеверные рамонцы боялись Ивана живого, пусть же и мертвый охраняет он лес и зверье.
И задумка сработала: среди селян поползли слухи о том, что ночами Иван Паринов выбирается из могилы и бродит по Зверинцу, подстерегая незадачливых любителей барского добра или просто невинных путников, идущих ночью из Графского в Рамонь или наоборот за своей надобностью.
Более того, поговаривали, что вместе с Париновым видели и братьев Салмановых, и в виде самом престранном – оборванные с горящими глазами рыскают они в ночи в поисках христианской крови.
До поры до времени просвещенные рамонцы на рассказы эти внимания не обращали: известно, человеческая фантазия ищет, где бы ей развернуться. Но утром двадцать шестого апреля в Рамонь прибежал некий Игнат Орхипенко и сказал, что на него с отцом ночью напали по дороге из Графского. Напали трое, с виду (стояла полная луна) страшно оборванные, перемазанные грязью люди, от которых тянуло мертвечиной. Ему, Игнату, отец приказал бежать, а сам принялся стрелять в нападавших из револьвера – Орхипенки занимались торговлей и, из опасения лихих людей, имели при себе оружие.
Немедленно организовали поиски. До тридцати человек пошли на левый берег реки, в лес. В месте, указанном Орхипенкой–младшим нашли несколько стреляных гильз, револьвер с пустым барабаном да изрядные пятна крови на траве. Поиски же тела или тел никакого результата не дали, несмотря на то, что искали со рвением, брали с собою и собак. Но собаки вместо помощи оказались обузой – скулили, жались к земле, тянули прочь.
В описании младшего Орхипенки рамонцы распознали и Паринова и братьев Салмановых, хотя описание было скупым и сбивчивым, и под него подойти мог любой, обрядившийся в рванину. Слухи пошли совсем нехорошие – вурдалаки-де населили лес.
В это время из Санкт-Петербурга приехали хозяева леса Ольденбургские – лето они обыкновенно проводили в своем рамонском имении.
На удивление, Александр Петрович принял известие о происшествии на кордоне со всей серьезностью. Он подробно расспросил доктора Хижина о болезни лесника, родных Паринова – о том, где побывал Иван (те знали мало), говорил и со старожилами о слухах, ходящих по Рамони.
Слухи тем временем перерастали в панику. Наиболее отчаянные рамонцы вспомнили завет Ивана о том, что тело его следует сжечь, и решили исполнить, пусть и запоздало, последнюю волю умершего. Как это обыкновенно случается, мужики подбодрились свекловичной водкой и спешно принялись за дело. Когда Александр Петрович с сыном на лошадях прискакали на кордон, могилу уже начали разрывать.
Принц не стал кричать и браниться, а предоставил мужикам довести дело до конца, хотя те, протрезвев, готовы были отказаться от вздорной затеи.
Рыхлая земля подавалась легко, вот уже заступ стукнул о крышку – но крышка лежала отдельно от пустого гроба.
В смятении мужики обступили принца и стали просить, чтобы тот вызвал войска.
Как мог, принц их успокоил, объяснив, что, верно, лихие люди нарочно перепрятали тело лесника. Перепрятали, а теперь пугают людей, одеваясь в похожую одежду и нарочно измазавшись землей. Пообещав изловить злодеев и тем отчасти успокоив мужиков, Ольденбургский с сыном вернулся во дворец и тотчас сел за письмо уроженцу Рамони Сергею Ивановичу Мосину, ставшему чрезвычайно известным оружейником. Принц просил конструктора изготовить необычную вещь – гладкоствольное ружье, стреляющее пулями с особо высокой скоростью – тысяча шестьсот метров в секунду.
Пять лет назад знаменитая трехлинейка победила в ожесточенной конкуренции с изделием бельгийского оружейника Л. Нагана. Решающим было мнение царя Александра Третьего, мнения, как считали, подсказанного Александром Петровичем Ольденбургским Поэтому Мосин чувствовал себя обязанным выполнить заказ. Кроме того, конструктору было просто интересно создавать новый вид оружия.
Практического значения подобное ружье не имело – любое животное убивала пуля значительно меньшей скорости, классическая пехотная винтовка при стрельбе стандартным патроном обеспечивала скорость 880 метров в секунду. Для получения скорости почти вдвое большей пришлось увеличить массу порохового заряда измененного состава, что вело к резкому повышению нагрузки на ствол. Даже при использовании лучших сортов стали ствол едва выдерживал пятьдесят выстрелов – при том, что обыкновенная винтовка рассчитывалась на тысячи и тысячи выстрелов.
Второе отличие заказанного ружья заключалось в том, что пули были золотыми. Никакой мистики – удельный вес золота в полтора раза больше, чем у свинца, и потому масса пули сохранялась при меньшем ее калибре. А чем меньше калибр – тем меньше сопротивление воздуха полету пули. Для армии ружье, рассчитанное на пятьдесят выстрелов и стреляющее золотыми пулями, безусловно, не годилось, но как конструкторский эксперимент имело право на существование.
Изготовил ружье Мосин в мастерской Ораниенбаумской офицерской стрелковой школы. Ствол пришлось заметно удлинить, в ложе вворачивались нагельные винты, приклад для гашения отдачи делали дубовым, массивным и весило оно около девяти с половиною килограммов, из-за чего мастера сразу прозвали изделие "царь-ружьем". Несколько стволов пришло в негодность после первого же выстрела, и сделать пригодные экземпляры удалось только к осени.
В ноябре два новых ружья Мосин сам и повез в Рамонь, снедаемый любопытством – зачем принцу понадобилась этакая диковина.
Но прежде случилось многое.
Летом на левом берегу реки у леса любили отдыхать воронежцы – из тех, кто мог себе позволить провести праздно три-четыре недели в легких летних домиках. Вырос дачный поселок "Радчино". Ловили рыбу, ходили по грибы, В этом году люди приехали, как и обычно. Рамонцы твердо решили ничего дачникам не говорить, чтобы не лишиться немалого по сельским меркам дохода. И около месяца неприятностей не было, но после ужасного происшествия с семейством Бельских дачное место опустело в один день. Здесь вину возложили на бешеного волка, которого, однако, никто не видел, а доктор Хижин определенно заявлял, что раны, обнаруженные на телах несчастных, нанесены скорее человеческими зубами.
За голову волка была объявлена награда, но получить ее не удалось никому.
Крестьяне роптали, пастухи отказывались пасти общественный скот, гулявший обычно на заливных пойменных лугах. Да и рабочие сахарного завода, которых происходящее вроде бы и не затрагивало напрямую, стали все чаще критиковать власти за бессилие и неспособность защитить население
Тем временем отряд, присланный в Рамонь по требованию Oльденбургских, безуспешно вел поиски орудующих в лесу злодеев. Однажды приметили кого-то на опушке леса, бросились ловить, один из служивых в азарте вырвался вперед, исчез за деревьями – и больше его никто не видел. Принято было считать – убежал, дезертировал, но солдаты с той поры без команды шагу не ступали в лес, да и с командой шли неохотно, держась кучею и ощетинясь во все стороны штыками. Поручено им было охранять мост через реку, и никогда они не исполняли порученного столь тщательно и неукоснительно. Задремать на посту, закурить, просто отвлечься никто себе не позволял.
Вечерами Рамонь, прежде веселая и бойкая, замирала. После захода солнца всяк запирался у себя и сидел тихо и смирно. Тишина висела над селом, даже обычно брехливые собаки, и те вдруг потеряли кураж и стремились забраться в избу, чего деревенские, разумеется, не допускали.
Под благовидным предлогом пришлось перенести визит великого князя Михаила – тот собирался было поохотиться в угодьях Ольденбургских.
Встретили Мосина в Рамони радушно, но, как только первый долг гостеприимства был исполнен, Александр Петрович поспешил осведомиться о заказе.
Мосин в ответ показал на упакованные детали ружья – ввиду больших размеров везлись они в разобранном состоянии. Собрать их не доставило труда.
На деликатный же вопрос Сергея Ивановича, чем вызвана необходимость в "царь-ружье", принц Ольденбургский рассказал Мосину о серии загадочных и мрачных происшествий. Но почему именно специальные ружья, недоумевал конструктор, если пехотная трехлинейка наповал уложит и человека, и зверя хоть за тысячу шагов, хоть за две? Быть может, ответил принц, источником несчастий является не человек и не зверь.
Девятнадцатого ноября 1895 года выпал преизобильно снег, и в ночь на двадцатое принц Александр Петрович, сын его Петр, Сергей Иванович Мосин, врач Павел Хижнин и друг Ольденбургских полковник Ганикс вместе с выжлятником Никифором и парой гончих отправились к кордону "Зверинец".
Александр Петрович уверил, что на первый взгляд странное время для поиска злоумышленников впоследствии получит необходимое разъяснение. Впрочем, полная луна над белой, покрытою снегом землей давала достаточно света.
На опушке ясно виднелись следы – но следы престранные. Отпечатки напоминали человеческие, но несомненны были и различие – деформация стопы, высокий свод, когти.
Собаки след взяли с неохотою, но подбадриваемые Никифором, а, более, близостью решительно настроенных людей, разошлись. Голый лес сменился хвойным, стало темнее, но идти пришлось недалеко – углубясь в лес всего на версту, собаки встали у огромной коряги, под которой, видно, и было логово.
Расставив людей по номерам, принц Александр Петрович подошел к отверстию, ведущему в логово, поджег ароматическую свечу, бросил ее внутрь и отбежал на свой номер.
Запах, весьма странный и резкий, распространился по лесу. Оговорено было, что стрельба откроется сразу, как только зверь или злодей выйдет наружу. Признаться, мало кто верил, что в логове могут скрываться люди. Тем более все были поражены видом существа, выскочившего наружу. Изъеденное лишаями лицо, изъязвленные конечности, тело, едва прикрытое лохмотьями, произвело столь ошеломляющее впечатление, что стрелки замешкались. К существу же прибавились еще двое, подобных первому. Собаки оказались ближе всех к этим существам – и они же стали их жертвою. Проворно существа бросились на гончих и, разорвав их передними конечностями, начали тут же пожирать, не обращая внимание на людей.
Первым выстрелил принц Александр – из "царь-ружья". Второе ружье было дано Петру Александровичу, и тот вторил отцу. Мосин доверился пехотной винтовке, полковник Ганикс и доктор стреляли из охотничьих ружей Лепажа.
Стрельба продолжалась несколько минут, израсходовались десятки зарядов, и почти все они попали в цель. Но, судя по всему, наибольшие поражающие свойства принадлежали золотым пулям – плоть вокруг раны превращалась в кашицу и распадалась при малейшем прикосновении.
Подоспели слуги, которые крючьями зацепили тела сраженных и погрузили их на сани.
Тела отвезли в сарайчик у избушки лесника, тот самый, где нашли повешенного Паринова. При тщательном осмотре в убитых признали лесника и пропавших братьев Салмановых. Доктор извлек мозг и некоторые внутренние органы из тел, после чего те были сброшены в загодя вырытую яму и обильно засыпаны негашеной известью.
Позднее, за ужином с обилием крепких напитков Александр Петрович Ольденбургский высказал предположение, что Паринов во время скитаний заразился редкой болезнь, родственной бешенству. Болезнь изменила и психику, и физиологию организма, погружая его время от времени в состояние, схожее с летаргическим сном. Вероятно, зная о последствиях болезни, Паринов с отчаяния и полез в петлю, но не умер, а впал в оцепенение, расцененное, как смерть.
Пробудившись, Паринов покинул могилу и стал жить, как жили человеческие предки миллионы лет назад – охотою на животных и на своих соплеменников.
Салмановы, вероятно, заразились при контакте с Париновым и тоже заболели – инфекция иногда принимает молниеносный характер.
Троица мнимоумерших образовала подобие стаи, которая и наводила ужас в окрестностях Рамони.
Сказания о вурдалаках, продолжал принц, основаны на реальных событиях – эпидемиях атипичного бешенства. Физиология меняется настолько, что обычные ружья становятся малополезны, и лишь применение пуль особой разрушительной силы позволило уничтожить носителей смертельного заболевания.
Ароматическая свеча сделана была по древнеегипетскому рецепту и воздействовала на органы трансформированных существ так, что те временно потеряли ориентировку и потому не напали на людей.
Странно, но извлеченные органы, несмотря на то, что были они погружены в раствор формалина, через сутки утратили структуру и превратились в комок слизи, так что исследовать их не было никакой возможности.
Мосин покинул Рамонь и больше в нее не возвращался. После его смерти в 1902 году по распоряжению принца Ольденбургского в Рамони был установлен бюст конструктора с надписью "Мосину от благодарных земляков". Как знать, если бы не его "царь-ружья", возможно, эпидемия бы охватила всю Рамонь.
Памятник был разрушен в 1920 году, поскольку царский генерал (Мосин умер в звании генерал-майора) казался неуместным в эпоху переустройства мира.
Восстановили памятник в 1967 году.

Эксперимент принца Ольденбургского

Летом 1906 года воронежская общественность была ошеломлена докладом Михаила Зуева, статистика и этнографа-любителя. Доклад читался на заседании Воронежского отделения Всероссийского статистического общества. Название доклада говорило само за себя: "О выявлении ведьм, колдунов и прочих магиков методом вариационной статистики".
Вскоре доклад был издан отдельною брошюрой за счет автора, и раскуплен моментально. Большинство воронежских интеллигентов решило, что доклад этот – остроумная пародия на бесконечную думскую говорильню, другие посчитали его дерзкой эксцентрической выходкой, третьи с сожалением вздохнули – еще один талант сошел с ума. И лишь немногие восприняли доклад всерьез. Зато немногие эти стоили многих и многих…
Михаил Зуев начинал свой доклад с утверждения, что ведьмы и колдуны не есть порождение темной фантазии отсталых слоев общества, а совершеннейшая реальность, существующая объективно, независимо от нашего представления о ней. Возможно, продолжал он, способности к волшебству возникают в результате воздействия на организм, особенно во время развития плода, различных природных сил: атмосферного или горного электричества, почвенных вод редкого состава, приемом в пищу трав и снадобий. В пользу подобного предположения говорит то, что ведьмы и колдуны населяют Россию неравномерно: в одних местах их много, например, в Киевской и Воронежской губерниях, а в других мало или вовсе нет. Другая гипотеза, более любезная автору, заключалась в том, что ведьмы и колдуны не вполне принадлежат к роду homo sapiens sapiens, они – прямые потомки неандертальского человека. Как известно, неандертальский человек жил одновременно с человеком кроманьонским, превосходя последнего как по физическим качествам – массе, развитости скелета и мускулатуры, так и по объему черепной коробки. По непонятным причинам широкое развитие получила именно кроманьонская ветвь. Зуев предположил, что неандертальцы отнюдь не вымерли, просто у них эволюция пошло иным путем. Вместо безудержного роста популяции, порой за счет снижения характеристик вида, произошел рост качественный. Потомство неандертальцев оказалось настолько приспособленным к жизни, что отпала нужда в избыточной рождаемости, характерной для видов с высокой смертностью. Оттого в общей массе людей потомки неандертальцев составляют не более пяти процентов, скорее меньше. Далеко не все они известны как ведьмы и колдуны, напротив, подавляющее большинство из них ведет ничем не примечательный образ жизни. Лишь часть, возможно, менее других наделенная теми способностями, которые современная Зуеву наука считала сверхъестественными, вступала в более тесные контакты с окружающими и именно она слыла среди них колдунами и ведьмами. Основная же масса потомков неандертальцев замкнута сама в себе, и делами кроманьонской ветви человечества интересуется мало. Собственно, постольку, поскольку это необходимо для обеспечения невмешательства общества большого в жизнь общества потаенного, неандертальского.
По Зуеву, общины потомков неандертальцев (он их называет ветвью Н) располагаются преимущественно в сельской местности. Деревни, группы хуторов, порой маленькие уездные городки. Цивилизация мегаполисов для ветви Н чужда и неестественна, машинной культуре они предпочитают культуру биологическую. Представители ветви Н живут в гармонии с природой – урожаи у них стопудовые на самых скудных землях, а уж на черноземах и много больше, скот плодится в изобилии, даже в лесу они наберут грибов и ягод вдесятеро против обыкновенного человека. Они способны до известной степени предвидеть будущее – предчувствовать катастрофы, улавливать настроение масс, и при угрозе наводнения, войны или же революции принимают меры, чтобы обезопасить свой круг. Зная о предстоящей засухе (или, напротив, дождливом, гнилом лете) они производят соответствующие агротехнические мероприятия, и когда везде голод и недород, у них всего в достатке. Ветвь Н могла бы легко занять главенствующее место в современном обществе, но карьерные соображения их мало интересуют – как цивилизованного человека не привлекает должность царька африканского племени или даже вожака бабуинов.
Долгое время, продолжает Зуев, подобная стратегия обеспечивала ветви Н устойчивое независимое сосуществование с ветвью кроманьонской. Но двадцатый век изменил положение вещей. Прежде люди видели в представителях ветви Н угрозу и старались либо задобрить, либо уничтожить непохожих на себя. И в Старом, и в Новом свете облавы на ведьм были массовыми, постоянными – и бесполезными. В сети охотников – инквизиции, Общества Адама и им подобных попадали либо маргиналы Н-ветви, явные ведьмы и колдуны, либо, по большей части, лица к Н-ветви отношения вовсе не имевшие, но взывающие отторжение окружающих. Основная же масса Н-ветви оставалась для общества невидимой, поскольку стратегия ее существования сводилась к простому правилу – не выделяться.
Огромный пыточный арсенал – испанский сапог, кнут, дыба и другие, еще более изощренные механизмы кроманьонской расы бессильны перед настоящим представителем ветви Н.
Но девятнадцатый, а более того, двадцатый век дает более гуманную и несравненно более зоркую методу. Статистика – это рентгеновский луч, высвечивающий самые потаенные уголки общественного бытия. От статистики не укрыться ни в лесной чаще, ни за каменной стеною лабаза. Характерные признаки Н-ветви – низкая смертность, высокая грамотность, эффективное хозяйство определяются если не всегда прямо, то опосредованно наверное. Например, если хозяйство А. регулярно платит налоги, не имеет недоимок в самые тяжелые годы, имеет счет в банке, не закладывает землю и инвентарь – это верный признак Н-Ветви. Размер поголовья скота, величина удоев, урожайность – еще признак. Крайне низкая детская смертность, высокая продолжительность жизни – третий признак. Проанализировав совокупность всех данных, Зуев, по его словам, нашел убедительнейшие доказательства существования по крайней мере трех деревень, обитатели которых являются представителями ветви Н. Более того, он вступил в контакты с ними, и получил полное подтверждение своей теории, но, связанный обещаниями, не может назвать конкретное селение.
Задача государства в двадцатом веке, по мнению Зуева, состоит в прекращении политики ксенофобии, как бессмысленной и недостойной просвещенного общества. Ветвь Н должна получить безусловные гарантии своей безопасности, автономии и, в известны пределах, независимости. Лишь в этом случае можно надеяться на вовлечение представителей этой ветви в государственную жизнь. А подобное вовлечение, безусловно, послужит на благо всему человечеству.
Докладом заинтересовался принц Петр Александрович Ольденбургской, натура исключительно живая и своеобразная. Он принял доклад Зуева всерьез и пригласил автора в свое рамонское имение, где предложил, пока частным порядком, наладить сотрудничество с ветвью Н. Принц своим словом гарантировал защиту, благорасположение и тайну всем представителям ветви Н, кои пожелают хозяйствовать на его землях на благо всего общества. Слово Петра Ольденбургского, помещика-миллионера, приверженца агрономической науки, зятя Его Императорского Величества Николая Второго, стоило дорогого, и Михаил Зуев связался с представителями ветви Н. Рукавицы оказались за поясом! Представители ветви Н жили в трех верстах от рамонского замка Ольденбургских, на хуторе Сорокино!
Хутору был придан статус селекционной станции, а рядом, в сельце Березовка была открыта сельскохозяйственная школа, преподавать в которой взялся некто Арсений Петров, по заверениям Зуева, видный представитель ветви Н.
И дело пошло! Сама природа тому благоприятствовала: – тучные воронежские черноземы являются эталоном плодородной земли. Научный подход к делу плюс интуиция давали потрясающие результаты. Специализировались в сельскохозяйственной школе и на селекционной станции в выращивании сахарной свеклы. Ввоз тростникового сахара делал Россию зависимой от внешних рынков, сахарная свекла французских и немецких сортов была плохо приспособлена для возделывания в условиях засушливого лета. В самые короткие сроки было проведено районирование сортов, адаптация их к местным условиям.
Петр Ольденбургский живо интересовался всеми сторонами жизни ветви Н, но та не спешила раскрывать свои секреты. Будучи человеком всесторонне развитым, принц пытался найти естественнонаучное объяснение феномену ясновидения, который особенно привлекал его. Для этого в одном из подвалов замка он построил лабораторию, истратив на нее более пятидесяти тысяч рублей, сумму по тем временам изрядную. Консультировал его один из изгоев Н-ветви, некто Г.Новых, который пользовался определенным доверием принца (известно, что Новых указал курган, при раскопках которого были найдены бесценные археологические сокровища). В лаборатории смонтировали сложное устройство, включающее в себя два рубина и систему зеркал, быть может, прообраз лазера. Во время многочисленных экспериментов были получены результаты совершенно неожиданные – принц Петр Ольденбургский говорил о том, что ему "открылась дверь в иной мир, мир, полный ужаса, страха и боли", но подразумевал ли он под этим миром параллельное измерение или просто живописал положение угнетенных классов, теперь сказать трудно.
Однако и сельскохозяйственная школа, и селекционная станция существовали в атмосфере недоверия и зависти: многие крестьяне были недовольны тем, что полевые работы проводились в дни церковных праздников; еще большее недовольство вызывали обильные урожаи на соседских полях. Поползли слухи о том, что в школе нечисто – там правит черт, и кто идет туда, продает ему душу. Разумеется, никакого официального противодействия принцу быть не могло, но на бытовом уровне проявления недовольства становились повседневным явлением: поджигали усадьбы крестьян – учеников школы, травили скот, создавали атмосферу нетерпимости и террора. Не помогла и построенная принцем больница для жителей Рамони, в которой практиковали представители Н-ветви. Лечились рамонцы охотно, но по выздоровлении (а процент излеченных был много выше, чем в московских и петербургских клиниках) они же первые кричали о докторах-отравителях, сеющих на погибель простому люду холеру. Дважды принц Ольденбургский призывал для наведения порядка казачьи отряды, что также не добавило ему популярности среди сельского люмпен-пролетариата.
"Зависть и лень – вот препятствия, одолеть которые наиболее трудно, – писал он П. Струве, с которым находился в дружеских отношениях. – Любая земельная реформа обречена на борьбу с косностью не правящих кругов, их можно и обломать, а с косностью масс, преодолеть которую рывком, нахрапом невозможно".
Но дело все же крепло и ширилось. Была создана заповедная зона, в которой начали разводить бобров ("бобровая ферма"), проведены работы по ликвидации оврагов, истинного бедствия воронежской губернии, введено культурное лесопользование. Новые сорта свеклы имели такую высокую сахаристость, а сам сахар был настолько хорош, что в селе Рамонь пришлось построить сначала сахарный завод, а потом и конфетную фабрику, продукция которой была отмечена наградами самых престижных международных выставок и пользовалась как в России, так и в Европе неограниченным спросом.
Но мировая война, а затем и революция изменили ход эксперимента Ольденбургского. Принц эмигрировал, и впоследствии был объявлен душевнобольным. На месте селекционной станции образованы ВНИИСС (Всероссийский Научно-исследовательский институт Сахарной Свеклы) и ВНИЗР (Всероссийский институт защиты растений). Сельскохозяйственная школа получила дальнейшее развитие как Березовский сельскохозяйственный техникум. Бобровая ферма стала знаменитым Графским Заповедником.
После распада СССР всероссийский Орден Колдунов объявил было Воронеж "Черной Столицей России", но очень быстро колдуны одумались и стали жить тишком да ладком.
Судьба же ветви Н является предметом особого расследования…

Периметр Пшемысльского
или
Пушек больше нет!

Осенью 1916 года на имя генерала Кузьмина-Караваева, главного инспектора артиллерии, поступила докладная записка капитана Ольминского, в которой тот просил обратить внимание на новое изобретение некоего инженера Пшемысльского, способное в корне изменить роль артиллерии раз и навсегда.
Генерал в своем кругу любил говорить, что неуемный изобретатель может принести хлопот больше, нежели кавалерийская дивизия тевтонов, и потому обыкновенно перепоручал изобретателей Артиллерийскому Комитету. Каких только предложений не поступало от энтузиастов пушечного дела – начинять снаряды жидким воздухом и таким образом превращать врагов в ледяные изваяния посреди знойного лета; использовать синильную кислоту и переморить неприятелей, как крыс на элеваторе; брать от американских зверьков скунсов особые зловонные выделения и посылать их посредством тяжелой артиллерии на чужие позиции, сея среди врага ужас и смятение – много, много идей проклюнулось в головах восторженных патриотов, уютно мечтавших вдали от окопов. Эта война прекрасно обойдется обыкновенными снарядами, считал генерал, лишь бы их было достаточно. По три тысячи на ствол.
К тому же Пшемысльский, несомненно, был поляком, а к полякам у Кузьмина-Караваева отношение было сложное – его родной дядя служил под непосредственным началом печально известного Муравьева-вешателя. Но Ольминскому, тоже поляку по происхождению, отказать он не мог – капитан кровью доказал верность России, и, потеряв в Галиции левую ногу, продолжал службу, разумеется, уже не на фронте.
В назначенное время капитан прибыл в сопровождении невзрачного, сразу не понравившегося главному инспектору артиллерии субъекта. Держался изобретатель – рыжеватый господин лет тридцати – развязно, даже нагло. Начал Пшемысльский с того, что предрек гибель артиллерии: его изобретение-де позволит защитить любое место – окоп, штаб, крепость, или даже страну от снарядов и пуль так, как не защитит самый надежный блиндаж. Пушек больше нет! И винтовок тоже! И кавалерия с пехотой станут бесполезны, стоит только широко применить его, Пшемысльского, изобретение. Вернее, не Пшемысльского, а Пшемысльского и Шмидта – свое открытие, без лишней скромности эпохальное открытие, он, Казимир Пшемысльский сделал вместе с братом Генрихом Шмидтом, сводным братом. Пусть пан не беспокоится, он, Казимир Пшемысльский не сумасшедший, любая гениальная идея поначалу кажется невероятной, достаточно вспомнить великого Коперника. Но он не будет сейчас вспоминать Коперника, а просто покажет свое изобретение.
И – показал. Из саквояжа, с которым обыкновенно провинциальные доктора ходят к пациентам, он достал толстый и тяжелый кабель, покрытый гуттаперчей. От кабеля тянулся провод потоньше и изобретатель, не спросясь хозяина, подсоединил провод к розетке – генерал был совсем не чужд прогрессу и давно электрифицировал кабинет.
Пшемысльский уложил кабель вокруг себя и щелкнул переключателем, после чего сообщил окружающим, что теперь он практически неуязвим – никакая сила не способна преодолеть защитный барьер.
Генерал пожалел о потраченном времени, но капитан Ольминский протянул ему три шара – деревянный, железный и свинцовый и предложил первым бросить их в изобретателя.
Генерал попросил уволить его от подобных упражнений. Тогда капитан невозмутимо размахнулся и с силой пустил один за другим три шара в улыбающегося Пшемысльского.
Ни один из шаров цели не достиг. Они упали вниз, на кабель, упали и лежали недвижно, будто приросли к гуттаперчевой трубке.
Изобретатель отключил защитный круг, шары покатились по полу. Капитан поднял их и вновь предложил его превосходительству попробовать – после того как изобретатель опять замкнул цепь.
На этот раз Кузьмин-Караваев отказываться не стал. Чувство человеколюбия заставило его выбрать деревянный шар, размером с райское яблочко, да и бросил он легонько – но шар упал вниз так, как ему полагалось падать согласно Аристотелю – отвесно, а не по параболе. Железный шарик он бросил сильнее, а свинцовый уже изо всех сил. Результат прежний – ни один из шаров цели не достиг.
Изобретатель торжествовал. То есть виду он не подавал, держался просто, но демонстрация явно придала ему уверенности.
Вернув таинственный защитный кабель назад в саквояж, пан Пшемысльский перешел к сути. Поначалу начал рассказывать о своих семейных делах. Мол, до войны они с братом жили в Львове. Мама его, в девичестве Ягужинская, происходит от знатной польской фамилии. Первый раз она вышла замуж за инженера Шмидта, и от Шмидта у нее родился Генрих, его старший брат. Увы, отец Генриха, герр Шмидт умер, когда Генриху было два месяца. Взорвался паровой котел, а герр Шмидт оказался рядом – он был управляющим на фабрике. Мать через три года вышла замуж за Януша Пшемысльского, совладельца той самой фабрики. Нет, пан, то не пустяки, он не зря рассказывает. Причина в том, что Генрих считает себя немцем, а он, Казимир Пшемысльский – чистокровный славянин. И потому Генрих сочувствует в войне Германии, а он, Казимир, всей душою и сердцем предан России. Как и для всех братьев-славян, война эта для него – Вторая Отечественная. И потому открытие он хочет передать России – защитить ее народ, ее солдат, ее города от варварских тевтонских обстрелов. Но увы, он не может отрицать тот прискорбный факт, что Генрих Шмидт настроен иначе и со дня на день обратится – если уже не обратился – к представителям германского командования с аналогичным предложением: приобрести открытие, позволяющее сделать германскую и австрийскую армии неуязвимыми для пуль и снарядов.
Кузьмин-Караваев маневр изобретателя оценил. Одно дело решать вопрос о приобретении некоего изобретения вообще, другое – если известно, что противник вот-вот обзаведется им тоже. Ажиотаж. Соперничество. Аукцион. Цены идут вверх.
В чем же сущность изобретения, спросил главный инспектор артиллерии. В том, ответил Пшемысльский, что его аппарат может генерировать волны силы тяжести, подобно тому, как изобретение другого гениального славянина, Александра Попова, способно производить электромагнитные волны, так называемое радио, а открытие третей гениальной славянки, Марии Склодовской, явило миру искусственную радиоактивность, особые всепроницающие лучи.
Он, Пшемысльский, продемонстрировал свое открытие в действии – притягиваются как магнитные, так и немагнитные предметы. Конечно, этот аппарат маломощный и не способен уловить предметы весом более фунта. Будь иначе, в кабинете его превосходительства обвалился бы потолок. Но если будет угодно артиллерийскому комитету, он, Казимир Пшемысльский, берется изготовить в самый короткий срок аппарат большей мощности, который будет удерживать снаряды любого калибра на фронте, скажем, в половину версты. Изготовление подобного аппарата обойдется в сто пятьдесят тысяч рублей. В дальнейшем, при массовом производстве, стоимость, несомненно, удешевится и составит не более двадцати пяти тысяч рублей за одну погонную версту заградительного периметра. Или даже двадцати тысяч, учитывая дешевизну рабочей силы в России. Подумайте, всего за один миллион рублей можно защитить границу в пятьдесят километров! Никакой враг никогда не сможет пересечь ее: ведь притягиваются не только пули и снаряды, но и люди, кони, аэропланы и автомобили. А для торговых и прочих надобностей будут оборудованы специальные пропускные пункты, где в необходимое время на необходимом протяжении защиту можно будет отключить. Кстати, вот еще одна польза – ни один контрабандист не сможет миновать таможню. Одно это окупит затраты на создание Периметра Пшемысльского за три-четыре года.
А на войне! Представьте себе, перед окопами раскатали Периметр по фронту дивизии. Включили – и солдаты в полной безопасности. В обусловленное время, например, точно в семнадцать десять, на одну минуту Периметр отключают – и дружный залп собственных орудий обрушивается на противника, сметая его с пути. И потом опять включают Периметр, предупреждая ответный залп. И так десять, двадцать раз в день, столько, сколько потребуется. Деморализованный и обескровленный противник тут же покинет собственные позиции, а впоследствии, поняв и уяснив бесперспективность ведения боевых действий, капитулирует! Воистину, эта война будет последней войной в истории человечества! Россия, став производителем Периметров Пшемысльского, будет поставлять их всему миру – и получит вследствие этого как всеобщее уважение, так и изрядную выгоду. Горе той стране, которая по легкомысленной самоуверенности откажется оградить себя, свои границы Периметром Пшемысльского! Она окажется беззащитной и беспомощной, любой вероломный сосед вторгнется в ее пределы тогда, когда пожелает, и, произведя опустошительный набег, уйдет назад под защиту своего Периметра.
Все это хорошо, перебил, наконец, разошедшегося изобретателя генерал, но хотелось бы больше узнать о принципе физического явления, легшего в основу этого замечательного изобретения. Разумеется, ответил пан Пшемысльский, когда Россия решит, что ей нужен Периметр и вознаградит его, Казимира Пшемысльского, соответственным образом, он тут же раскроет до мельчайших подробностей все то, что является плодом многих лет упорных и тяжелых трудов и исканий.
Здесь уже его превосходительство крепко стоял на ногах – вопросы денежного вознаграждения приходилось решать не раз и не два, и потому он знал, с чего начать и как вести дело далее. Не выразив заинтересованности, скорее, по обязанности, он назначил Пшемысльскому зайти через три дня, когда он, генерал Кузьмин-Караваев, пригласит экспертов и уже в их присутствии можно будет повторить демонстрацию прибора (он специально не стал называть его «Периметром Пшемысльского», много чести). О деньгах – ни слова.
Но, оставшись в одиночестве (изобретателя он принимал вечером, в конце служебного дня), генерал телефонировал знакомому эксперту, рассказал о демонстрации «Периметра Пшемысльского» и осведомился, возможен ли в принципе аппарат, предложенный поляком – аппарат, способный притягивать к себе любые, даже немагнитные предметы.
Эксперт, молодой физик (генерал отдавал предпочтение молодым людям с широким кругозором, людям, способным воспринимать новые, неожиданные и парадоксальные идеи) ответил, что если придерживаться традиционных взглядов, то нет, невозможен. Но сами традиционные взгляды за последние десятилетия получили не один сокрушительный удар, и то, что было невозможным вчера, возможно сегодня, например, беспроволочный телеграф. А то, что невозможно сегодня, станет возможным завтра. Но, разумеется, демонстрация – отнюдь не доказательства, фокусники в балаганах и не такое демонстрируют. Эксперт обещал разработать и осуществить подлинно научную проверку «Периметра Пшемысльского» с использованием крутильных весов, маятника и иных методов.
Второй раз генерал телефонировал в особое управление, название которого в военное время афишировать не стоило, и настоял на срочной встрече с его руководителем. На встрече, состоявшейся через час, он заявил, что располагает сведениями о том, что в Львове проживает некий Генрих Шмидт, владелец изобретения большой военной значимости, и Шмидт собирается продать изобретение кайзеровским промышленникам, в результате чего может пострадать русская армия. Необходимо принять соответствующие меры по пресечению сделки.
Второй демонстрации периметра Пшемысльского не состоялось – в частной квартире, на которой остановился изобретатель, в ночь перед назначенным сроком произошел взрыв, приведший к пожару. Изобретатель и еще трое обитателей пострадавшего дома погибли. Самые тщательные поиски «Периметра Пшемысльского» в развалинах результата не дали.
Капитан Ольминский, чьим протеже был изобретатель, в ту же ночь совершил самоубийство, оставив посмертную записку. Причина самоубийства, впрочем, оказалась банальной – невеста, испугавшись увечий боевого офицера, ушла к другому. Две смерти в разных концах Петрограда могли быть и совпадением, но сомнительным совпадением. Быть может, пока царские спецслужбы принимали меры в отношении Генриха Шмидта, аналогичные меры приняли и кайзеровские бойцы плаща и кинжала?
Или дело еще хуже – фабриканты оружия обоих противоборствующих коалиций были заинтересованы в уничтожении «Периметра Пшемысльского» и вступили в сговор?
Но повторим вопрос генерала Кузьмина-Караваева – возможно ли в принципе создание аппарата, притягивающего любые объекты, говоря современным языком, гравитационное оружие?

Рота Беовульфа

Первая мировая война продвинула науку умерщвления не на годы – на десятилетия вперед. Появились танки и огнеметы, бомбардировочная авиация и сверхдальнобойные орудия, ядовитые газы и противопехотные мины. Конструкторские бюро и отдельные энтузиасты всех воюющих держав работали с предельной интенсивностью, выдавая на-гора новые и новые средства нападения и защиты. Некоторые из них сейчас кажутся курьезом ("свинтопрульное" ружье, царь-танк), другие, совершенствуясь, дожили до наших дней – портативные парашюты и противогазы, третьи остались непревзойденными – пушки серии "Колоссаль".
Но речь пойдет о четвертых…
Эрик Генрихович Нафферт, химик-технолог рамонской конфетной фабрики, досуг свой посвящал скандинавским сагам. Считая себя потомком викингов, он собрал целую коллекцию средневековых манускриптов (большей частью, конечно, списков-копий) и слыл знатоком нордического эпоса.
Будучи заядлым поклонником раннего средневековья, он относился к огнестрельным орудиям войны с нескрываемым презрением, называя их не иначе, как "мясорубки", и даже изобрел газ-катализатор, резко ускоряющий процессы окисления железа: обработанный им пулемет ржавел в считанные часы.
Но куда большее внимания уделял он воинскому духу, утверждая, что главное на войне не пушки, а солдаты.
Идеалом воинов ему представлялись берсерки – полумифические бойцы, в битве обретавшие нечувствительность к боли, поразительную физическую силу и выносливость. В партизанской же войне (а поручик Тор Нафферт, прадед Эрика, воевал бок о бок с Денисом Давыдовым) бесценную помощь могли бы оказать оборотни-ликантропы, люди с особым складом психики, обретавшие при определенных условиях волчьи повадки – опять же вместе с яростью, силой и неукротимостью.
Эрик Нафферт тщательно изучил все доступные ему документы и пришел к заключению, что берсерком и оборотнем человек может стать под влиянием определенных алкалоидов, сложных химических структур растительного происхождения. В одной из саг он вычитал рецепт приготовления "напитка берсерка", рецепт неполный, туманный. Помогли и собственные знания, и сведения, полученные по наследству: Нафферты были помясами (травниками) еще со времен Ивана Грозного. Путем перегонки настоя мухоморов и иных грибов, спорыньи, мышатника и прочих растений, полный список которых по понятным причинам опущен, он получил состав, который приводил человека в состояние боевого экстаза, сходного с тем, что описывался в сказаниях о берсерках.
Опыты он проводил на обезьянах, скупая приматов по всей России. Удивительно, но ему удалось создать питомник гамадрилов задолго до сухумского заведения.
Несколько капель бальзама Беовульфа (так он его назвал) превращали забитого гамадрила-изгоя в свирепого зверя, успешно свергавшего вожака – но только на время действия снадобья. Спустя двое-трое суток гамадрил возвращался к исходному состоянию.
Следующим этапом Эрик Нафферт опробовал снадобье на себе. Случилось это в декабре шестнадцатого года, когда Воронежская губерния переживала нашествие волков: охотники воевали, и хищники расплодились неимоверно.
Нафферт уединился в домике лесника, ушедшего на фронт, и принял зелье. Три дня спустя он вернулся домой, принеся в качестве трофея уши четырех волков, убитых рогатиной (ружья с собою он не брал).
Препятствием к массовому производству бальзама Беовульфа являлась редкость некоторых входящих в него компонентов. Нафферт пробовал синтезировать составляющие, но результат его не удовлетворял: искусственный бальзам губительно действовал на гамадрилов. Агрессивное поведение сохранялось неопределенно долго и было направлено не только на врага, но и на прежде дружественных особей и даже на самок.
Эрик Нафферт потихоньку копил натуральный бальзам Беовульфа и старался искоренить недостатки бальзама искусственного. После февральской революции, когда дезертирство солдат приняло катастрофические размеры, Нафферт предложил Временному правительству субсидировать его исследования, упирая на то, что рота солдат–берсерков стоит целого полка, а в нападении – и больше. Но Временному правительству было не до рамонского чудака-изобретателя. Зато большевики отнеслись к открытию химика-технолога с большим вниманием. Эрику Нафферту был предоставлен академический паек, в его распоряжение была возвращена лаборатория национализированного завода.
Нужно сказать, что Эрик Нафферт к новой власти отнесся лояльно и сотрудничал с нею охотно. Идея мировой революции, освобождении всех угнетенных в планетарном масштабе пленила куда более проницательных людей, нежели провинциальный алхимик. Нафферт проводил в лаборатории сутки напролет, стараясь устранить нежелательные эффекты искусственного бальзама.
Осенью восемнадцатого года сложилась критическая ситуация – генерал Шкуро занял Воронеж и был готов к броску на север, на Москву. Нафферту (вместе с отступившими частями Красной Армии он перебрался в уездный город Бобров) в категорической форме предложили испытать бальзам в действии. Запаса синтетического бальзама хватило на неполную роту – но эффект превзошел все ожидания. Николай Райнов, офицер Шкуро, а впоследствии эмигрантский литератор, писал в воспоминаниях:
"Атака красных была нежданной, неукротимой и неодолимой. Они, не считаясь с потерями, буквально смели лучшую казачью сотню и только дурное состояние их лошадей позволило нам спастись – увы, не всем, далеко не всем…"
Эрик Нафферт удостоился телеграммы товарища Троцкого. Его приглашали в Москву наладить производство бальзама в количестве, потребном нуждам всего пролетариата.
Но настроение Эрика Нафферта изменилось, и причиною того было поведение "роты Беовульфа" в родном Воронеже. Красный террор оказался ничем не лучше террора белого. "Массовидность" расправ с "чуждым элементом" потрясла химика-медиевиста. Но отказаться от предложения Троцкого он не мог – это грозило благополучию и самой жизни семьи.
Эрик Генрихович начал готовиться к отъезду: следовало перевести несколько пудов хрупкой химической посуды, в которой хранились крайне необходимые для работы вещества.
В помощь и для охраны Нафферту было придано небольшое подразделение элиты красной армии – латышских стрелков. Третьего декабря Нафферт отбыл из Воронежа.
В Москву он так и не добрался. И Эрик Нафферт, и латышские стрелки, и лаборатория сгинули бесследно. Считается, что они стали жертвой одной из банд, в изобилии расплодившихся тогда на обломках Российской Империи. Вдова получила причитающиеся соболезнования и ей была даже назначена небольшая пенсия.
Спустя два года в Воронеж приехал троюродный брат Эрика, совершенно на него непохожий внешне, но тоже цитировавший наизусть "Сагу о Беовульфе". Он женился на вдове Эрика и перевез семью в провинциальный городок Рамонь, где стал работать учителем в школе.
Небольшое жалование он пополнял премиальными за добытых волков, в охоте на которых равных в округе ему не было.

Поколение воинов

“Девятнадцатого октября сего года над деревнею Митрофановкой Березовского уезда мною, подхорунжим Андреасом А.П. наблюдался летательный аппарат типа Державль . Аппарат появился за час до захода солнца на высоте двухсот саженей, корпус имел серебристо-зеркальный без опознавательных знаков. Мужики, приняв Державль за антихристову машинерию, бежали в лес, оставив баб и детей в деревне.
Возглавляемый мною отряд, что по распоряжению полковника Гурова направляется в замок Ольденбургских, от стрельбы по Державлю воздержался по моему приказанию, так как никаких враждебных действий Державль не предпринимал, а лишь висел в высоте недвижно. И потом никаких большевистских знаков не нес.
С заходом солнца Державль стал пускать прожекторальные лучи зеленого виду ярче карбидных. Лучи обрывались в воздухе, не доходя до земли двух-трех саженей. Поутру на заре Державль начал перемещаться в сторону Семилук, о чем и составлено мною донесение Вашему превосходительству ”.
Подхорунжий надписал пакет: “Срочно, совершенно секретно, его превосходительству генералу Шкуро в собственные руки” и передал Никодиму Бобрешову, месяцем раньше мобилизованному под знамена Шкуро, с приказом срочно доставить в губернский город Воронеж.
Никодим приказ не исполнил, дезертировал. Но письмо на всякий случай приберег .
Не ясно, рапортовал ли подхорунжий Андреас повторно, но в любом случае вскоре ни ему, ни Шкуро стало не до “Державлей” – красные перешли в наступление .
В уездном листке “Трудовая правда” от октября следующего года помещена заметка:
“В период с шестого по десятое сентября в деревне Митрофановская четырнадцать гражданок разрешились младенцами мужского пола. Что примечательно, все младенцы имеют по шесть пальцев на руках и на ногах”.
Долгое время жители окрестных деревень попрекали митрофановских мужиков, что те баб своих чертям отдали, а саму деревню прозвали Шестопаловкой. Митрофановские мужики злились и, если их было семь на одного, били насмешникам морды.
Дети же выросли крепкими и здоровыми – что, учитывая реалии того времени, нельзя не признать удачей. Голод и болезни миновали их, то есть болеть они болели, да и частенько довольствовались тюрей и затирухой, но медицинскую комиссию, в те времена куда более придирчивую, чем сегодняшняя , прошли. Все, как один, пошли служить в РККА, и служили успешно, большинство (восемь человек) по окончании первого года службы были направлены на курсы младших командиров, двое – в летные училища, что для сельских парней было равносильно зачислению в отряд космонавтов.
К июню сорок первого года митрофановцев раскидало от Черного моря до Белого. Или они сами выбрали позицию? По странному совпадению, ни один из них не попал ни в интендантские тыловые части, ни на Дальний Восток, ни в прочие относительно безопасные местечки. С первых дней все оказались в самом пекле.
Воевали хорошо:
“Боец Кулишев лежал в дозоре. Где-то далеко, на вражеской стороне, ломая кусты, шел танк. Кулишев выбрался из своего укрытия и пополз на шум мотора. Танк взобрался на пригорок, остановившись в нескольких шагах от Кулишева. Храбрый боец ловко бросил связку гранат. Танк повернулся на одной гусенице и остановился. Фашисты открыли огонь из орудия и пулеметов. Им никто не отвечал. Стрельба прекратилась.
Кулишев тем временем снял сапоги и бесшумно забрался на танк. Вскоре люк открылся, показалась голова фашистского танкиста. Кулишев изо всей силы ударил по ней лопатой, а затем, не теряя времени, замазал щели танка глиной, а дула орудия и пулеметов забил деревяшками.
Прошло еще несколько минут, и фашисты опять подняли крышку люка. Кулишев ударил лопатой и уложил второго танкиста. Третий сдался в плен .”
Сергей Азаров на бомбардировщике СБ еще летом сорок первого бомбил Берлин. Владимир Кретинин, приняв на себя командование ротой, шесть дней удерживал населенный пункт Ваду-Луй-Ваде в Молдавии, временами переходя в контратаку. Николай Щеглеватых во время уличных боев в Минске прицельным огнем уничтожил более двадцати солдат противника. Леонид Мухин в небе Молдавии сбил вражеский самолет, а второй таранил.
Сведений об остальных нет, известно лишь, что “похоронки” на девять митрофановцев пришли в течение 1941 года, а пятеро – без вести пропали в самые первые месяцы войны (двое – в Брестской крепости). Поскольку нет никаких данных о тот, что кто-либо попал в плен, можно с большой долей уверенности предположить, что и они разделили судьбу остальных, пав смертью храбрых.
Таким образом четыре события выстраиваются в цепь: появление светящегося “Державля” в небе над Митрофановкой, практически одновременное рождение одиннадцать месяцев спустя шестипалых четырнадцати младенцев мужского пола, стопроцентная воинская карьера (а в те времена, как и сейчас, отнюдь не все шли служить в армию) и героическая гибель в бою. Случайность или закономерность? Вопросов больше, чем ответов. Но есть еще и догадки…
Чем на самом деле был “Державль”, заблудившимся германским цеппелином, или чем-то иным? Странные летательные аппараты в небе воронежской губернии (а затем ЦЧО) появляются с завидным постоянством, и попытки объяснить их деятельностью местного авиационного завода (или даже ликероводочного) не всегда выглядят корректно. “Прожекторальные лучи зеленого виду” – это обыкновенный электрический свет, непривычный для казаков восемнадцатого года, или излучение с неведомыми характеристиками? Не эти ли лучи модифицировали генетический материал селянок таким образом, чтобы новое поколение, в отличие от митрофановских мужичков, выросло войнами-защитниками? Разумеется, четырнадцать человек не сумели изменить ход войны – но они сделали все, что могли.
Общеизвестно, что перед войной мальчиков рождается больше, чем девочек, но природа этого явления с точки зрения традиционной генетики необъяснима. Может ли организм отдельного человека предчувствовать будущую войну? Или “отдельный человек” не более чем частный случай большого метаорганизма – “человейника”? Но тогда и “Державль” может быть не артефактом, тем более не артефактом внеземного происхождения, а покуда неведомой частью самого метаорганизма, посланцем человеческой “царицы-матки”. Подобный взгляд на природу НЛО требует пристального внимания не к небесам, а к матушке-Земле.
Линия фронта не дошла до Митрофановки – продвижение немцев было остановлено менее, чем в десяти километрах от деревни. В этом видится некая справедливость.

Последний школяр Империи

Николаю Николаевичу Душкину самою судьбой положено было учиться. Отец его, из крепостных ставший миллионщиком, к знанию питал безотчетное уважение, и когда младший сын захотел пойти по ученой части, то желание это встретило полное понимание. Старшие сыновья преуспевали на торговом поприще, дочери удачно вышли замуж, и потому для торговой империи Душкиных отдать одного отпрыска в науку ущерба не причиняло никакого, а славу могло принести изрядную. Как всякий пробившийся из низов человек, Душкин-старший обладал ненасытностью, качеством для купца необходимым, и в силу этого же качества желал для сына большего, нежели просто купеческого процветания. Потому и образовать Коленьку решил лучшим образом, не жалея не только меди, но и золота. Коля Душкин, окончив гимназию в родном Симбирске годом раньше Александра Керенского, поступил в Московский университет, из которого вышел кандидатом на рубеже тысячелетий. Вышел не первым – мешали многие увлечения, но увлечения исключительно научные: Душкин изучал математику, историю и химию, но больше всего привлекала его биология.
После Москвы он поехал в Париж, где в Пастеровском институте работал великий Мечников. Три года под руководством профессора Душкин усердно занимается сравнительной эмбриологией и публикует две статьи, не прошедшие незамеченными в научных кругах. В те времена профессора не имели обыкновения подписывать статьи своих учеников, хотя вклад их порой был очень большим. Душкину предлагают хорошее место, но он предпочитает не учить, а учиться и отправляется в Швецию, где поступает внештатным ассистентом к Сванте Аррениусу. Аррениус доволен – получить отличного помощника, да еще готового не только работать безмездно, но покупающего реактивы и оборудование на свой счет, было несомненной удачей.
Через два года Душкин покидает и Аррениуса, несмотря на несомненные успехи, научные публикации и предложение места в университете.
Николай возвращается в Москву, где полтора года работает под руководством профессора Вернадского. Владимир Иванович называет Душкина коллегой и отзывается о нем в самых превосходных степенях. Пора ученичества подошла к концу, хотя Душкин по-прежнему, встречаясь с университетскими товарищами, называл себя школяром.
И – очередной вольт. Душкин увлекается древнейшей историей и четыре года проводит в Египте и Месопотамии на раскопках известных археологов. Мир тесен – в Египте его палатка стояла рядом с палаткой Говарда Картера, в ту пору еще не ставшим Великим Картером, открывшем гробницу Тутанхамона. Душкин серьезно занимается расшифровкою древних надписей, переводит "Папирус Хорихора", и приступает к "папирусу Ти", приписываемому руке знаменитой нубийской царицы. Казалось вот оно, заветное! Публикуй и пожинай лавры!
Но Душкин самым срочным образом уезжает в Австралию. Отъезд его настолько внезапен, что напоминает бегство, Что делать в Австралии археологу?
Но он на свои (вернее, отцовские) средства организует экспедицию, впрочем, довольно скромную, и проводит в австралийских пустынях два года!
На сей раз никаких публикаций не последовало. Отцу он пишет, что находится на пороге величайшего открытия и потому считает нужным хранить все в тайне до решающего момента.
Отец подобные рассуждения полностью принимает – как деловой человек, он знает цену тайны и цену слова. Что сын у него не разгильдяй, подтверждают присланные прежде научные журналы, и потому Душкин–старший безропотно дает средства на новую экспедицию.
На сей раз – в страну инков.
Скрытность становится преобладающей чертою Николая Душкина. С коллегами из ученого мира он общается редко, больше в письмах. Собственные планы излагает невнятно, но интересуется планами других, с которыми коллеги охотно делятся в надежде на сотрудничество. Помимо прочего Душкин предостерегает коллег от поспешных действий при вскрытии древних захоронений, упирая не на мистические аргументы и даже не на соображения сохранности находок, а на возможность заражения древними инфекциями. Известно, пишет он, что индейцы и островитяне порою умирали целыми племенами от болезней, к которым европеоидная раса имеет иммунитет. Но не постигнет ли современный мир чудовищное моровое поветрие, если кто-либо по неосторожности выпустит на свет микроорганизмы тысячелетней давности, о которых человечество успело забыть и разучилось защищаться?
Во всяком случае, среди оснащения его перуанской экспедиций преобладает оборудование, относящееся к микробиологии – микроскопы, красители, питательные среды, пробирки и чашки для выделения микробных культур, а также подопытные животные – крысы, морские свинки, кролики. Кроме того, обязательно с собою берутся дезинфицирующие и защитные химикаты, специальная, предохраняющая от инфекции одежда, герметические контейнеры. Отец кряхтит, но платит, благо рубль со времен министерства Витте является мировой валютой.
Что нашел в затерянных поселениях Душкин, неизвестно. Быть может, и ничего интересного, как он отвечал своим корреспондентам.
Археология в то время переживала не лучшие времена – шла первая мировая война, и потому раскопки отложены впредь до торжества разума, а не разрушительных инстинктов.
В 1916 году умирает отец, Николай Душкин-старший. Сын возвращается в Россию. Братья и сестры предлагают отдать причитающуюся долю отцовского наследства (оцениваемую в три миллиона рублей) в доверительное управление, но Николай опять круто меняет судьбу – становится коммерсантом. Ненадолго: в течение года он ликвидирует свои российские дела, правдами, а, большей частью, неправдами переводит капитал за границу (неправдами – потому что на многие финансовые операции в годы войны был наложен мораторий), покупает усадьбу в Харбине и рождество 1916 года (по новому стилю – январь 1917 года) встречает уже в Китае.
Здесь он живет десять лет, работая над капитальным трудом "Происхождение Жизни на Земле".
Теорию свою сам он называет "Теорией сообщающихся сосудов". Множественность миров, идею, за которую Джордано Бруно был отправлен на костер, Душкин рассматривает не как множественность в пространстве, а как множественность в пространствах – то есть речь не о далеких планетах и галактиках, а о мирах здесь, рядом, но в иных измерениях. По Душкину, на Земле имеются немногочисленные области, где время от времени возникают спонтанные или инициированные переходы из одного мира в другой. Посредством этих переходов миры и обмениваются между собой представителями фауны, флоры, а также микроорганизмами.
Не отрицая возможности эволюции в принципе, Душкин считал, что многообразие видов на Земле нельзя объяснить исключительно эволюцией даже математически. Как может рыба научиться жить на суше на протяжении поколения, да еще чтобы изменения эти закрепились в наследственном аппарате? почему в Австралии эволюция вдруг остановилась на уровне сумчатых животных? отдаленность ее от других материков разве отменяет эволюцию во времени?
Нет! Просто Австралия сообщается с Миром, в котором доминируют именно сумчатые!
Иногда количество занесенных в наш мир существ недостаточно, чтобы распространиться широко, либо наш Мир неблагоприятен для их существования – и тогда мы имеем сообщения о встрече с уродцами или просто небывалыми тварями, сообщения, которые повторяются на протяжении веков. Иногда же, напротив, наш мир представляет собою приемлемое место для размножения – и тогда насельники иных миров распространяются по Земле.
Возможно, один из таких примеров – человек. Изгнание из рая, описанное в библии, есть совершенно достоверная история! Рай – просто другой мир, много более благоприятный по климатическим и прочим условием, чем наш. Возможно, и человечество не едино, а пришло из различных миров, так образовались три основные расы. Но процесс этот взаимный, и обитатели нашего мира, в свою очередь, постоянно уходят в иномирье. Не исключено, что наиболее развитые народы – или, напротив, наиболее консервативные – знают, где, как и когда образуются переходы между мирами. Одним из таких народов Душкин считает жителей древнего Египта, другим – народ инков, который отличен от других даже на уровне скелета: в черепе инков есть дополнительная кость, отсутствующая у европейцев.
Опять же по Душкину, иные исчезнувшие народы не вымерли, не пали под натиском враждебных племен, а нашли путь в иные миры.
Иногда же существа, имеющие сходное с человеком строение, не могут жить здесь долго, так как привыкли к иным условиям. Многочисленные рассказы о чертях есть именно свидетельства о кратковременных визитах в наш мир разумных представителях иного вида. Но мир "чертей" слишком горяч для того, чтобы они польстились на наш, химической основою жизни в них являются не углерод, а кремний. В легендах описаны и существа аммиачного мира, для которых наша земля в свою очередь является пеклом.
Ворота в иные миры древние цивилизации старались держать накрепко закрытыми, и именно для этого были возведены многие культовые сооружения.
Опасны не только и не сколько "черти" и прочие демоны. Куда страшнее чудищ и даже разумных врагов враг неразумный – микроорганизмы. Попадая в благоприятную среду, они вызывают массовые заболевания, пандемии, охватывающие порой все население нашего мира. Одна из таких пандемий, по мнению Душкина, и послужила причиной исчезновения динозавров. Как знать, не уничтожит ли другая человеческий род?
Ворота для микроорганизмов, считал Душкин, находятся в Китае! Именно отсюда пришла "испанка" – вопреки названию, первый миллион человек умерли здесь. Отсюда и впредь волна за волною будет исходить угроза человечеству!
Одновременно с написанием труда Душкин ищет ворота в "Иные миры". Он изучает историю Китая, ее летописи, посетил множество монастырей. Одновременно с этим он увлекается и китайской медициной, старается выведать, как за многие тысячелетия китайцам удавалось справляться со смертоносными эпидемиями. Он пришел к выводу, что некоторые ингредиенты, входящие в состав излюбленных китайских снадобий, обладают способностью стимулировать защитные силы человеческого организма настолько, что тот становится невосприимчивым к инфекции. К ним относятся растения, в частности женьшень, а также части животных.
И Душкин организует сеть небольших фабрик, занимающихся изготовлением снадобий, а также создает плантации для промышленного выращивания женьшеня: природный, таежный, вековой эффективнее, но его мало, а людей много.
Очевидно, отцовская хватка передалась и ученому сыну – предприятия его уверенно развивались, наладилась торговля с Северо-Американскими Соединенными Штатами и Европой, а местные власти относились к русскому предпринимателю куда благосклонней, чем к русскому эмигранту просто. Благосклонность властей и нужна была Душкину – она открывала двери в монастыри и книгохранилища, позволяла свободно передвигаться не только по Северному Китаю, который прежде считали неформальной колонией России, но и по иным его районам.
И опять поворот судьбы – осенью 1927 года он вновь посещает Египет, причем обставляет свое путешествие всеми мыслимыми предосторожностями, в частности – пишет завещание.
Во главе партии из 11 человек он идет не в долину Нила а дальше, много дальше, в пески Нубийской пустыни.
К назначенному сроку никто не вернулся. Душкина и его спутников искали с тщательностью, на которую может рассчитывать только миллионер, но никаких следов тогда не было найдено.
Научный труд Николая Душкина так и остался незаконченным. Однако у него были последователи. Один из них, Николай Иванович Вавилов широко пропагандировал идеи о центрах происхождения растительных видов, исключив, правда, прямое упоминание понятия "сообщающихся сосудов".
Ихото Акарима, токийский микробиолог, утверждал в 1951 году, что Япония во время второй мировой войны не вела разработку биологического оружия в Китае, а, напротив, проводила исследовательские работы, направленные на нераспространение некой особо опасной инфекции, возникнувшей на континенте.
Как известно, и впоследствии из Китая не раз исходили пандемии, последняя из которых, атипичная пневмония, расползается по миру в наши дни.
Что касается "ворот в иномирье", то сейчас теория привлекает все больше и больше сторонников. Будет жаль, если мы опять забудем славные имена наших соотечественников и отдадим приоритет с подобострастным восторгом.

Гений исчезновения

Один из величайших иллюзионистов в истории цирка никогда не видел мировых столиц, его имя не кричало с афиш, и даже в цирковых энциклопедиях ему не уделили ни строки.
Николай Афанасьевич Найденов проживал в Воронеже с 1919 по 1924 годы. Сняв комнатку в районе Чижовки, хозяйке и соседям он представился как "свободный артист", по состоянию здоровья не подлежащий мобилизации. Ему поверили сразу. Никакая армия не польстилась бы на человека, который при росте в метр девяносто восемь весил едва пятьдесят килограммов. Да и сложения Найденов был самого нелепого: голова, большая, с огромными, навыкат, глазами смотрелась этаким подсолнухом на тоненьком стебельке-туловище.
Глаза, впрочем, обыватели видели лишь темным вечером. Днем Найденов носил синие очки – "по причине сильной рези от света".
Заплатив хозяйке за месяц вперед, постоялец, очевидно, собрался умирать с голода. Не работал, да и ни к какой работе способным не был, а имущества у Найденова было всего ничего. Изредка менял на пшено кое-что из одежды, пшеном и спасался, днями напролет лежа на дощатом топчане.
Но когда в город приехал цирк, оживился и пошел наниматься к антрепренеру.
Хозяин, вернее, администратор цирка ("хозяев таперича нету") отнесся к посетителю недоверчиво и принялся объяснять, что у него не балаган, где его можно было бы показывать, как посланца трудового народа планеты Марс, а цирк, храм высокого пролетарского искусства
Найденов, однако, оказался не чужд и пролетарского искусства. Он вознамерился создать номер "Рабочий, освобождающийся от капиталистических оков" и предложил антрепренеру его связать, заковать, забить в колодки.
Долго упрашивать не пришлось. Антрепренер вежливо попросил посетителя завести руки за спину и крепко-накрепко связал их сыромятным ремнем, проявив при том сноровку, более приличествующую заплечных дел мастеру, нежели руководитель пролетарских артистов.
Он собирался продержать назойливого посетителя связанным часок-другой – для его же пользы и для демонстрации тягот профессии прочим воронежцам, которые тоже стремились пополнить ряды артистов со своими дрессированными кошками, козами, а пуще того солеными шутками красных коверных.
Но не успел антрепренер усесться в свое кресло (как он утверждал, кресло конфисковали из самого Зимнего дворца), как Найденов показывал ему свои тонкие, длинные и непостижимым образом свободные руки.
Через три дня Найденов предстал перед воронежским зрителем. Номера его были частью заимствованы из репертуара Гудини, частью придуманы антрепренером, а частью и Найденовым.
Более прочих публику привлекал номер "Неуловимый подпольщик-большевик". Артист, облаченный в расшитый блестками халат, выходил на арену и доставал из кармана черный пенал в полвершка, ставил на ковер и начинал обмахивать веером. Пенал на глазах рос и через несколько минут становился размером с гроб. Найденов откидывал одну грань, заходил внутрь и закрывался изнутри. Шпрехшталмейстер предлагал любому из публики острыми саблями трижды проткнуть ящик в любом угодном зрителю месте.
Поначалу публика конфузилась, мялась, опасалась наказания за смертоубийство, но, войдя в раж, колола ящик со всею страстью, так что к концу представления в нем было не три, а тридцать дыр. Затем под барабанную дробь ящик раскрывался, и Найденов, живой и невредимый, делал комплимент изумленным и потрясенным воронежцам.
Зрители, разумеется, перешептывались насчет хитроумно замаскированного потайного люка, ведущего под пол, но циркисты знали, что никакого люка нет, и за кулисами кланялись Найденову с боязливым восхищением. Второй фокусник, потешавший народ пусканием изо рта языков пламени, глотанием шпаг, хождением по битому стеклу и возлежанием на "ложе смерти", доски, с гвоздями, однажды сам взял сабли в руки и попытался проткнуть отбивавшего хлеб соперника, но ничего, кроме презрения собратьев по искусству, не добился.
Сам товарищ Белоногов, начальник продовольственных складов, заинтересовался номером и попытался выведать секрет, но артист объяснил фокус своею необычайной худобой и реакцией – он, мол, успевает изменить положение тела за миг до того, как сабля войдет в плоть. А от веревок и оков выручает необыкновенная гибкость суставов и знание свойств четвертого измерения. На четвертое измерение товарищ Белоногов обиделся и предложил артисту попробовать освободиться из особой кладовой камеры, на что, к его удивлению, артист охотно согласился, выторговав себе, в случае успеха, бочонок соленой сельди.
Товарищ Белоногов долго не раздумывал. Позвал приятелей поглядеть на потеху и в их присутствии отвел Найденова в кладовочку без окон и с единственной железной дверью. Связав Найденова по рукам и ногам (в кладовочке было на удивление много вкусных для голодного девятнадцатого года продуктов) он оставил испытуемого у заветного бочонка, а сам, запрев снаружи дверь на надежнейший амбарный замок, пошел с приятелями проверять на съедобность реквизированную у нетрудового элемента ветчину: вдруг отравлена.
Спустя три часа, покончив с нелегким делом, Белоногов сотоварищи, придя в доброе расположение духа, решили отпустить артиста подобру-поздорову. И замок висел на петлях, и засов был цел, но в камере Найденова не было. Исчез и пятиведерный оговоренный бочонок. Разумеется, простукивание стен и полов следов подкопа или пролома не выявило.
Слух о необычайном происшествии еще больше подогрел интерес публики. Когда же цирк собрался, наконец, в иные губернии, антрепренер был несказанно удивлен: Найденов наотрез отказался покинуть Воронеж. По его словам, в Воронеже он намеревался ждать семью, с которой его разлучила гражданская война. Чижовка была назначена местом встречи.
С тех пор на протяжении пяти лет каждый цирк, выезжавший на гастроли в Воронеж непременно приглашал Найденова. Среди циркачей даже бытовала поговорка "поехать в Воронеж со своим фокусником", аналогичная по смыслу поговорке о тульском самоваре.
Найденов, несмотря на успех, оставался нескладным тощим чудаком, жившем в плохоньком домишке на окраине Воронежа. Местные власти, признавая его талант, не раз предлагали ордер на комнату в центре, на что он всегда отказывался.
Исчез Найденов туманной октябрьской ночью 1924 года. Старуха – хозяйка говорила, что спала, как убитая, но, когда поутру заглянула в клетушку жильца, того уже не было. Он ушел не только не попрощавшись, но и оставив на память хозяйке – так уверяла старушка – семьдесят две золотые николаевские десятки, шесть золотых часов, две дюжины часов серебряных, несколько кубков и прочие безделушки, подаренные ему восторженной публикой.
Проведенное следствие (а следствие велось, трудно было поверить, что человек ушел, оставив немалое добро на произвол судьбы) не показало ничего. Никто не заметил в ту ночь ни Найденова, ни подозрительных личностей. Один лишь Сидорчук, инвалид империалистической войны, утверждал, что, выйдя той ночью до ветру, видел, как над домом Найденова вдруг возник мерцающий шар, повисел минуту и бесследно растаял.

Класс!

ЗАГАДКА ЧЕЛОВЕКА-АЭРОСТАТА

Летом 1916 года в губернский город Воронеж приехал цирк. Нужно сказать, что война дурно влияет на искусство, и цирк не исключение: молодых мужчин-артистов призвали на военную службу. Остались либо ветераны, либо совсем уж молоденькие. Ценители вздыхали и вспоминали предвоенных кумиров. Но нынешний цирк господина Ланье (Лынова Дмитрия Ефимовича) привез номер, поразивший самых взыскательных гурманов арены. Большие красочные афиши со всех тумб возвещали:
"Единственный и неповторимый Человек–Аэростат!"
С афиш на обывателей смотрел витязь под серебряной полумаской, одетый в алый плащ. Витязь парил под куполом цирка, держа в одной руке щит, а в другой – меч. Воплощение победы над тевтонами, бог возмездия, надёжа!
На первое представление господин Ланье разослал контрамарки влиятельнейшим лицам города. Не обделил и журналистов, зная, что прежде чем раз увидеть, зритель должен сто раз услышать – или прочитать в газете.
Успех был ошеломительным!
Первое отделение прошло обыкновенно. Гимнасты, жонглеры, эквилибристы, дрессированные собачки – все, что и сегодня можно увидеть в любом цирке. Человек-Аэростат должен был появиться во втором отделении.
Все ждали.
Вот выдержка из "Воронежского Вестника":
"Разгоряченная публика кипит от нетерпения. Наконец, шпрехшталмейстер объявляет номер. Красавицы, наряженные в весьма вольные сарафаны, окружают ажурное возвышение, поставленное в перерыве униформистами. Четыре могучих богатыря (русский молодец с возрастом только крепнет!) выносят закрытый паланкин. Оркестр играет что-то тревожное и пронзительное, указывая на важность происходящего. Паланкин ставят на помост. Вздох ужаса, изумления, негодования проносится по заполненному до отказа шапито: из паланкина извлекают безногого инвалида! Он облачен в красный плащ, лицо же скрыто под серебряной полумаской!
Богатыри помогают ему усесться в кресло, напоминающее трон лубочных книг. В руках у красавиц вдруг будто неоткуда появляются факелы. Мгновение – и они полыхают разноцветными огнями – красным, желтым, белым, голубым! Красавицы направляют пламя к трону безногого повелителя. Кто он? Неужели и есть объявленный человек-аэростат?!
Да! Когда огненное кольцо начало смыкаться вокруг трона, он воспарил! Длинный плащ скрывает увечье, и перед нами явилась воистину грозная фигура воина-мстителя! Поднявшись на высоту пяти аршин, он медленно, но безостановочно облетает арену, проносясь над головами сидящих в первых рядах. У почетной ложи он приостанавливается и протягивает, разумеется, рукоятью вперед, меч губернатору. Губернатор кивнул на старшего сына, гимназиста. Сын, Андрей, который через год окончит нашу славную альма-матер, произвел проверку – мечом провел над головою парящего воина. Никаких невидимых канатов! С поклоном гимназист возвращает воину меч.
Тот продолжает величественный облет цирка. Красавицы у трона начинают выписывать факелами огненные фигуры, приглашая своего повелителя вернуться, что он и делает после того, как завершает полный круг. Богатыри усаживают его в паланкин, и в нем Человек-Аэростат покидает арену под бешеные аплодисменты публики! Восторг ее просто неописуем! Крупнейший знаток циркового искусства, родственник известных циркистов Матвей Дуров, который сидит рядом со мной, заявляет, что ничего подобного в истории не встречалось.
Восторг публики не стихает! Директор вынужден сам предстать перед зрителями, чтобы объявить: по определенным обстоятельствам артист на поклоны (по цирковому "комплименты") не выходит, а желающих его увидеть просят на завтрашнее представление.
Лишь после этого люди постепенно успокаиваются – так успокаивается море после бури: ветра нет, но волны продолжают носиться по безбрежным просторам. Признаюсь, я не остаюсь на третье отделение, чемпионат мира по французской борьбе пройдет без меня. Я спешу в редакцию, чтобы репортаж попал в утренний номер газеты. Читатель может быть уверен, что наша газета приложит все усилия, чтобы открыть тайну полета Человека-Аэростата!"
Но тайну раскрыть оказалось не просто! К "Человеку-Аэростату" был приставлен неподкупный страж, охранявший вагончик, в котором почти безвылазно жил таинственный летун. Лишь на время представления под эскортом борцов-ветеранов его на паланкине доставляли в цирковой шатер, а по завершении номера, все больше интриговавшего публику, возвращали назад. Слухи ходили самые невероятные. Одни утверждали, что "Человек-Аэростат" – сын индийского раджи, в детстве похищенный сектой душителей, которые и лишили несчастного ног, не получив выкупа. Раджа выследил похитителей и предал всех жесточайшей казни, а браминам-йогам повелел обучить сына искусству полета. Другие держались того, что "Человек-Аэростат" – никто иной, как марсианин. У них, на Марсе, все без ног, а благодаря меньшей силе тяготения летать там куда легче, нежели на Земле. Третьи все сводили к гипнозу. Четвертые, а их было большинство, считали, что полет – очень остроумный фокус, и, пытаясь его разгадать, раз за разом посещали представление. Но разгадка не торопилась.
Сын губернатора, гимназист Андрей, желая удивить товарищей, упросил отца разузнать о "Человеке-Аэростате". Губернатор, считавший, что цирковые тайны раскрывать дело неблагодарное и неблагородное, поначалу отказывался, но когда к просьбам присоединилась супруга, не устоял.
Выяснилось, что по паспорту "Человек-Аэростат" был крестьянином села Грязное Воронежского уезда Мухиным Владимиром, двадцати четырех лет от роду. Как и миллионы других крестьян, служил в армии. Попал под обстрел тяжелой артиллерии, снаряд разорвался рядом с окопом. Мухин потерял сознание, а когда очнулся, то был уже без ног. Их ампутировали в полевом лазарете из-за того, что осколками снаряда кости были раздроблены полностью. Опасались газовой гангрены.
О полете же директор, предоставивший сведения, говорить отказался. Тайна трюка есть дело коммерческое, и потому административные власти не вправе требовать ее разглашения.
Если губернатору его цирк неугоден, он переедет в другой город, Тамбов или Курск, откуда приходят настойчивые просьбы почитателей древнего искусства. Губернатор согласился с доводами господина Ланье. Но супруга – нет. Она обратилась к некоему отставному чиновнику, который был ей обязан, и попросила "выяснить, что возможно". Чиновник постарался и сделал более – выяснил почти невозможное. Подкупить кого-нибудь в цирке не удалось, это пробовали журналисты. Чиновник поступил хитрее – он поехал на родину крестьянина-артиста. И вот что ему удалось выведать: Мухин был единственным сыном, что для крестьянской семьи редкость. Отец пропал без вести в японскую войну, мать кормилась тем, что умела "править кости", ворожить и вообще слыла ведьмою. Когда забрали на германскую войну сына, долго ругалась на несправедливость, мол, негоже у вдовы единственного кормильца отбирать, но потом успокоилась. Зато лица, причастные к тому, что сына взяли на службу, покоя больше не знали – мучались зубами страшно. Сначала бегали по зубным врачам, потом приходили с подношениями, только боль прошла, когда рты у всех стали беззубыми. Мать же пропала. Подозревали, что один из обеззубевших отомстил, но доказать ничего не доказали, одни догадки. После госпиталя Мухин вернулся домой, зажил бобылем. Перебивался мелким промыслом – строгал немудреные деревянные игрушки, которые дядя, брат отца, отвозил в город на продажу. Осенью прошлого, т.е. пятнадцатого года в избе Мухина случился пожар, опять же, думают, не без помощи добрых людей. Народ спохватился поздно, и пропасть бы безногому, но… Но неведомая, по словам сельчан, сила вынесла Мухина из избы. Собравшиеся видели, как тот по воздуху пролетел саженей тридцать, прежде чем опустился на землю. Дядя, мужик сметливый, решил силу эту обратить в деньги и связался с человеком из цирка. Тот подготовил номер, но самого дядю оставил в дураках, заплатив сущую мелочь, пятьдесят рублей. Все это рассказал чиновнику сам дядя, с которым чиновник распил полуштоф "ханжи", самодельной водки (во время войны в России был введен сухой закон).
Расследования чиновника подтверждали – "Человек-Аэростат" летает на самом деле! Если так, то дело перестает быть коммерческим, а становится государственным!
Губернатор вновь вызвал директора и приказал тому представить Владимира Мухина на предмет медицинского освидетельствования. Как не протестовал Ланье-Лынов, но пришлось подчиниться. Единственное, что выторговал директор, чтобы освидетельствование проходило конфиденциально, без шума. Германские шпионы, вездесущие репортеры, то, се… А в номере главное – тайна! Сам он признался, что нарочно уехал в провинцию, опасаясь, что в столичных городах его летуна сразу затребуют всякие ученые и военные специалисты.
– Не такая уж мы и провинция, – возразил ему губернатор.
Врачебная комиссия самым тщательным образом обследовал Мухина, просветила икс-лучами, но никаких неизвестных науке изменений в организме не нашла. На просьбу "подняться в воздух", которую, краснея от нелепости положения, высказал доктор Федяевский, Мухин ответил, что запросто летать он не умеет. "В тот раз я был здорово напуган, при пожаре-то, и теперь, чтобы полететь, нужно, чтобы рядом был огонь", – занес слова Мухина в протокол секретарь комиссии.
Пришлось звать слесаря с паяльной лампой.
Когда пламя загудело в непосредственной близости от "Человека-Аэростата", тот и в самом деле взлетел – и вылетел из окна госпиталя, где проводилось обследование. Окно вело в сад, потому свидетелей не оказалось, но слесарь с перепугу уронил лампу, что чуть было не привело к большому пожару.
Нашли Мухина в сорока саженях от управы – тот преспокойно сидел в малиннике и ел ягоды.
Губернатор оказался в положении "хуже губернаторского". Сообщать в Петроград? Но как-то это несерьезно, летающий безногий инвалид из цирка. А вдруг он не больше не полетит? Или даже и полетит, то что?
Он решил, что вестником пристало быть начальнику жандармского управления. Шифрованная депеша ушла в соответствующую инстанцию. В ожидании ответа цирку было позволено продолжить представление.
Само испытание во врачебной управе в полном секрете сохранить, конечно, не удалось. Опять пошли слухи: о прозрачной веревке, которую-де обнаружили во время обследования, о некой железе, которую молва помещала в самые неожиданные места. Говорили даже, что "человек-аэростат" попросту отказался от обследования и через окно улетел в цирк.
Аншлаг держался неделю за неделей! А Петроград с ответом не спешил.
Директор же предупредил, что цирк собирается покинуть Воронеж. Причиною тому, помимо прочего, было заявление Мухина, что он теряет "летательную силу". Действительно, последние дни он редко поднимался выше трех аршин, а иногда и двух. Наконец, наступил вечер, когда номер пришлось отменить. Чтобы успокоить разгневанную публику, дирекция вернула деньги за билеты! После этого отъезд стал неминуем – сами по себе собачки и борцы сборов не давали. Как раз подоспел и ответ из столицы, в котором жандармскому управлению рекомендовалось заняться работой и не смешить людей. Губернатор порадовался собственной предусмотрительности.
А Владимир Мухин перебрался в Киев. За время выступлений он скопил-таки некую сумму, и собрался жениться! Невеста, родом из Киева, была из семьи часовых мастеров, и обещала пристроить жениха и его капитал.
После отъезда цирка горожане еще долго рассуждали о феномене "человека-аэростата". Доктор Федяевский считал, что ряд причин – контузия, ампутация ног, сильное нервическое потрясение во время пожара включили у Мухина некий компенсационный механизм. Левитация была известна еще халдейским магам, некоторые считают, что и сейчас на востоке есть люди, владеющие искусством полета. Со временем сила истощилась, и Мухин потерял свою феноменальную способность.
Впрочем, чиновник, что выяснял обстоятельства для губернаторши, говорил, что никуда способности не исчезли. Просто Ланье решил, что ему нужен благовидный предлог, чтобы покинуть город и избавить Мухина от Петербургских, пардон, Петроградских ученых светил. Глядишь, весною в Киеве вновь объявится цирк с "Человеком-Аэростатом".
Но весною семнадцатого года началось совсем другое представление…

Черный огонь

Рыбацкая артель "Трудовой Невод" окончила свое существование 5 сентября 1926 года при обстоятельствах самых загадочных. Утром в балаган, где артельщики ночевали, хранили припас, инструмент и прочие ценности, явился представитель потребительской кооперации для заключения договора на поставку частиковой рыбы (рыба более ценная, например, знаменитая донская стерлядь, шла по особому распоряжению прямо в Воронеж, а оттуда и в столицу). Никого из артельщиков кооператор не нашел. Предметы обихода находились на месте, располагаясь так, словно ими накануне пользовались, как обычно. Лежанки же рыбаков были покрыты слоем черной угольной пыли, до того невесомой, что легкий ветерок поднимал ее ввысь и разносил окрест.
Подождав и поискав рыбаков, кооператор понял, что дело неладно и обратился в Марьинский сельсовет, откуда нарочным из района были вызваны представители милиции и прокуратуры.
Следствие установило, что все восемь человек, расположившихся на ночевку в артельном балагане, пропали бесследно вместе с нижним бельем. Верхняя же одежда, личные вещи, деньги, инвентарь и оборудование сохранились совершенно невредимыми. Целыми оказались лодки, сети и прочее имущество артели.
Первоначальное предположение, что трудовые рыбаки стали жертвою белобандитского нападения, в свете этого представлялось малоубедительным. Поиски тел пропавших в реке результата не дали. И тогда привлеченный к делу опытнейший эксперт, сотрудник университета и – в прошлом – коллега великого хирурга и судебного эксперта Николая Ниловича Бурденко, Владимир Де-Форж, предположил, что рыбаки стали жертвою таинственного, наукой не признанного явления самовозгорания.
Самовозгорание человека описано многажды – в следственных протоколах, в актах пожарной службы, в документах страховых обществ. Даже в мировой литературе встречаются подробные натуралистические описания сего процесса, например, у Эмиля Золя, Жюля Верна или Николая Гоголя.
Однако официальная наука наотрез отказывается признавать явление самовозгорания, утверждая, что в человеке недостаточно горючего материала, чтобы сделать процесс экзотермичным, то есть способным поддерживать самое себя и не угаснуть на самых ранних стадиях. Знаменитый Юстус Либих специально написал труд "О невозможности самовозгорания пьяниц".
Действительно, общая масса жиров, углеводов и белков у среднего человека при сгорании дает меньше энергии, чем требуется для испарения воды, из которой в основном и состоит наш организм. Еще меньше в организме спирта – даже у хронических алкоголиков совершенно недостаточно для горения. Сорокоградусная водка не способна воспламенится, а концентрация алкоголя в крови много ниже.
С другой стороны, существуют методы, позволяющие сжигать и менее горючие материалы, чем человеческое тело, при условии, что тепло, выделяющееся при горении, многократно утилизуется.
Второй вариант – приток энергии извне, хотя встает вопрос, что это за энергия и откуда именно она появляется.
И, наконец, далеко не все люди – средние. При некоторых эндокринных заболеваниях процент содержания жира в организме гораздо выше обычного.
Дело рыбацкой артели не раскрыто до сих пор, как и дело о пожаре во дворце принцессы Ольденбургской. Уже во вполне советское время, в феврале 1941 года в помещении второго этажа, где располагался партийный комитет сахарного завода, случилось возгорание. Сгорел человек, Владлен Баринов, комсомольский вожак.
Правильнее будет сказать, что он исчез. Накануне Баринов предупредил домашних, что будет всю ночь работать, готовя отчет к областной комсомольской конференции. Ночной сторож Коленьков подтвердил, что до трех часов ночи он слышал звук пишущей машинки, на которой Баринов печатал беловик доклада. Но наутро, когда служащие вошли в кабинет, перед ними предстала странная картина – стул и стол, за которыми работал Баринов, были покрыты черной угольной пылью и в воздухе стоял необычайный запах, "будто палили перья на курице".
Ни мебель, ни даже бумага, заправленная в пишущую машинку марки "ремингтон" не пострадали за исключением того, что были покрыты частицами черного порошка. Впрочем, порошок оказался довольно летучим и после того, как раскрыли окна для проветривания, выветрился практически без остатка, не испачкав ни бумаги, ни интерьера.
Баринова объявили "пропавшим без вести", хотя один из следователей, Азаров Андрей Валентинович и вспомнил о случае с рыболовецкой артелью. Разумеется, никакой связи, за исключением внешних признаков, в этих делах не было, и потому хода предположение не получило. Решено было, что Баринов – иностранный шпион и инсценировал пожар с целью замести следы, хотя что делать иностранному шпиону на обыкновенном сахарном заводе, объяснить никто не брался.
Другое дело – случай 1947 года. В то время дворец занимал эвакуированный из Воронежа химико-технологический институт, и работы, которые велись в его стенах, заслуживали самой высокой степени секретности, поскольку были связаны с оборонным заказом.
В лаборатории номер четыре в ночную смену вспыхнул пожар. Были эвакуированы жители близлежащих домов. Поднятый по тревоге специальный, состоящий из сотрудников института, пожарный расчет, одетый в защитные костюмы, проник в лабораторию. К счастью, все потенциально опасные химические вещества не пострадали и остались в герметических контейнерах. Но доктор химических наук А. Шварц, кандидат химических наук Н. Гаршин и лаборант В. Щербатых, работавшие над секретной темой, исчезли бесследно. Как и в предыдущих инцидентах, никаких останков, за исключением черной пыли, не обнаружилось.
Но на этот раз экспертами явились сами пострадавшие, высококвалифицированные сотрудники научного учреждения. Они собрали пыль и подвергли ее тщательному анализу. Оказалось, что пыль (собранная со всею скрупулезностью, она весила всего восемьдесят граммов) представляет собою чистейший углерод! Человеческий же прах (например, после ритуального сожжения в крематории) являет собою многокомпонентную смесь, включающую в себя помимо углерода кальций, железо, марганец, органические вещества.
В связи с особой значимостью следствие велось самыми опытными специалистами, включая московских чекистов, поскольку были все основания считать происшедшее диверсией. Однако никаких данных, проливающих свет на судьбу доктора Шварца и его коллег, собрать не удалось. Более того, во время следствия не было произведено арестов, что для тех времен было событием невиданным. Похоже, чекисты знали о самовозгорании достаточно, чтобы не исключить подобной возможности. Институт срочно вернули в Воронеж, на том дело – во всяком случае, видимая его часть – и закончилось…

Из старенького - опубликовано три года назад. А сейчас каждый день то майор милиции бойню в гастрономе устроит, то в Институте нефти то ли студент, то ли просто прохожий...

Кто-то страшный к нам идет

17 ноября 2005 года в кубинских городках Веласко, Магарабомба, Эсмеральда и Ломбильо были убиты четыре человека. Во всех случаях убийства проходили по одному и тому же сценарию: почтенный отец семейства впадал в буйство и наносил своим взрослым детям смертельные ранения. Дважды орудием убийства послужили мачете, один раз кухонный нож и один - охотничье ружье. Преступления раскрыли по горячим следам. Имелись свидетели, да и сами преступники не пытались бежать. Убийства на Кубе, особенно в небольших городках и селениях – явление довольно редкое, а убийства внутри семьи – редкое еще более. Население охотно помогает органам правопорядка, и потому высокая эффективность работы силовиков, неотвратимость наказания вместе с социальной политикой властей и нравами, царящими среди островитян, позволяют считать Кубу страной с низким уровнем преступности. Даже одно преступление послужило бы поводом для самой серьезной работы, а четыре, случившихся на протяжении суток, потрясли и озадачили кубинскую общественность. Городки располагаются на расстоянии двадцати-тридцати километров друг от друга, и поначалу предположили, что случившееся – дело рук маньяка, сумевшего переложить вину на родителей убитых. Но опрос свидетелей показал несостоятельность данной версии: посторонних никто не заметил, а в маленьких городках каждый на виду. Единственное упоминание о необычном: во дворе обвиняемого в сыноубийстве Хуана Кортеса, проживавшего на окраине Веласко, сосед на рассвете, за несколько часов до трагедии видел странное клубящееся облачко темно-серого цвета четыре-пять метров в поперечнике. Но поскольку Веласко располагается близ обширных болот, сосед решил, что во двор ветром занесло туман.
Сами преступники не отрицали причастности к убийствам, но утверждали, что были не в себе. «Я совершил данное деяния вопреки собственному желанию: некто чужой овладел телом и заставил взять мачете и ударить сыночка Анслемо сзади прямо в шею. Я сопротивлялся изо всех сил, но ничего поделать не мог» (выписка из протокола допроса).
Поначалу во внимание эти слова не приняли: многие преступники говорят, что на совершение правонарушения их подтолкнула неведомая сила. Но расследование показало, что во всех случаях отношения в семьях, где произошла трагедия, характеризовались соседями, как ровные, никто из совершивших убийство прежде в антиобщественных поступках замечен не был. В анализах крови подследственных не было найдено никаких следов алкоголя или иных наркотических веществ.
И потом: один спонтанный случай немотивированной агрессии – куда ни шло, но четыре! Это уже система.
Расследование продолжается до сих пор, и результаты его в интересах правосудия, не разглашаются. Вышеприведенные факты получили известность благодаря сообщению Энрике Чавеса, медицинского эксперта, эмигрировавшего в январе 2006 года в США. Он опубликовал статью в «Майами Дейли Ньюс», в которой попытался пролить свет на случившееся.
Версия Чавеса заключается в том, что все четыре преступления являются следствием криптоинвазии, временного захвата и порабощения человеческого разума некой внешней силой. Природу этой силы и следует выявить.
Гипотеза номер один, над которой работают на Кубе, заключается в том, что случившееся есть преступный эксперимент ЦРУ, направленный специально против кубинского государства. Низкочастотные акустические волны либо электромагнитное излучение неизвестных пока характеристик воздействуют на психику человека так, что тот становится марионеткой, послушным рабом в руках ученых-изуверов. Излучатели находились на борту специальных небольших дирижаблей, созданных при помощи технологии «стелс». Эти дирижабли в ночное время проникают в воздушное пространство суверенной Кубы и ведут сбор разведданных, но теперь, вероятно, перешли к активным действиям по дестабилизации кубинского общества. Против этой гипотезы говорит то, что нет никаких доказательств существования подобных излучателей, да и наличие таинственных дирижаблей-невидимок отрицается властями США – за них-де принимают обыкновенные метеорологические зонды-лаборатории, которые воздушными течениями заносит на Кубу.
Вторая гипотеза возлагает вину на инопланетян. Конечно, до сих пор нет никаких официальных доказательств их присутствия вообще. Свидетельства сотен и тысяч людей, похищенных пришельцами, демонстративно не принимаются властями всех стран, любые фото- и кинодокументы априорно объявляются фальшивками, а когда свидетелями НЛО становятся десятки, а то и сотни тысяч человек, появляются сообщения о необыкновенных природных явлениях или испытаниях секретной авиационной или космической техники. И это заставляет предположить самое скверное – правительства бессильны перед присутствием инопланетян и прибегают к страусиной политике. Возможно, пришельцы и не ставят перед собой планов захвата Земли, люди для них – лишь подопытный материал, который они и черпают с нашей планеты по мере надобности. Покуда надобность эта выражается трех- или четырехзначными числами, лучше делать вид, что ничего не происходит и смириться с неизбежной данью.
Наконец, третья гипотеза ведет в мир тропических болот. Куба, как и многие экваториальные области Латинской Америки, Африки и отчасти Азии исследована весьма поверхностно. Аэрофотосъемка, космический зондаж, иногда – кратковременные экспедиции геологов, зоологов и иных специалистов не могут раскрыть глубинных тайн. Жители же кубинской провинции до сих пор, несмотря на активную антирелигиозную пропаганду, верят, что в болотах живут страшные и жестокие божества, и даже практикуют обряды Вуду. Как знать, вдруг одно из неведомых существ покинуло привычные пределы и совершило смертоносное путешествие по прилегающим селениям? И облачко, виденное во дворе Хуана Кортеса, было этим существом, смертельно опасным и беспощадным?
Энрике Чавес опасается, что полноценных исследований проводиться не будет, случившееся посчитают совпадением и объяснят конфликтом на почве личной неприязни.
В заключение – выдержки из криминальной хроники газеты «Воронежский Курьер» от 28 марта 2006 года:
«В пятницу вечером в Богучарскую ЦРБ была доставлена женщина с ножевым ранением в грудь. По подозрению в совершении этого преступления был задержан ее 70-летний отец. Аналогичное преступление произошло в тот же день в Борисоглебске. Там разбушевавшийся глава семейства выстрелил из огнестрельного оружия в грудь своему 26-летнему сыну. Сын оказался на больничной койке, а отец – за решеткой… Еще одно семейное преступление произошло в селе Васильевка Аннинского района. Там 44-летний мужчина ударил ножом в живот своего 23-летнего сына. Сын был отправлен в Аннинскую больницу, а отца забрали милиционеры».

Из новенького:
Прикладная беллетристика
Литература окупила себя раз и навсегда уже тем, что не допустила третью мировую войну, показав каждому, что такое ядерная битва – без компьютерной помощи, одной лишь силой воображения.

Весть текст - на http://www.computerra.ru/own/vasiliysk/423560/
Заходите и высказывайтесь

Бессмертие: Берлинский вариант

Профессор Вандальский Петр Карлович покидает Россию в двадцать шестом году и селится на родине прадедов, в Германии, где активно занимается пластической хирургией, продлевая если не молодость, то видимость молодости тем, кто может позволить себе оплатить его работу. Будучи отличным хирургом и, вместе с тем, знатоком лечебных трав, Вандальский добивается прекрасных результатов и пользуется успехом. Его клиника процветает, от пациентов и, особенно, пациенток, нет отбоя.
На собственные средства Вандальский содержит Экспериментальную Лабораторию, где, пока еще на животных, проводит опыты, долженствующие в перспективе продлить жизнь человеку.
В поисках секретов долголетия Вандальский (теперь он фон Дальс) посещает Тибет, Египет, Месопотамию, полтора года путешествует по Центральной и Южной Америке. Вернувшись, он проводит серию блестящих операций, среди пациенток – известнейшие артистки. Помимо собственно косметических операций фон Дальс назначает интенсивный курс омоложения. Каждый такой курс, утверждает он, продляет жизнь на пятнадцать – двадцать лет.
Помолодевшие кинопримадонны одним своим появлением на экране прославляют “берлинского кудесника”, теперь к нему едут за молодостью со всего мира.
Но в тридцать пятом году фон Дальс вдруг заявляет, что через полгода прекратит лечебную практику и полностью посвятит себя исследовательской работе. “Мы стоим на пороге нового мира, мира, где бессмертие будет уделом не только богов, но и богоподобных героев”, – заявляет он.
За эти шесть месяцев он, вероятно, заработал больше, чем за все предшествующие годы. Но деньги может тратить полностью на себя, на свою семью – его Экспериментальную Лабораторию берет под крыло государство.
Нацистским вождям очень хочется видеть в богоподобных героях себя, а увлечение фон Дальса евгеникой (“долго жить должны лишь достойные”) вполне соответствует идеологии нацизма.
К услугам фон Дальса все, что может предоставить отлаженная государственная машина. От него ждут одного – чуда.
И он оправдывает ожидания. Весною тридцать седьмого года проводит эксперимент: отделяет голову шимпанзе и поддерживает в ней жизнь в течение месяца. По сути, это повторение опытов Брюхоненко, но все-таки шимпанзе – не собака, а месяц – не неделя. По истечении месяца он возвращает голову телу обезьяны, которое хранилось при низкой температуре в специальном консервирующем растворе. Операция проходит успешно, шимпанзе (это была самка) живет, дает потомство… Недоброжелатели, впрочем, утверждают, что демонстрировалась не одна голова, а пять, от разных обезьян по очереди, а ожившая шимпанзе подверглась операции иного года – ей-де лишь надрезали кожу на шее. Однако недоброжелателям пришлось замолчать – опыт получил благосклонный отклик с нацистского Олимпа. Другой опыт был продемонстрирован спустя год: три дюжины крыс помещают в специальный консервирующий раствор, охлаждают и герметически закупоривают на месяц. Затем, постепенно нагревая и меняя растворы (состав которых, разумеется, уже был Государственной Тайной) всех крыс оживили. Фон Дальс заявляет, что хранить в растворе животных можно долго, годами и десятилетиями. Интерес Олимпа возрастает, и вместе с ним растет бюджет Лаборатории.
Ходят слухи, что Гесс, наци номер два, прошел специальный курс омоложения, и фон Дальс гарантировал ему сто лет жизни. Опять же по слухам к фон Дальсу обращаются некоторые коронованные особы и лидеры ряда стран. Приглашение на курс терапии исходит с Олимпа, что, безусловно, способствует укреплению международного влияния Германии.
Но и эти, казалось бы, лестные слухи нещадно преследуются. С началом второй мировой войны работы фон Дальса строго засекречены, он перестает встречаться с зарубежными коллегами.
Чем занимался фон Дальс во время войны, практически неизвестно. Заявления о том, что по его приказу и под его руководством проводились опыты над военнопленными, документального подтверждения не имеют. В списке военных преступников он не значится. Хотя, возможно, фон Дальс слишком ценный приз, чтобы предавать его суду. Другому немецкому ученому, Вернеру фон Брауну, предоставлено полное отпущение грехов, хотя его детище, снаряды Фау, унесли жизни тысяч и тысяч людей. Подозревают, что и фон Дальс после войны достался одной из держав-победительниц, которая использует его в собственных целях.
В тысяча девятьсот шестьдесят девятом году в Соединенных Штатах вышла книга Александра Вэндэлса, сына Петра Вандальского – фон Дальса. Вэндэлс утверждал, что его отец совершил эксперимент по консервации тела Адольфа Гитлера!
Судьба немецкого фюрера по сей день загадочна. Даже маршал Жуков многие годы оставался в полном неведении об участи врага номер один. Елена Ржевская, работавшая во время войны переводчиком, в своих воспоминаниях пишет, что труп Гитлера был найден в первые дни победы. Не исключено, что она – а, прежде всего, эксперты – были введены в заблуждение. Нет ничего проще, чем заранее подготовить фиктивную стоматологическую карту, полностью соответствующую будущему трупу-двойнику, и потому экспертизу нельзя в данном случае считать абсолютно достоверной.
Вот что пишет Александр Вэндэлс в своей книге “Мой отец победил смерть”:
“Второго мая сорок пятого года меня, тогда пятнадцатилетнего подростка, отец привел в свою Лабораторию, находящуюся неподалеку от ставки Гитлера. Она также располагалась в подземелье, пол то и дело дрожал от близких разрывов снарядов и бомб. В Лабораторию я попал впервые, подземный зверинец с гигантскими варанами, крокодилами, двухметровыми черепахами и прочими чудищами завораживал, но отцу было не до экскурсий. Он провел меня ниже, в особый зал, полностью облицованный мрамором. Посреди зала стояли закрытые ванны, слышался плеск воды из-за сотрясения от взрывов. Я думал – от взрывов. Лампы, слабые, за темно-красным стеклом, едва светили, и я не сразу привык к малиновым сумеркам.
Отец подвел меня к одной из ванн, нажал рычаг, убирающий непрозрачную крышку. Я увидел, что в ванной плавает тело совершенно безволосого мужчины. Вдруг кадавр зашевелился. Да, именно его движения, хаотичные, бессмысленные, и вызывали плеск воды, вернее, бальзамического раствора. Я всмотрелся в лицо. Без челки и усиков оно выглядело много моложе, но без сомнений, это был Адольф Гитлер! Отец коротко объяснил, что сейчас тело находится на стадии превращения в “куколку”, способную длительное время, много десятилетий, находиться на грани жизни и смерти и при определенных условиях вернуться к активному существованию. На завершение процесса требовались еще сутки, после чего завернутую в пропитанные бальзамом ткани куколку в специальном саркофаге планировалось вывести на длительное хранение.
Удалось это или нет, Александр Вэндэлс не знает. Отец отправил его в сопровождении проводника в относительно безопасное место, где Александр и встретил окончание войны. Отца он больше никогда не видел, но неизвестный доброжелатель время от времени переводил ему деньги, оплатил учебу в университете, помог получить вид на жительство в США.
В течение многих лет он получает на день рождение открытку, всегда одну и ту же: посреди пещеры в хрустальном гробу спит Кощей.



Из новенького:

Дорога ВАДА
Допустим, некие Тайный Силы решили заполучить элитный генофонд вида Homo Sapiens. Для чего – создания идеальных солдат, улучшения нордической расы, спасения вымирающих марсиан или просто в коммерческо-медицинских целях – не так уж и важно. Важно, как это делается. Не вызывая подозрений, в повелительном наклонении и за чужой счет.

Сегодня победители и призеры чемпионатов мира и олимпийских игр в обязательном порядке сдают кровь на анализы. Более того, любой спортсмен – член сборной по олимпийскому виду спорта обязан представлять график перемещения по миру на месяцы вперед, чтобы эмиссары ВАДА могли в любой момент взять у него контрольную пробу. А в крови присутствуют форменные элементы, несущие полные наборы генов. То есть определенные структуры получают в свое распоряжение генетический материал, стоимость которого трудно переоценить. Здесь начинается самое интересное. - http://www.computerra.ru/own/vasiliysk/424449/

Из новенького:
Что нефти осталось на двадцать, тридцать или пятьдесят лет, писали не раз. Но с этой мысли как-то быстренько перескакиваешь на другие. Зачем думать, страдать заранее, если изменить-то ничего нельзя. Так стараются избегать мыслей о смерти, своей или близких. Вдруг болезнь крови? А кровь сегодняшнего общества – это нефть. Иссякнет, что тогда? Правда, есть еще газ, но ведь и газ кончится скорее рано, чем поздно. - http://www.computerra.ru/own/vasiliysk/425330/

Оборотни доктора Брауна

1.

16 декабря 1945 года личному составу Н-ской дивизии зачитали приказ. В приказе говорилось: несмотря на полное поражение Германии, отдельные гитлеровские недобитки пытаются вести борьбу с советскими войсками и союзниками. Бандитско-террористическая организация «Вервольф» планирует осуществить ряд преступных акций в преддверии немецкого Рождества. Поэтому от всех советских военнослужащих требуется проявление особой бдительности и организованности. Патрули и караулы будут нести службу в усиленном режиме вплоть до особого распоряжения. Всякое неорганизованное перемещение военнослужащих за пределами расположения части отменяется. Другими словами, разъяснил своей роте капитан Беговой, немецкие партизаны хотят устроить горячее рождество. Называют они себя «вервольфами», оборотнями по-немецки. Название не зряшное, со смыслом. Днем они добропорядочные немцы, а ночью достают из укромных мест «шмайсеры», ножи и гранаты, и начинают охотиться за беспечными русскими ротозеями или за немцами, лояльными к новой власти.
К приказу отнеслись серьезно – время от времени боевые товарищи пропадали даже средь бела дня, не говоря уже о ночи, и потому поодиночке по Берлину старались не ходить. Группой в пять-шесть человек – другое дело. Ходили, правда, слухи, что дело не только в немецких партизанах, мол, кое-кто норовит перебежать к американцам. Ну, вшестером-то к американцам не перебежишь.
Гвардии сержанта Колыванова назначили в патруль в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое декабря. Не самое рождество, но близко. Сержант человек опытный, призыва сорок третьего года, в патруль ходил не первый раз. Оделся потеплее, взял дополнительный диск к автомату, пару гранат и трофейный «парабеллум». Не положено сержантам парабеллумы иметь, но боевые офицеры смотрели на это сквозь пальцы, да сержант и не форсил, носил пистолет скрытно.
Капитан Беговой, начальник патруля, наоборот, вооружился автоматом, хотя офицер мог ограничиться и пистолетом. Однако в чужом городе ко всему готовым быть нужно, тем более – приказ.
Третьим в патруле был Донцов, призванный весной и войны не нюхавший. Но менять ветеранов предстояло им, необстрелянным.
Берлин, пострадавший при штурме, постепенно восстанавливался. Большинство завалов разобрали, разрушенные здания оградили, что могли – подправили. Хоть и несытно жили, но открылись магазинчики, кафе. В кафе кофе подавали ячменный, цикориевый или желудевый, вместо сливок – растительный эрзац, но пили и делали вид, будто так и нужно. Открыты кафешки были и до полуночи, а некоторые и до утра – особенно те, что в американском секторе. Но и в советском тоже работали. Европа. Патрульные время от времени в кафешки заходили – порядок проверить, документы, погреться.
На этот раз Колыванову довелось патрулировать кварталы, особенно пострадавшие от войны. Ни фонарей, ни кафешек, а рядом – американская зона. Полная луна, впрочем, светила лучше всякого фонаря. Снег на улицах не убирали, и видно было хорошо.
Большинство домов, даже жилых, были темны – в этом районе селились бедные люди, денег на свечи у них не водилось, а электрическое освещение здесь пока не восстановили.
После полуночи наступило лунное затмение, и пришлось удвоить бдительность – в наступившей темноте диверсантам было раздолье.
В третьем часу все и случилось. Патруль услышал, как из подъезда полуразвалившегося дома голос, либо высокий мужской, либо женский, на слух не разобрать, звал на помощь: «Хильфе!» Опасаясь засады (были прецеденты) с автоматами наготове патрульные скрытно приблизились к подъезду. Включили фонари-динамки, трофеи – нужно было постоянно жать на ручку, вырабатывая электроэнергию.
Людей в подъезде не было, вернее, уже не было, так как на снегу виднелись следы – и человеческие, и непонятные, а еще – кровь. И следы вели к пролому в стене, словно схватили человека и утянули внутрь.
Пустив две красные ракеты – сигнал тревоги – патруль начал преследование. Ход вел вниз, в подвал. Здесь снега уже не было, но по-прежнему виднелся пунктирный кровавый след, капля тут, капля там. Спустя несколько поворотов патруль оказался в заброшенном бомбоубежище. И здесь на полу они увидели лежащего навзничь мужчину, а вокруг сидели на корточках три человека, но странных человека. Свет фонарей патрульных отражался в их глазах красным огнем.
На патрульных напали столь стремительно, что только опыт уличных боев и большая емкость магазинов ППШ выручил их. При первом угрожающем движении они открыли огонь на поражение, но понадобилось несколько очередей на каждую тварь, чтобы остановить ее.
Тварь – потому что напавшие не были людьми. Их тела были покрыты шерстью – короткой и черной, как у доберманов. Клыки даже превосходили собачьи, Строение конечностей лишь отдаленно напоминало человеческое. Туловище, впрочем, походило на туловище очень мускулистого человека.
Получалось, что оборотнями их называли не только ради красного словца.
Жертва оборотней оказалась жива. Мужчина, худой, изможденный, лежал на пыльном полу без сознания, кровь сочилась из культи правого предплечья.
Патрульные вынесли его наружу, наложили жгут. Позднее в госпитале пришли к заключению, что дистальная часть предплечья и кисть были отгрызены, судя по ранам, неизвестным хищником. Особисты допросили Лотара Шмидта (так звали пострадавшего). Тот оказался ученым-антифашистом, в сороковом году помещенным в особый концентрационный лагерь, где проводились опыты по превращению человека в оборотня. Сам он от сотрудничества с изуверами наотрез отказался и выполнял исключительно техническую работу – проводил биохимические исследования. Его держали в подземелье вплоть до нынешней ночи, когда Шмидт совершил побег, но был настигнут оборотнями, продуктом преступных опытов нацистов.
Позднее Лотар Шмидт работал в Институте экспериментальной медицины, в 1953 году вернулся в Германскую Демократическую республику, где возглавил лабораторию Адаптации Человека.


2.

Сотрудникам Управления Стратегических Исследований, помимо прочего, вменялось в обязанность поиск и вербовку немецких ученых. Война еще продолжалась, а первые немецкие мозги уже плыли на новую родину. Одних манила возможность продолжить работу в отлично оснащенных лабораториях, других – комфортные условия жизни, а третьих – забвение деяний, которые нельзя было расценить иначе, чем преступления.
Подразделению, в которое входил и Майкл Харт, поручено было разыскать и любыми путями вывести в США некоего Маркуса Брауна, ученого со странной и даже страшной биографией. Крупный специалист в области экспериментальной медицины, он в годы второй мировой войны осуществлял в особом лагере близь Бухенвальда опыты над военнопленными. По данным американской разведки, Маркус Браун лично обещал Герману Герингу создать особый отряд для ведения партизанской войны в русском тылу, и в последние месяцы войны закупил через нейтральные страны оборудования и различных химических ингредиентов на сумму свыше миллиона долларов, что показывает, насколько серьезно отнесся Геринг к обещанию Брауна.
Теперь Маркус Браун скрывался в русском секторе Берлина и руководил подпольным диверсионным отрядом «Берлинские вервольфы». В окружении Брауна был осведомитель, работавший на американцев. Управление Стратегических исследований располагало только довоенной фотографией Брауна, но была известна примета – правая кисть у доктора отсутствовала со студенческих лет (подрабатывая на лесопилке, угодил под пилу)
Доктору уже предлагали стдаться американским властям, в противном случае угрожали судьбою нацистского преступника. Угрозы не помогли, более того, четыре сотрудника Управления стратегических исследований были зверски убиты молодчиками Брауна. Другому это бы с рук не сошло, но, вероятно, Браун был действительно нужен Америке, потому разработали план его похищения.
В ночь с восемнадцатого на девятнадцатое ноября пять специально обученных коммандос и Майкл Харт ворвались в здание где, по сведениям осведомителя, была штаб-квартира «оборотней». Ожидалось, что все они, или, по крайней мере, большинство будут совершать в эту ночь террористические акты, и Браун останется с минимальной охраной или вовсе без нее.
Здание представляло собой полуразрушенный винный склад. Еще в мае остатки вина были вывезены отсюда русскими интендантами, склад неоднократно осматривали русские, и, многажды убедившись, что вина нет, забыли про него. Браун решил прятаться там, где его никто не будет искать. К тому же от подвалов до линии метрополитена было всего пятнадцать метров. После того, как воду Шпрее откачали из метро, «оборотни» прорыли тоннель, и теперь со склада можно было попасть в любую точку Берлина.
Ждали условленного сигнала, который должен был подать осведомитель. Но к полуночи на ярко светившую до того Луну стала наползать кровавая тень. Ничего удивительного, в тот день была ночь лунного затмения, и Браун специально к затмению и приурочил вылазку своих оборотней – с целью внушить суеверный страх, да в темноте легче осуществить диверсии.
Из полутени луна вошла в тень, стала коричневой а сигнала все не было. Становилось ясно, что операция срывается – осведомитель не смог освободиться от опеки или был раскрыт.
Харт решился на штурм – другого случая могло не представиться, а русские вполне способны в ближайшие дни разгромить террористическую группу и захватить доктора Брауна себе.
Коммандос проникли на склад. Поначалу никто не мешал продвижению группы, но внизу их поджидал один оборотень. К изумлению Харта он оказался оборотнем буквально – строение конечностей, челюстей, шерсть, покрывающая туловище выходили далеко за пределы человеческого естества. Оборотень сумел серьезно ранить двух коммандос, прежде чем был убит холодным оружием. Стало ясно, что малой кровью операцию не совершить. Следующего оборотня встретили шквальным огнем, но тот отличался поразительной живучестью и с дюжиной пуль в теле продолжал рваться к горлу коммандос.
В подземелье они обнаружили труп осведомителя – судя по всему, тот был растерзан заживо.
Там, где, по предположению Харта, скрывался Браун, они никого не нашли. Вероятно, раскрыв осведомителя, он предпочел перебраться в другое место.
Трупы оборотней были переправлены в американский сектор, а оттуда авиацией – в исследовательский центр на территории США.

3.
Известно, что по мере ухудшения положения на фронтах руководство нацистской Германии отчаянно хваталось за любую, даже призрачную возможность переломить ход войны. Поиски Шамбалы и оружия Нибелунгов, экспедиция в Антарктиду, обращение к тибетским мудрецам и черной магии – далеко неполный перечень странных с точки зрения военной науки попыток.
Опыты над людьми, практиковавшиеся в специальных лабораториях при лагерях для военнопленных (иногда, наоборот, организовали небольшие лагеря при лабораториях) – факт неоспоримый. Но какова была цель этих опытов, чего стремились добиться нацистские экспериментаторы? Известно, что они широко экспериментировали с гормонами, вводили своим жертвам препараты, полученные из коры надпочечников различных животных, проводили подсадку желез внутренней секреции, в результате чего организм претерпевал самые невероятные изменения. То же касается и психики. Перспективы превращения человека в разумное животное манили не только нацистов – перед революцией нечто подобное пытались сделать и в России.
Но попытка поставить себе на службу оборотней не могла изменить ход войны. Клыки и когти – слабое оружие против танков и пушек…

Из новенького http://www.computerra.ru/own/vasiliysk/426187/
Гонка чайных цеппелинов по маршруту Голубево (Цейлон) – Москва есть самое громкое событие 1871 года. В 1917 году бомбардировкой Кремля дирижаблем "Светоносный" началась Великая Евразийская Революция.

Из новенького: http://www.computerra.ru/own/vasiliysk/426677/

Тайна приоткрылась постороннему. Пусть посторонним будет молодой, честолюбивый и недалекий врач местной районной больницы. Честолюбие проявилось в том, что этот врач послал сообщение не кому-нибудь, а президенту, благо президент оказался блоггером. Но, поскольку доктор был и недалеким, он не осознал, что есть тайны, которые убивают.

Гулливер двадцатого века

В августе сорок пятого года летчика-истребителя Василия Егорова сбили над территорией Внутренней Монголии в двухстах километрах от линии фронта. Впрочем, фронта, как такового не существовало – советские войска глубоко вклинились в оборону противника и уверенно развивали наступление на всех направлениях. Но факт оставался фактом, свои были далеко.
К счастью, и японцы тоже – о том, что проделывают японцы над пленными, к ночи лучше не вспоминать. А дело шло именно к ночи – бомбардировщики и прикрывающие их истребители вылетали вечером, когда клонящееся к закату солнце светило японцам в глаза.
Егоров сумел покинуть горящий истребитель и опустился на парашюте в небольшой рощице, что само по себе было удачей: значительную часть Внутренней Монголии составляют пустыни, где и воды-то не найти. В роще он обнаружил ручеек, выбегающий из-под небольшого холмика, что обещало, по крайней мере, избавление от жажды.
Егоров получил легкую контузию, и потому голова кружилась, подташнивало. Он, ограничась несколькими глотками воды, лег под заросли кустарника отдохнуть – и уснул.
Проснулся Егоров со странным ощущением – руки и ноги не повиновались. Подняв голову, он увидел, что туловище его многажды обмотано полупрозрачной лентой шириной с палец, словно огромный паук спеленал неосторожную муху.
Звуки, которые он услышал, были не паучьи, скорее птичьи. Но издавали их существа, которых можно было бы принять за небольших обезьянок, если бы не одежда и сабельки в руках. Это были люди, но очень маленькие люди (позже, познакомясь с сотнями человечков племени «ханяньги» – так они себя называли – Егоров убедился, что рост их не превышал сорока пяти сантиметров для взрослой особи мужского пола и сорока сантиметров – для особи женского пола).
Несколько часов Егоров лежал спеленатый. Вокруг продолжались сумерки – ни дня, ни ночи.
Жажда начинала сводить с ума – особенно потому, что он постоянно слышал журчание ручья. Наконец один из человечков подошел поближе и протянул глиняный кувшинчик едва ли на пятьдесят граммов – но в руках человечка кувшинчик выглядел большим полуведерным кувшином.
Поили его с опаской, хотя всем видом Егоров хотел показать, что он человек не злой и достоин свободы. Но, выпив второй кувшинчик то ли горькой воды, то ли разбавленного сока, он опять уснул и сколько спал, вспомнить не мог.
Проснулся он совершенно свободным, с отличным самочувствием, лишь затылок побаливал. Ощупав его, он обнаружил нашлепку из липкого, похожего на пластырь, материала и благоразумно решил ее оставить – верно, поцарапался, а человечки его полечили.
С этого момента он чувствовал к маленьким человечкам горячую любовь и привязанность.
Жили человечки в пещерах, что тянулись под землею многие сотни метров. Пещеры частично были естественного происхождения, а частично и искусственного – позднее он сам вырубил в скалистом грунте не одну пещеру.
Человечки разводили грибы, ими же и питались. В пещерах у них размещались чрезвычайно искусно устроенные плантации, с которых они собирали грибов достаточно, чтобы прокормиться самим и кормить Егорова. Вкусом грибы различались, он напоминал то мясо, то хлеб, то сыр, а порой был совершенно незнакомый, но все равно приятный. Грибы оказались питательной и здоровой пищей – Егоров не помнит, чтобы за время пребывания у народа ханяньги он хоть раз чем-то болел, никогда не чувствовал голода, усталости, тоски.
Как-то само собой Егоров понял, что его долг жить с этими человечками, исполняя их приказания. Нужно сказать, что особо работой его не перегружали – так, во всяком случае, отложилось у него в памяти.
В основном он вырубал в скалистой породе новые пещеры и прокладывал тоннели. Ханяньги специально для него изготовили кирку. Где и как они ковали железо, Егоров не видел, но кирка отличалась исключительной прочностью и рубила самые твердые породы без всякого ущерба для себя.
Из грибов изготавливали и прочные ткани, из которых ханяньги мастерили одежду с большою выдумкой и мастерством. Одежду они любили украшать самоцветами и драгоценными каменьями.
В пещерах постоянно царили сумерки – небольшой свет давали опять же особые грибы. Вскоре Егорову света стало совершенно достаточно, даже если бы понадобилось делать и тонкую работу.
Изредка, всегда безлунными ночами, ханяньги поднимались на поверхность, но далеко от своих жилищ старались не отходить. Иные занимались охотой, скорее для удовольствия или поддержания воинственного духа. Охотились на тарбаганов и других животных, но не пасовали и перед лисами. Вооружение ханняньгов составляли острые сабельки, пики и арбалеты, из которых они стреляли очень метко стрелами размером с небольшой карандаш. Наконечники очень прочного металла пробивали тарбагану голову насквозь. Егоров неоднократно сопровождал ханяньгов на охоте, и большую часть добычи человечки отдавали ему, довольствуясь лишь некоторыми органами тарбаганов.
Воевал ли с кем-нибудь подземный народец, Егоров не знал.
В звездные ночи ханяньги развлекались – пели и плясали, аккомпанируя себе на крошечных волынках, сделанных из выделанных тарбаганьих шкур.
К Егорову они все относились дружелюбно и ласково, не причиняя ему ни малейшего зла, напротив, ребятишки старались кормить его разными лакомствами из грибов, или дарили ему разноцветные камешки.
Детей, кстати, у ханяньгов было немного, численность их регулировалась, немощные и увечные, если и появлялись, то куда-то пропадали, потомство оставляли только самое лучшее.
Летчик потерял счет времени, да оно, время, и не волновало Егорова. Он с удовольствием прокладывал новые русла для подводных ручьев, ухаживал за грибницами, иногда собирал на поверхности сучья и травы. Ханяньги совершенно доверяли ему и отпускали на поверхность безо всякого присмотра. Егоров настолько привык к полумраку, что и сам поднимался наружу только ночью.
Однажды на поверхности его застала гроза. Во Внутренней Монголии грозы редкость, но если уж случаются, то порой молнии бьют беспрестанно. Одна из молний угодила рядом с Егоровым, он на несколько мгновений потерял сознание а, очнувшись, пошел, полуоглушенный, наугад.
Днем он лежал, прижавшись к земле и пряча лицо в ладонях, ночью же шел без цели по степи.
На четвертый день на него натолкнулись араты, монголы-скотоводы. Распознав в Егорове русского, они отвели его к геологам, проводившим изыскания в братском тогда Китае.
Геологи переправили Егорова в Советский Союз, где и была установлена его личность.
Оказывается, его считали погибшим, и лишь после проведения ряда экспертиз удостоверились, что перед ними именно Василий Егоров, кавалер ордена Боевого Красного знамени, летчик-истребитель, на счету которого шесть вражеских самолетов.
Сложность случилась оттого, что со времени советско-японской войны прошло четырнадцать лет! Егоров вышел к людам весною 1959 года!
Проведенное следствие результатов не дало – всерьез воспринимать рассказы Егорова о карликах никто не хотел. В конце концов решили, что его держали в рабстве враждебные к советской власти жители Китая, но затем, убоявшись последствий, отпустили. Карлики же, ханяньги, есть продукт больного мозга: при рентгенографии черепа у страдавшего от приступообразных головных болей Егорова в затылочной части обнаружили плотное образование. Более того, стало ясно, что Егоров подвергался трепанации черепа около пятнадцати лет тому назад!
Егоров был повторно оперирован в московском госпитале. Опухоль представляла собой скопление особых грибов-актиномицетов, паразитирующих на головном мозге. Неожиданным продуктом жизнедеятельности грибов оказалось странное кристаллическое образование, состоящее преимущественно из кремния.
После операции Егорову определили вторую группу инвалидности по общему заболеванию и отпустили с миром.
Сам Егоров утверждал, что он действительно побывал у подземных карликов, которые нарочно внедрили ему в мозг грибок, заставлявший его добровольно принять рабство и даже любить своих господ. Удар молнии нарушил работу грибка, и Егоров вышел из-под власти подземного племени.
Долгое время Егоров был лучшим строителем колодцев на юге воронежской области – он умел находить воду там, где остальные терпели неудачу за неудачей.


2.
В 1948 году Фрэнсис Даттон, сотрудник музея археологии и этнографии Гарвардского университета, обследовал ущелья Качинского хребта неподалеку от китайской границы и нашел заброшенный город, судя по всему, некогда населенный пигмеями, скорее даже микропигмеями – в одном из захоронений он обнаружил скелет, судя по пропорциям, взрослого мужчины, ростом в полтора фута. Скелет и некоторые орудия – ножи, мотыги, горшки, всё миниатюрных размеров, он захватил с собой, но в пути большую часть трофеев у него отобрали напавшие бандиты. В Бостон он привез лишь обломок крохотного кинжала и рисунок поселения микропигмеев.
К рассказу Даттона отнеслись скептически, рисунок не доказательство, а кинжал мог быть игрушкой неолитического человека.
Позднее Даттон был призван в армию и погиб в Корее.
О находке Даттона вспомнили в 1958 году, когда австралийский путешественник и литератор Стив Хантер заявил, что близ селения Путао на бирмано-китайской границе он столкнулся с неведомым. На опушке леса он спугнул несколько маленьких обезьянок, ринувшихся в глубину леса. И лес тут же огласился протяжными криками, напоминающими звуковые сигналы пигмеев Центральной Африки. Хантер пытался преследовать обезьянок, но на него отовсюду посыпались дротики с каменными наконечниками. Несмотря на небольшие размеры, они нанесли-таки Хантеру урон – разбили очки, объектив фотокамеры, испортили одежду.
Собрав несколько дротиков, Хантера отступил, предварительно для острастки выстрелив в воздух.
На пресс-конференции он продемонстрировал один из дротиков с каменным наконечником. Размером дротик был около восьми дюймов. Хантер заявил, что одна из обезьянок определенно носила желтую головную повязку и фиолетовую набедренную, и он собственными глазами видел, как она метнула в него дротик.
Размеры обезьянки не превышали фута.
Заявление Хантера заставило вспомнить о находках Даттона, и было высказано предположение – не проживает ли в районе китайско-бирманской границы доселе неизвестное племя микропигмеев?
Марин Трейси, известный этнолог, специализирующийся на пигмейских народах Азии и Океании, выдвинул гипотезу: часть семангов – пигмеев Малаккского полуострова – продвинулась во времена неолита на север, в район гор Северной Бирмы и Юго-Западного Китая, где и поселилась. Длительная изоляция их от представителей иных рас, пребывание в особых условиях стимулировали постепенное развитие ультракарликовых форм и привели, в результате соответствующих морфологических изменений, к возникновению варианта предельно низкорослого племени.
В поисках подтверждения своей догадки в 1959 году Марин Трейси направился в Бирму, а оттуда тайком пробрался в Китай. Из Китая с оказией – через буддийского монаха – он передал письмо: в Сиканских горах он нашел совершенно неопровержимые доказательства существования микропигмеев.
К сожалению, письмо это было единственным. Из Китая Трейси не вернулся. На последовавшие запросы соответствующие органы Китайской Народной Республики заявили, что им ничего не известно о Марине Трейси.

3.
Возможно ли существование родственного человеку вида карликов? Известно, что семейство кошачьих, например, включает в себя как тигров, так и кошек, разнящихся по массе более чем в сто раз. Еще более поразительные вариации демонстрируют собаки – и мастиффы, и тойтерьеры относятся к одному виду! Среди приматов есть и крохотные мартышки, и огромные гориллы и орангутанги.
Отчего бы и человеческой ветви не пустить карликовый отросток?
К.Э. Циолковский провел расчеты и доказал, что карликовый человек более приспособлен к жизни, чем обыкновенный, он может выполнять большую работу относительно своего веса, чем человек обычных размеров.
Но существует ли раса карликов на самом деле, или это плод пораженного мозга Василия Егорова и нуждающихся в рекламе, спонсорах и грантах Даттона и Хантера?
В фольклоре многих стран говорится о карликах, населяющих подземелья. Легенды о полых холмах, стране фей существуют в Шотландии, Германии, Испании. Россия тоже не стоит в стороне – домовые, кикиморы и прочие представители малого народа еще сто лет назад большинством воспринимались, как совершенная реальность. Их видели, с ними старались ужиться. Известный советский писатель Роман Николаевич Ким в тридцатые годы прошлого века призывал исследовать народные поверья со всей тщательностью, положенной ученым, а не ставить на них клеймо мракобесия и идеализма.
Обнаружение капища карликов в конце восьмидесятых годов на территории Воронежской области (в зоне Второго Власовского могильника) – серьезный аргумент в пользу продолжения поисков альтернативного вида человека.

Из новенького
Руководству для существования жизненно необходим не результат работы, а сам процесс. Необходимы живые, реальные подчиненные – чтобы помнили место, оказывали всяческие услуги и трепетали.
http://www.computerra.ru/own/vasiliysk/427480/

Из новенького:
Видя свое разоблачение в печати аккурат между историей о Степном Оборотне и отчетом грезонавигатора о путешествии в Русскую Гиперборею (а далее шли памирские вурдалаки, снежные нетопыри, магматические медузы, Каспийская Атлантида и прочие чудеса), разоблачитель плюнет, обложит непечатно печатное слово и пойдет сочинять про любовь-морковь – и безопаснее, и прибыльней.

http://www.computerra.ru/own/vasiliysk/428327/

Зловещий трофей

Статуйку в село Маклок привез Николай Кретинин. Выменял на Графском базаре за полведра картошки у однорукого солдата-инвалида. В придачу инвалид еще и рассказ подарил, как во главе взвода разведчиков ворвался он в кабинет Геббельса, а там все мертвые – и сам колченогий, и жена его, и детишки-фашистики. Детишек даже жалко стало. Ну, мертвые так мертвые, делать нечего. А статуйка как раз на столе у Геббельса стояла, вот он ее и прихватил, на память. Трофей, законное дело.
Заметив недоверчивый взгляд Кретинина, солдат сказал, что руку он не на войне потерял, а после, когда домой ехал, по пьяному делу. А так был героем – разведчиком, смотри, медалей сколько.
Убедили Кретинина не медали, а признание, что "по пьяному делу": после войны каждый чирьяковый след старались раной объявить, и уж если говорит солдат о другом, значит, правдивости исключительной. И все-таки картошку (а осенью сорок шестого года картошечка дорогого стоила) отдал он еще и потому, что понял – не простая статуйка. Тяжелая. Чугунная, поди, вдвое легче была б.
Что-что, а вес Кретинин определять умел. И, вернувшись домой, первым делом решил статуйку распилить – ну, как золотая? Извел два полотна по металлу, но едва-едва оцарапал крылышко. Не золото, золото мягкое. Приглядевшись, Кретинин обнаружил рядом со своей меткой другую царапинку – кто-то прежде пилил на предмет золота, верно, тот же инвалид. Сокрушившись о загубленных полотнах, статуйку поместил на видное место, на этажерку (жили Кретинины почти по-городскому, и кровать была с никелированными шарами, и шифоньер, и даже патефон, правда, с поломанной пружиной. Все с базара). В конце концов, историю про взвод разведчиков он и от себя рассказывать может. Не его вина, что по плоскостопию войну прослужил при складе. Односельчанам о службе своей Кретинин прежде вообще ничего прямо не говорил, ограничиваясь туманным " где надо, там и воевал", понимай, как знаешь. Время не болтливое, кругом враги.
Статуйка же как нарочно под рассказ сделана. Представляла она злобное страшилище, похожее на крылатую жабу. Посмотришь – и оторопь берет, как живая. Самое место такой на столе Геббельса.
Домашние, правда, жабу невзлюбили. Дети так криком кричали и ночами до ветру не выходили, а все в постель, и пятилетний Сашок, и шестилетняя Дуня, и годовалая Настена. Настене-то пока положено…
Николай на детские крики серчал, но убирать жабу не хотел. Глядя на нее, он в самом деле начинал верить в свое разведческое прошлое, что воевал, брал языков несчетно, а склад для отвода глаз был, для секретности.
Однажды жена Клава не выдержала, увела детей к матери, пусть дети хоть одну ночь поспят покойно. Николай не возражал, пусть.
Когда поутру Клава вернулась, то застала Николая мертвым. Рядом валялся пустой полуштоф крепчайшего, горючего самогона. Выпил вечером, спьяну поспешил закрыть вьюшку и угорел.
Клава же посчитала, что во всем виновато "уродище" – так она прозвала статуйку, и потому, когда на поминках двоюродный брат Николая Егор Стародубцев спросил о ней, она вытащила ее из сундука и отдала "на память". Спокойная жизнь того стоила. К тому же Клаве казалось, что уродище стало иным – крылышко распрямилось, а когтистая лапка поднялась к морде. Ерунда, конечно. Она всегда такой была, не с того боку смотрели.
Егор поначалу тоже проверил уродище на золото, больно тяжела была статуйка, а потом пошел проторенной дорожкою: как выпьет, пускается описывать штурм Берлина, особое задание, кабинет Геббельса, набитый мертвецами – хотя войну кончил в Будапеште самым настоящим орденоносцем, и привирать о подвигах никакой нужды не имел.
Дети Егора, братья – близнецы Петя и Павел, были постарше Кретининских, постель не мочили, но в школе рассказывали вполголоса всякие страсти. О том, что статуйка ночами летает по избе, садится на грудь и не дает вздохнуть. А то залезет в печь, в самый огонь и оттуда смеется тихим злым смехом. Кошка из дому убежала и котят утащила с собою.
Те, кто был в гостях у братьев и статуйку видел, верили безоговорочно. Дело дошло до того, что учительница начальной школы (другой в селе не было) Варвара Степановна навестила вечером Стародубцевых и попросила спрятать химеру (статуйка, оказывается, изображала химеру) подальше от детских глаз. Мол, присутствие ее сказывается на учебе – из твердых хорошистов братья Стародубцевы скатились до троек, на уроках невнимательны, быстро устают.
Насчет успеваемости и дисциплины Стародубцев-старший пообещал детей подтянуть, а статуйку убрать отказался. У него мужики должны расти, в жизни страхов много, настоящих, не придуманных, и те страхи в сундук не положишь. Пусть привыкают.
Учительница в школе рассказала детям: прежде богачи и попы, чтобы держать народ в страхе и повиновении, пугали их изваяниями разных чудовищ. Статуйка, а правильнее, статуэтка, что есть в избе братьев Стародубцевых, это уменьшенная копия химеры, большой скульптуры, установленной на Соборе Парижской Богоматери. Боятся ее сознательные советские школьники не должны, а должны активно бороться с суевериями и предрассудками.
Бороться пришлось недолго – изба Стародубцевых под Новый год сгорела дотла. Горела днем, когда дома оставалась только бабка Пелагия. Похоже было, что она сунула химеру в печь, желая ее расплавить. Во всяком случае, от избы только и остались что печь да статуйка в ней, причем статуйка не пострадала совершенно. Ее, как "вещественное доказательство", взял участковый милиционер Филимонов, но никаких следственных действий над нею совершить не успел – когда вечером участковый чистил свой наган, произошел самопроизвольный выстрел, поразивший Филимонова насмерть.
Дочь милиционера Оксана вместе с братьями Стародубцевыми отнесла химеру за три версты от Маклока, на Веневитинов кордон, где и утопила в омуте реки Усманки.
Сейчас, много лет спустя, Оксана Прохоровна рассказывает, что когда они приблизились к Усманке она чувствовала, что статуйка, обернутая в мешковину, шевелилась, будто рвалась на волю. Она едва успела бросить сверток в воду. Тяжелый, он сразу ушел глубоко на дно.
С той поры жители Маклока старались обходить омут стороной. Усманка обмелела, омут затянуло илом, по обе стороны от омута выросли две базы отдыха – университетская и заводская, "Маяк".
С 1992 по 2002 год на обеих базах утонуло шестнадцать человек. Причинами утопления обыкновенно объявлялись "купание в нетрезвом виде" и "внезапная остановка сердца", но старики, населяющие Маклок, уверены, что без статуйки со стола Геббельса дело не обошлось…

Из новенького: http://www.computerra.ru/own/vasiliysk/429516/

Только достали из печи каравай, горячий, духовитый, надкусили краешек – и принялись остервенело замешивать тесто для следующего. Если нынешнее общество есть общество потребления, так давайте ж, наконец, потреблять, а не только надкусывать.

Из новенького: http://www.computerra.ru/own/vasiliysk/430067/
Внесем поправку в законы природы: если хватает духу регулярно менять Конституцию, то почему бы не пролоббировать новую гравитационную постоянную или улучшенную формулу сопротивления воздуха?

Из новенького:
http://www.computerra.ru/own/vasiliysk/430361/

В народном сознании тракторист или комбайнёр – лица сугубо позитивные, от них стране сытость и процветание. А байкеры кочуют из триллера в триллер, и по примете увидеть стаю байкеров – не к добру.

Анабиоз: эффект пробуждения.

Профессор Бахметьев считался фигурой загадочной. Говорили, что он покинул Софийский университет потому, что опыты по анабиозу привлекли внимание некой древней секты, которая начала охоту за профессором. Что то была за секта – мусульманская, языческая или еще какая, не знал никто, и от этого профессор казался еще загадочнее. Студенты университета Шанявского, меж тем, были готовы сами стать объектами эксперимента по анабиозу, но Бахметьев ограничивался летучими мышами и сусликами.
Внезапную смерть Бахметьева приписали все той же таинственной секте; впрочем, были и такие, кто утверждал, будто профессор поставил эксперимент на себе, и эксперимент удался лишь наполовину: замерзнуть профессор замерз, а вот ожить – не ожил.
Последнее предположение вряд ли имело под собой реальное основание. Во всяком случае, к ассистенту Бахметьева, болгарину Христо Пееву у полиции претензий не было, и Пеев спокойно продолжал работу учителя.
Московский народный университет, открытый по инициативе и на средства генерала А.Л. Шанявского, был учреждением нового типа. Студенты набирались демократическим путем, преподавали же зачастую профессора, оставившие казенные университеты по политическим мотивам. В стенах университета царил дух новаторства, и неудивительно, что самые смелые теории мгновенно обретали приверженцев, готовых отстаивать их перед всем миром. Но финансирования научных работ университет Шанявского практически не вел, и ученым приходилось самостоятельно добывать средства для экспериментов, закупки приборов и прочих расходов.
Христо Пееву посчастливилось – институт Экспериментальной Медицины выделил сумму для продолжения работ. В 1915 году Пееву удалось погрузить в анабиоз кошку; животное пять дней находилось в состоянии, напоминающем смерть – температура тела не превышала десяти градусов, сердцебиение и дыхание были замедлены в десятки раз. Важнейшая стадия, возвращение к обычному состоянию, также прошло успешно. Функции восстановились настолько, что кошка сбежала из лаборатории, не дав подвергнуть себя вскрытию.
Несмотря на очевидные успехи, положение Христо Пеева стало довольно сложным: в октябре 1915 года Болгария вступила в мировую войну на стороне Германии против России. Болгар тут же обвинили в черной неблагодарности и предательстве дела славянского единства. Прямой травли болгарского ученого (как это было с его немецкими коллегами) не вели, университет оставался демократическим заведением, но вне его стен Пеев чувствовал себя неуютно. Дважды на него нападали черносотенцы, после разгрома квартиры Пеева домовладелец отказался продлить с ним контракт найма. Болгарина приютил хороший знакомый, однако окружающие стали замечать у Пеева признаки депрессии.
В это нелегкое время студенты оказали демонстративную поддержку Пееву, понимая, что ученый никак не может нести ответственность за деятельность недалеких политиков. Один из студентов, Матвей Доронин предложил, чтобы следующий эксперимент по анабиозу провели на человеке, а именно – на нем.
На удивление, Пеев согласился. Возможно, он надеялся, что успех эксперимента поможет преодолеть предубеждение общества не только против лично Пеева, но и против всего болгарского народа. К тому же он чувствовал, что время поджимает: ходили упорные слухи, будто подданных царя Фердинанда начали интернировать. И, главное, Пеев был совершенно уверен в успешном исходе эксперимента.
24 сентября 1916 года Пеев вместе с известным хирургом Петром Вандальским осуществляют задуманное – погружают Матвея Доронина в состояние анабиоза. Делать это пришлось в тайне: эксперименты подобного рода над человеком никто бы не разрешил и не одобрил. Проводился опыт в частной клинике Вандальского, где Доронина оформили как страдающего раком поджелудочной железы: в случае смерти Доронина ее бы объяснили неудавшейся операцией.
В состоянии анабиоза Доронин пробыл три дня. Как и в предыдущих экспериментах над животными, физиологические функции организма претерпевали существенное изменение: пульс снизился до 4 ударов в минуту, дыхание было неразличимым (газоанализаторной аппаратуры у Пеева не было), температура тела составляла 12 градусов. Возвращение к активному состоянию заняло двое суток и прошло вполне удовлетворительно.
Матвей Доронин несколько дней испытывал легкую слабость и головокружение, но в остальном ни объективных признаков неблагополучия, ни жалоб не наблюдалось. Правда, Доронин заявил, что во время искусственного сна он якобы пребывал в глубоких лунных пещерах, где с ним разговаривали невидимые существа, но Пеев отнес это на счет неизученных пока особенностей человеческого сознания.
Он вместе с доктором Вандальским готовился к публичному докладу, на котором намеревался поразить научную общественность Москвы, когда случилось несчастье: Матвей Доронин совершил жестокое, кровавое преступление. Будучи задержанным полицией, он заявил, что сделал это по приказу неких голосов, которые с недавнего времени полностью руководят его действиями. Во время перевода из полицейского участка в одну из тюрем Доронин бежал, проявив при побеге невероятную силу и тяжело ранив сопровождающих лиц.
Это событие заставило Пеева повременить с заявлением: недруги, консерваторы и просто мракобесы могли связать преступление Доронина с фактом погружения того в анабиоз, хотя, разумеется, это было чистым совпадением. Вандальский предположил, что согласие Доронина на анабиоз было началом проявления его психопатии.
Как бы то ни было, несколько последующих месяцев стали для Пеева тяжелым испытанием: в Москве было совершено еще несколько жестоких преступлений, и после каждого Пеев получал по почте фрагменты тел несчастных жертв.
Сообщить полиции о приходящих посылках он не решался, да и Вандальский категорически не советовал ему идти на подобный шаг: почти наверняка Пеева объявили бы сообщником и заключили под стражу, поимке же Доронина это бы не помогло, поскольку преступления и без того приписывали ему.
От дальнейших экспериментов над людьми Пеев воздерживался, заподозрив, что пребывание в состоянии анабиоза все-таки может влиять на психику, и назвал гипотетический феномен эффектом пробуждения.
Февральская революция и последующие события привели к тому, что Пеев уехал сначала в Петербург, затем в Финляндию. В Петербург перебрался и Вандальский.
О судьбе Матвеева ничего неизвестно – разгром полицейских архивов и самой полиции, разгул бандитизма, октябрьский переворот, время белого и красного террора сделали преступления отдельной личности неприметными.

Из новенького: Время Лемминга

Сегодняшние семь миллиардов населения есть игра случая, благоприятно сложившего обстоятельства - как выпадение красного в рулетке десять раз подряд. Верить, что подобное будет повторяться ещё и ещё, не запретишь, но следует учитывать и другие варианты.

http://www.computerra.ru/own/vasiliysk/430522/

Из новенокого: http://www.computerra.ru/own/vasiliysk/431894/
Первая тайна Ильича

Наше отношение к Ленину по-прежнему основано на вере. Все книги советского периода и большинство книг постсоветских отражают отношения пишущих (или заказчиков написанного) к исторической фигуре, но не саму фигуру. Сотни томов Ленинианы играют роль отвлекающую и затуманивающую, иногда рассказывающие "как", но никогда – "почему". Воля ваша, а я опять вспоминаю Честертона, его рассказ "Сломанная шпага". "Где умный человек прячет лист? В лесу. И если ему нужно спрятать мертвый лист, он сажает мертвый лес". "Лениниана" есть мертвый лес, задача которого – приучить человека к мысли, будто жизнь вождя изучена до мельчайших подробностей и представляет собой вереницу собраний, заседаний, съездов и прочих довольно скучных дел. Чтобы, прочитав пару-тройку книг, у человека напрочь пропала охота изучать подлинную историю Симбирского Семейства. А семейство-то прелюбопытнейшее...

Из новенького:
Не печальтесь, пейте гмызь от ведьмы Куки и смотрите на Луну без гнева и пристрастия. Пока есть на что смотреть.
Пройдет еще лет сто или двести, и тогда выяснится, что и Луна, и звезды, и даже само Солнце всего лишь отблески подземных огней, падающие на Купол Ктулху сквозь жерла вулканов. Иллюзия.
http://www.computerra.ru/own/vasiliysk/432858/

Последний остров Атлантиды

11 августа 1946 года патрульный самолет «В-29» поднялся со взлетной полосы авиабазы Фэрбанкс и взял курс в направлении Северного Ледовитого Океана.
Это был пятый полет «Полярного Филина», как неформально называли машину в авиаподразделении «Лисы Аляски».
Экипажу предстояла очередная шестнадцатичасовая вахта: визуальное и радиолокационное наблюдение за акваторией Северного Ледовитого океана, регулярное проведение замеров температуры и влажности воздуха, барометрического давления, скорости и направлении ветра, оценка состояния облачности, снятии характеристик магнитного поля и выполнения ряда других задач в интересах военных и гражданских ведомств Соединенных Штатов Америки.
Спустя три часа после начала полета на экране радара была зафиксирована неизвестная цель. Штурман Линнокс Джонс не смог сразу распознать ее характер. Однозначно это не был самолет русских. Корабль – более вероятно, но, проведя расчет (в то время радиолокационные приборы значительно уступали современным) он понял, что таких кораблей не бывает.
Они открыли новую землю, неведомый дотоле остров!
Координаты острова составляли 76 градусов северной широты и 168 градусов западной долготы, что придавало открытию особое значение – остров располагался на границе полярных владений США и их союзника в войне, Советского Союза.
Война закончилась совсем недавно, но стратеги разрабатывали планы новой, будущей. В ней акватории Ледовитого Океана отводилась роль Театра Военных Действий!
Иметь в этих условиях базу неподалеку от территории предполагаемого противника исключительно важно, и поэтому требовалось срочно утвердить право США на остров. Пока, в целях секретности, его называли «Т-1», от слова «Target» – цель.
Экстренным порядком решили снарядить экспедицию с высадкой на Т-1 и проведением на ней зимовки, что сделало бы остров американским сначала фактически, а потом и юридически. Рассмотрели несколько вариантов высадки: приземление самолета на льдину близ острова, парашютное десантирование, санный караван, ледокол. Выбрали подводную лодку и неудивительно – США первенствовали в подводном судостроении и в применении подводных судов в полярных водах. Еще в 1931 году капитан Денненхоуэр повел подводную лодку 0-12 «Наутилус» к Северному полюсу. Лодка была снабжена особыми бурами, позволявшими всплывать в ледяных полях с толщиною льда до двенадцати футов. Правда, тогда неисправности экспериментальной модели остановили «Наутилус» на 82 параллели, но сейчас в распоряжении американцев были куда более совершенные субмарины.
Экспедицию снаряжали с американскою широтой и размахом. Список оборудования и снаряжения занимал несколько сотен страниц, с собою брали и новейшие научные приборы, и разведывательную аппаратуру, радиостанции, ветряные и бензиновые двигатели, последние изобретения и новинки, облегчающие быт полярников, самые разнообразные продукты. Доставлять их решили частями.
По плану субмарина должна была всплыть неподалеку от острова, высадить полярников, десять тонн снаряжения и мотосани. Полярники, устроив лагерь на «Т-1» и подняв на острова звездно-полосатый флаг, затем обустраивали либо на самом острове, либо на льдине аэродром, на который приземлятся транспортные самолеты полярной авиации с новыми грузами. В крайнем случае, при отсутствии условий для устройства аэродрома, дополнительные грузы решено было сбрасывать на парашютах.
Восьмого сентября подводная лодка «Кальмар» всплыла в разводье в трех милях от «Т-1». На лед сошли полярники и приняли мотосани и груз. Поскольку погода быстро ухудшалась, «Кальмар» ушел под воду, чтобы впоследствии благополучно достигнуть своей базы.
Полярники же начали переправлять груз на остров.
Их было семь человек – командир отряда капитан Айрон Гальс, метеоролог Тимоти Майер, гляциолог Ричард Смит, магнитолог Томас Хэтфорд, радисты Самюэл Коллеман и Янг Мюррей, и врач Вильям Прескотт.
Назад не вернулся никто.
Прошел первый контрольный срок, второй, третий. Поначалу на Большой Земле не паниковали – разбить лагерь, поднять мачту антенны и передать кодированный сигнал просто в учебных условиях на полигоне, в Арктике же, где разыгралась непогода, сделать подобное сложнее. Но после пяти дней молчания стало ясно: с экспедицией происходят серьезные нелады.
Выдвигались три основные версии. Первая – полярники живы, но по каким-то неизвестным причинам не могут наладить радиосвязь, например, повредили радиостанции при транспортировке. Вторая – полярники потерпели катастрофу. И третья – на острове оказались русские, и они захватили экспедицию.
Послать самолет в зону «Т-1» не представлялось возможным из-за отсутствия аэродрома, рисковать же и садиться на неподготовленной льдине, как это практиковалось летчиками русских, американцы не хотели. К тому же погода в районе «Т-1» была совершенно нелетная, а надвигающаяся полярная ночь делала спасательную экспедицию и вовсе авантюрой. Тем не менее, к острову отправился все тот же «Кальмар», но на полпути с ним случилась авария – при столкновении со льдиной были повреждены рули глубины. Качественно исправить неполадки в открытом океане моряки не смогли и потому вернулись на базу.
Спасение полярников решили возобновить весной 1947 года.
Но к тому времени в указанных координатах «Т-1» найти не удалось!
Остров исчез!
Исчезновение островов в океане встречается не так уж редко. Иногда под влиянием тектонических процессов они погружаются в глубины. Чаще же за острова принимают огромные айсберги, во всяком случае, такова общепринятая версия. Наиболее известный пример – Земля Санникова.
Полярников спустя положенное время объявили погибшими, не сообщая подробностей. Тем бы все и кончилось, если бы не случай. В июне 1954 года исландскому рыбаку Ионссону Губрандуру в сети попадает капсула из нержавеющего сплава. Приняв ее поначалу за мину, которых в годы войны развелось несчетно, Губрандур однако же не выбросил ее, а осмотрел. Нет, это была не мина – на капсуле проступала надпись: этот предмет является собственностью правительства США, а нашедшего ждет вознаграждение.
Идея вознаграждения Губрандуру понравилась, но он прежде капсулу вскрыл, рассудив, что старые мины правительству США и даром не нужны, а вот бриллианты очень может быть. Но бриллиантов не оказалось, а оказалась толстая тетрадь (конструкция капсулы была такова, что бумага нисколько не пострадала). Вернув ее в капсулу, рыбак поступил так, как подсказывали совесть и кошелек – отнес находку в посольство США, и очень скоро получил вознаграждение, полторы тысячи долларов, по тем временам, да еще для рыбака сумма вполне приличная. Увы, деньги не принесли счастья Губрандуру: оснащенное новым мотором суденышко его утонуло вместе с хозяином буквально через несколько дней, и, одновременно с этим, сгорел его домик. Решили – из-за непогашенного окурка. Двоюродному брату Ионссона, Гуннару Петерсену в наследство из вещей достались лишь десять роликов фотопленки, которые рыбак отдал знакомому фотолюбителю проявить и не успел получить обратно.
Петерсен, тоже рыбак, человек с одной стороны бережливый, а с другой от фотоискусства далекий, пленки сберег и утешился страховкою, полученною за брата. Но вот сын Петерсена, Гуннарсон (у исландцев фамилией служит имя отца с прибавлением слова «сын» или «дочь»), филолог с университетским дипломом, найдя рулончики с фотопленкой, не поленился обратиться в реставрационную мастерскую, где с пленок со всею тщательностью были сделаны отпечатки. А тщательность потребовалось потому, что пленкам было сорок восемь лет – Гуннарсон обнаружил их в ящичке отцовского стола в 2002 году!
Сняв в свою очередь несколько копий с рукописи и разместив их у заслуживающих доверия юристов, Гуннарсон сделал заявление – его дед был устранен спецслужбами США потому, что узнал невероятный секрет: полярники, высадившиеся в 1946 году на остров «Т-1» попали на землю легендарной Атлантиды!
И земля эта оказалась населена!
На пленке был заснят дневник врача экспедиции Вильяма Прескотта, в котором говорилось об этом – и о многом другом. Дядя его, прежде чем передать бумаги в посольство, переснял их, вероятно, оценив значение дневника Прескотта – исландцы очень бережно относятся к письменному слову. Чтобы не допустить распространения информации об острове атлантидов, рыбака убили, выдав это за несчастный случай, но поскольку в то время разветвленной агентуры у спецслужб США в Исландии не было, факт снятия фотокопий остался неизвестен.
Спецслужбы США заявление Гуннарсона проигнорировали, но Норма Барнет, внучка доктора Прескотта, познакомясь с фотокопией одной из страниц, опубликованных в «Инсайд Вью», признала руку деда: в ее доме хранились старые письма дедушки Вильяма. Графологическая экспертиза подтвердила похожесть почерков (для установления идентичности требуются не копии, а подлинные документы).
Полностью «Дневник Прескотта» до сих пор не опубликован, но появившиеся в печати отрывки позволяют хотя бы частично восстановить картину случившегося.
После того, как «Кальмар» исчез в водах океана, полярники постарались поскорее добраться до острова – дрейф льдины мог отнести их прочь.
Нагрузив первые полторы тонны на мотосани, они осторожно двинулись к острову.
Перемещать груз решили челночным способом, преодолевая по миле за цикл, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств не оказаться с разбросанным по всей Арктике снаряжением.
Работа требовала полного сосредоточения и самоотдачи, но дело продвигалось хорошо. Спустя шесть часов после высадки все грузы находились в полумиле от берега, и полярники решили отыскать лучший путь, чтобы подняться на остров. Берег не выглядел обрывистым, хотя вдали скалы поднимались на высоту в триста-четыреста футов.
Капитан Гальс и гляциолог Смит отправились на разведку, в то время как остальные отдыхали и готовили пищу.
Вернулись Гальс и Смит скоро – на остров подняться было можно минимум в трех местах, где берег полого спускался к океану.
Смит управлял мотосанями, а остальные шли чуть поодаль – скорость передвижения по ровной, с редкими ропаками льдине, была около двух миль в час.
И здесь случилось непредвиденное – взорвался двигатель мотосаней. Бензиновый (дизели труднее эксплуатировать в условиях полярных холодов), он был весьма и весьма надежным, и прежде никогда не взрывался. Смита отбросило на несколько шагов. По счастью, он отделался легкой контузией, остальные же полярники и вовсе не пострадали. Но мотосани были повреждены бесповоротно, а часть груза, среди них и радиостанция, повреждены серьезно. К счастью, имелась и запасная станция (по правилам, обе радиостанции старались хранить и транспортировать отдельно).
Смит утверждал, что за мгновение до взрыва он видел огненную вспышку впереди по курсу. Но впереди, над самым островом, касаясь скал, светило низкое солнце, и он мог принять за вспышку солнечный луч.
Оказав первую помощь Смиту и прикинув ущерб, решили остальной груз тащить на себе. Для этого имелась пара волокуш. Впрягшись по трое, они смогли тащить полтонны груза, хотя и сил, и времени стало уходить, разумеется, несравненно больше.
На остров они вступили уже порядком измотанными, сначала тройка Гальс – Хэтфорд – Мюррей, за ними Майер, Коллеман и Прескотт.
Смит налегке замыкал шествие. Он и определил, что под ногами у них уже не льдина, а остров.
Спустя несколько десятков ярдов путь пошел в гору, и был он столь ровным и удобным, что казалось: это настоящая проселочная дорога.
Поднявшись на высоту в двадцать ярдов от поверхности океана, что гарантировало от всяких сюрпризов, они решили именно здесь разбить временный лагерь, а уж потом, осмотрев остров, подумают насчет лагеря постоянного.
Когда последний фунт груза доставили в Таргетвилль (имя лагерю отыскалось сразу) и установили каркасные шатры-иглу, а на мачте подняли, наконец, звездно-полосатый флаг с произнесением подходящей для данного случая коротенькой речи и салютом из карабинов, полярники начали настраивать вторую, запасную радиостанцию. Но сухие элементы питания оказались совершенно разряженными. Еще одна странность – у всех полярников остановились часы. В палатке вскрыли контейнер с хронометром (хронометр чувствителен к температуре воздуха) – но и он остановился тоже!
Компас никак не мог найти магнитный полюс – стрелка его указывала то в одну сторону, то в другую, нигде не задерживаясь более, чем на минуту.
Предположили, что остров либо сам является магнитной аномалией, либо же вокруг бушует сильная магнитная буря – накануне прошло предупреждение о сверхмощных вспышках на солнце.
Начали готовиться ко сну – но в это время издалека послышался звук мотора. Где-то летел самолет, и. судя по всему, русский – своя авиация не должна была появляться в этих местах до условного сигнала. Обнаруживать себя до того, как Америка официально не объявит «Т-1» своей территорией было нежелательно, но поделать они ничего не могли.
Выручил туман, который стремительно, лавиною спустился со скал и залил побережье столь густо, что видимость не превышала пяти-шести шагов – и очень маленьких шагов!
Одновременно с туманом все участники экспедиции почувствовали необоримое желание спать, что, в общем, было вполне естественно после семнадцати часов напряженного тяжелого труда.
Далее, пишет Гуннарсон, в дневнике рассказывается, как полярники попали в плен к обитателям острова. В плен – не совсем точное слово, скорее они стали гостями без права откланяться. Их свободу практически не ограничивали: они могли перемещаться по острову, заходить в большинство помещений, им обеспечивалось отличное питание, каждому ввели «вакцину долголетия», якобы гарантирующую сто сорок – сто шестьдесят лет жизни без болезней (и действительно, Смит очень быстро оправился от контузии, через три месяца пребывания на острове у всех членов экспедиции сменились зубы, улучшились зрение и слух, перестали беспокоить старые раны – у кого таковые имелись).
Но полярники не могли связаться с Большой Землей и не вольны были покинуть остров. Стоило им подойти к побережью, сделать несколько шагов по льду океана, как некая неведомая сила («жи – поле», как его обозначил доктор Прескотт) не позволяла преодолеть и двадцати ярдов. С каждым шагом сопротивление поля нарастало, пока не вынуждало полностью остановиться.
Обитатели острова рассматривали полярников не как врагов, отнюдь, скорее, как домашних любимцев. Помимо них на острове на том же положении находилось еще пять человек – алеут, попавший сюда год назад, русский летчик, живущий на острове с 1937 года и трое гренландских эскимосов, не говоривших ни по-английски, ни на латыни. Латыни – потому что обитатели острова в разговорах с полярниками использовали именно классический латинский язык, даже не средневековую вульгату (доктор Прескотт увлекался античной литературой и читал Гая Юлия Цезаря и Тацита на языке оригинала).
Сами островитяне о себе говорили мало, отделываясь улыбками и смехом, но можно было понять, что они считают себя стоящими на неизмеримо высшей ступени развития, нежели все остальное человечество. И поводов для этого у них было предостаточно. Постепенно Прескотт и его товарищи поняли, что остров, как бы это невероятно не звучало, есть своего рода плавучее поселение, и плавает оно не только по поверхности океана, но и под нею. Там, в глубинах Ледовитого Океана есть и другие города, возможно – много городов. Громадное давление, холод, тьма, отсутствие естественной атмосферы совершенно не смущают обитателей подводных городов. В их распоряжении материалы и силы, позволяющие справляться со всеми проблемами надежно и очень эффективно, во всяком случае, данный остров существует более десяти тысяч лет, а возможно – Прескотт не уверен, что правильно понял хозяев – и сотни тысяч.
Сами островитяне принадлежали к негроидной расе, хотя были и видимые отличия – больший размер черепа, тонкие губы, иной лицевой угол. Обычный рост их превышал шесть футов при массе порядка двухсот фунтов (точных замеров Прескотт делать, по понятным причинам, не мог). Остров был пронзен системою тоннелей и подземных помещений – вообще, естественной средой обитания островитяне считали именно подземелье, а пребывание на открытом пространстве для них было сродни прыжку с парашютом для человека, волнующим, но и несколько утомительным занятием.
Туземцев было около десяти тысяч человек – Прескотт, впрочем, оговаривается, что сведения его весьма и весьма приблизительны. Никогда он не видел детей – островитяне контролируют рождаемость с тем, чтобы обеспечивать стабильность численности. Живут долго, быть может, более пятисот лет. Прескотт пишет, что встречал островитянина, которому исполнилось четыреста лет, и внешность у него была, как у следящего за собой пятидесятилетнего спортсмена.
Общество туземцев в пределах отдельно взятого острова исключительно сплоченно. Прескотту и его друзьям никогда не приходилось видеть распрей и ссор, каждый с достоинством занимал свое место в иерархии (а общество островитян было жестко структурировано), и сама мысль изменить свое положение, кажется, никогда не посещала их. Мужчин было на порядок больше, чем женщин, но половые чувства у островитян, похоже, если и не отсутствую совершенно, то большую часть времени находятся в неактивном состоянии (как, замечает доктор, и у большинства живых существ, населяющих Землю).
Желание Прескотта и остальных покинуть остров туземцы считали опасным вздором. «Если бы ваш ребенок захотел уйти в лес к диким зверям, разве вы бы его отпустили?»– так объяснил точку зрения островитян некий Боэций, который порой разговаривал с Прескоттом. Существующая цивилизация, по меркам островитян, стоит на чрезвычайно низком уровне, прежде всего в моральном плане, и опасна для жизни.
Но, как по косвенным признаком заключил Прескотт, существование самих островитян отнюдь не идиллическое. Между городами в глубинах океана идет непрерывное соперничество, которое, впрочем, вряд ли переходит в вооруженный конфликт. Просто проигравшие уступают свое место на дне, поднимаются на поверхность и какое-то время пребывают в своего рода изгнании. После того, как решат, что они вновь готовы к борьбе, отыскав незанятое место (которого предостаточно), поселение погружается на дно океана и начинается новый цикл борьбы. В чем он состоит, Прескотту выяснить не удалось, но иногда возникало впечатление (доктор очень осторожен в высказываниях и неоднократно подчеркивает, что его знания можно сравнить с представлением совершенного дикаря о нашей цивилизации после пребывания этого дикаря в каком-нибудь захудалом канзасском городишке), будто и сами островитяне не являются единственным видом, населяющим глубины. Возможно, доминирующее положение принадлежит совсем не человеку – но островитяне не говорят на эти темы со своими домашними любимцами.
Кстати, люди видели острова и прежде. Вполне возможно, что Плиний повествует именно об одном из островов, когда упоминает Атлантиду. Стороннему наблюдателю погружение острова, вероятно, кажется катастрофой, гибелью, в то время для островитян эта процедура сродни поднятию якоря на корабле.
Современная цивилизация островитян не интересует, и они принимают меры для того, чтобы остаться незамеченными. Не из страха, нет, островитяне способны уничтожить все живое на целом континенте, просто из нежелания лишних хлопот.
Два года остров находился в Арктике, но затем островитяне объявили, что готовятся опуститься на дно океана. Сколько они пробудут под водою, неизвестно. Столько, сколько удастся, сказал Боэций. Хотелось бы навсегда, готовились к погружению целых одиннадцать лет, пересматривая концепцию существования, и теперь запросто изгнать себя не дадут.
Доктор Прескотт на последней странице дневника пишет, что постарается послать свои записи «морскою почтой» в надежде, что кто-нибудь отыщет сосуд, специально для того включенный в экспедиционное снаряжение.
На этом дневник обрывается.
Гуннарсон заключает, что Прескотту удалось исполнить задуманное. Он призывает соответствующие службы США обнародовать все сведения об острове «Т-1» и предоставить общественности подлинник дневника. В противном случае он опубликует дневник полностью летом 2006 года, через 60 лет после высадки экспедиции на Т-1, когда, согласно законодательству США, гриф секретности должен быть снят с самых тайных операций.

Из новенького: http://www.computerra.ru/own/vasiliysk/433357/

Сталин – это Николай Второй в сослагательном наклонении