Песни и стихи.

Спасибо за спасибо.

Дмитрий Антонович Сухарев (Сахаров)

ВСПОМНИТЕ, РЕБЯТА

Вспомните, ребята, поколение людей
В кепках довоенного покроя.
Нас они любили,
За руку водили,
С ними мы скандалили порою.

И когда над ними грянул смертный гром,
Нам судьба иное начертала -
Нам, непризывному,
Нам, неприписному
Воинству окрестного квартала.

Сирые метели след позамели,
Все календари пооблетели,
Годы нашей жизни как составы пролетели -
Как же мы давно осиротели!

Вспомните, ребята,
Вспомните, ребята,-
Разве это выразить словами,
Как они стояли
У военкомата
С бритыми навечно головами.

Вспомним их сегодня всех до одного,
Вымостивших страшную дорогу.
Скоро, кроме нас, уже не будет никого,
Кто вместе с ними слышал первую тревогу.

И когда над ними грянул смертный гром,
Трубами районного оркестра,
Мы глотали звуки
Ярости и муки,
Чтоб хотя бы музыка воскресла.

Вспомните, ребята,
Вспомните, ребята,-
Это только мы видали с вами,
Как они шагали
От военкомата
С бритыми навечно головами.

1977

Помню, Сухарев пел это в Иерусалиме, в небольшом зальчике человек на двести. На втором куплете зал встал, Сухарев плакал...

Великий человек смотрел в окно,а для нее весь мир кончался краем
его широкой, греческой туники,обильем складок походившей на
остановившееся море. Он же смотрел в окно, и взгляд его сейчас был так далек от этих мест,
что губы застыли, точно раковина, где таится гул, и горизонт в бокале был неподвижен.
А ее любовь была лишь рыбой - возможно и способной пуститься в море вслед за кораблем и,
рассекая волны гибким телом, возможно, обогнать его... но он ?
он мысленно уже ступил на сушу . И море обернулось морем слeз.
Но, как известно, именно в минуту отчаянья и начинает дуть попутный ветер.
И великий муж покинул Карфаген. Она стояла пред костром, который разожгли
под городской стеной ее солдаты, и видела, как в мареве костра, дрожавшем между пламенем и дымом,
беззвучно рассыпался Карфаген задолго до пророчества Катона.

Дидона и Эней. еще одно из любимейших творений Бродского

Когда-то лет 7 назад я регулярно заходил в Леумичку (основная иерусалимская библиотека) и просматривал приходившие из России толстые журналы. В основном - поэзию, на прозу нужно гораздо больше времени, а с этим делом всегда большой напряг.
В одном журнале меня поразило стихотворение Михаила Кукина, вот оно:

* * *

Встарь, когда в Троаду мужи данаи
На своих судах остроносых, быстрых
В ярости примчались, сверкая медью
Шлемов пернатых,

И когда рубились в долине Ксанфа,
Резали, кололи, дробили кости,
Падали в грязи, зажимая раны,
С жизнью прощаясь,

И когда ворвались во град Приама,
Зажигали кровы, ломали двери,
Женщин и добро из домов тащили,
Кровью упившись,

И когда потом, на пути обратном,
Их бросала буря от брега к брегу
И кого топила, кого о камни
Била с размаху,

И когда немногих, достигших дома,
Поджидали вести о злых изменах,
И встречали яд и удар кинжала
В отчем пределе,

Думали они, что недаром жили,
Что потомки будут их славить вечно,
Что подобна жизнь метеору в небе
Ночью осенней.

Да, сильно.
Недавно мне в руки попался "альманах советской поэзии" 1977 года, вот где обнаружились поразительные перлы.
Например, такое (автора не запомнил)

Претенциозный, с ярким пером, гладкий петух.
Что-то хозяин стоит с топором? хочет, чтоб взор твой потух.
Криво петух про себя усмехнулся,
Покорную голову набок склонил
И на пеньке свои глазки закрыл.
Вдарил хозяин - и не промахнулся.

Я наверно целый час не мог успокоиться. Бездарность тоже может производить сильнейшее впечатление... если она столь совершенна

Чего мне бояться? Я тверже грамматики
Бессонницу знаю. И мне не брести
По голой плите босоногим лунатиком
Средь лип и берез из слоновой кости.

Ведь ночи играть садятся а шахматы
Со мной на лунном паркетном полу,
Акацией пахнет и окна распахнуты,
И страсть, как свидетель, седеет в углу.

И тополь ? король. Я играю с бессонницей.
И ферзь ? соловей. Я тянусь к соловью.
И ночь побеждает, фигуры сторонятся,
Я белое утро в лицо узнаю.

Б. Пастернак

Познаем мы на свете печали,
а потом зарекаемся впредь....
Только в жизни, как в самом начале,
надо бы ничего не уметь.

Запуская бумажного змея,
безмятежно за небом следил,
средь берез, ничего не умея,
я с блокнотом по тропам бродил.

За душою моей не имелось
в эти дни никого, ничего...
И справляла моя неумелость
в это время своё торжество.

Там где парка ограда резная,
я ступал на осеннюю грязь,
ничего-то на свете не зная, ничего-то ещё не боясь.

И ещё не подвержен наветам, я незнанием был озарен.
Этот мир, что тогда был неведом,
обступал меня с разных сторон.

Это было всего лишь начало.
Как приветлив наш мир к новичкам!
Потому-то так сердце стучало
в лад веселым её каблучкам.

Обнаружил у себя на компе клип "Ребята с нашего двора" Любэ(жена скачала). Великолепно. Просто великолепно. Если не я один такой тёмный - горячо рекомендую. Бонвивану особенно и м б , Жене. Если знали - извините.

не ходите на главную страницу batchurin.ru - там программа, занимающаяся поиском паролей и кредитных карт

Евгений Бачурин "Дерева" - знаменитая песня из "подворотни" оказывается имеет своего автора, чем был приятно удивлен

Дерева вы мои, дерева,
Что вам головы гнуть-горевать.
До беды, до поры
Шумны ваши шатры,
Терема, терема, терема.

Я волнуем и вечно томим
Колыханьем-дыханьем твоим,
Что ни день, то весна,
Что ни ночь, то без сна,
Зелено, зелено, зеленым!

Мне бы броситься в ваши леса,
Убежать от судьбы колеса,
Где внутри ваших крон
Все малиновый звон,
Голоса, голоса, голоса.

Говорят, как под ветром трава,
Не поникнет моя голова,
Я и верить бы рад
В то, о чем говорят,
Да слова, всё слова, всё слова.

За резным, за дубовым столом
Помянут нас недобрым вином,
А как станут качать
Да начнут величать
Топором, топором, топором!

Ах вы, рощи мои, дерева,
Не рубили бы вас на дрова.
Не чернели бы пни,
Как прошедшие дни,
Дерева вы мои, дерева!

1971

Вот решил выложить некоторые свои творения за прошедший год. Практически все ноты лирично-депрессивные - но такой уж выдался у меня год. http://ischukin.livejournal.com/ P.S. Писались они в основном для женщин, потому и стиль соответсвующий.

Булат Окуджава

Романс

Стала чаще и чаще являться ко мне
с видом пасмурным и обреченным
одна дама на белом, на белом коне,
а другая на черном, на черном.

И у той, что на белом, такие глаза,
будто белому свету не рады,
будто жизни осталось на четверть часа,
а потом - всё утраты, утраты.

И у той, что на черном, такие глаза,
будто это - вместилище муки,
будто жизни осталось на четверть часа,
а потом - всё разлуки, разлуки.

Ах, когда б вы ко мне заглянули в глаза,
ах, когда б вы в мои поглядели, -
будто жизни осталось на четверть часа,
а потом - всё потери, потери.

1986

Игорь, очень хорошо. Даже не стихи собственно, а всё. Очень. Рад Вас видеть. и выглядите Вы совсем не так, как я представлял

Замечательно! Ну а теперь послушайте иное. Да и кто это?!! И кто тут поэт, а кто - городской романсеро? НО я понимаю, - каждому - своё...

Плачь дитяти через поле и реку,
Петушиный крик, как боль, за версты,
И паучью поступь, как тоску,
Слышу я сквозь наросты коросты.

Острупела мать-сыра земля,
Загноились ландыши и арфы.
Нет Марии и вифамской Марфы
Отряхнуть пушинки с ковыля, -

Чтоб постлать Возлюбленному ложе,
Пыльный луч лозою затенить.
Распростерлось небо рваной кожей, -
Где ж игла и штопальная нить?

Род людской и шила недомыслил,
Чтоб заплатать небо или ночь.
Он песчинки по Сахарам числил
До цветистых выдумок охоч.

Но цветы, как время, облетели.
Плещет сталь, и рыкает чугун,
И на дымно-закоптелой ели
Оглушенный плачет Гамаюн.

http://pesni.voskres.ru/mp3/?song=janna15

БГ - гений! Наверно, с таким мышлением, если бы он занимался шахматами, стал бы как минимум гроссом.

Жизнь земная - нам напоминанье,
Мы живем, чтоб отдавать долги.
Не нарушь извечных предписаний -
Не убий, не укради, не лги.

В солнечной листве гуляет ветер,
Или дождь, как слезы между век...
За подарок этот - жить на свете -
Нечем расплатиться и вовек.

И о бренности земного помня,
Все исправно отдавай долги -
В день свой светлый или самый темный -
Не убий, не укради, не лги...

И.Вербова

Гость...Говорил об огромной Вселенной И о связи событий и слов, О неведомой, вечной, нетленной И загадочной жизни миров, Говорил, что не может обидеть Никого, ибо всем в мире друг, Говорил, что умеет предвидеть И лечить возложением рук... Он согрелся, поел. А на город За окном наплывал полумрак. Он ослабил мучительный ворот И повесил на спинку пиджак. И опять, и опять, не смолкая, И как будто бы даже не мне, А кому-то, кто всё понимает, Но скрывается в тёмном окне - О великом напряге с деньгами, О какой-то жестокой игре И о том, что не выбрался к маме В сентябре, октябре, ноябре, И о том, как непросто таланту, И о том, как он всем отомстит, И о том, как ему практиканты Вырезали аппендицит... А к полуночи, пьяный, он плакал, Всё твердил, что любовь - это храм, И стихами от первого брака Рвал мне душу напополам.

Скончался Владимир Трошин. Вечная память

http://youtube.com/watch?v=IswKNymDN5Q&feature=related
ободзинский

Любителям ежиков:
Песенка ёжика , "Забери меня к себе"
http://www.homepersonnel.ru/ezik4.html

Игра в шахматы

НОЧНОЙ ДОЗОР

Когда в городе гаснут праздники,
Когда грешники спят и праведники,
Государственные запасники
Покидают тихонько памятники.
Сотни тысяч (и все - похожие)
Вдоль по лунной идут дорожке,
И случайные прохожие
Кувыркаются в "неотложки".
И бьют барабаны!..
Бьют барабаны,
Бьют, бьют, бьют!


На часах замирает маятник,
Стрелки рвутся бежать обратно:
Одинокий шагает памятник,
Повторенный тысячекратно.
То он в бронзе, а то он в мраморе,
То он с трубкой, а то без трубки,
И за ним, как барашки на море,
Чешут гипсовые обрубки.
И бьют барабаны!..
Бьют барабаны,
Бьют, бьют, бьют!

Я открою окно, я высунусь,
Дрожь пронзит, будто сто по Цельсию!
Вижу: бронзовый генералиссимус
Шутовскую ведет процессию.
Он выходит на место лобное,
"Гений всех времен и народов!"
И как в старое время доброе
Принимает парад уродов!
И бьют барабаны!..
Бьют барабаны,
Бьют, бьют, бьют!

Прет стеной мимо дома нашего
Хлам, забытый в углу уборщицей,
Вот сапог громыхает маршево,
Вот обломанный ус топорщится!
Им пока - скрипеть, да поругиваться,
Да следы оставлять линючие,
Но уверена даже пуговица,
Что сгодится еще при случае.
И будут бить барабаны!
Бить барабаны,
Бить, бить, бить!

Утро родины нашей розово,
Позывные летят, попискивая,
Восвояси уходит бронзовый,
Но лежат, притаившись гипсовые.
Пусть до времени покалечены,
Но и в прахе хранят обличие,
Им бы гипсовым человечины -
Они вновь обретут величие!
И будут бить барабаны!..
Бить барабаны,
Бить, бить, бить!

Ностальгическое, навеянное krey-em и Слуцким.
Музыка С. Никитина, пародия на песТню "Александра".

В СО АНе не устроиться:
СО АН так тихо строитсмя
Не дай святая Троица
Исчезнуть в синеве.
Не дай нам стать тобольцами,
С Амура комсомольцами
И каменецк-подольцами -
Душою мы в Москве.

Александров, Александров.
Академик самый главный,
Позови нас в город славный,
Тех, кто светел головой.
Парни с видом деревенским,
Удегейским и эвенкским,
Наедимся и напьемся
И надышемя Москвой.

Среди интрелегенции
Жестока конкуренция,
Но вышли в академики
Лаврентьев и Марчук.
Ведь коль не быть бездельником,
Стать можно академиком,
Но даже не надеюсь,
А попросту - хочу!

Александров, Александров,
Ты из тех, кто много может.
Сокращай ученных строже
И вглядись в мое лицо.
Но, пожалуйста, вначале
Утоли мои печали:
Забери меня с вещами
На Садовое Кольцо!

P.S. Случайно найдено здесь:
http://folklor.kulichki.net/texts/BRD.txt
P.P.S. Орфография сохранена.

Анна Ахматова

Реквием (отрывки)

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

В страшные годы ежовщины я провела семнад-
цать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-
то раз кто-то "опознал" меня. Тогда стоящая за мной
женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда
в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойст-
венного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо
(там все говорили шепотом):

- А это вы можете описать?
И я сказала:
- Могу.
Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому,
что некогда было ее лицом.

1 апреля 1957
Ленинград

ВСТУПЛЕНИЕ

Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском болтался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки.
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.


I

Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки.
Смертный пот на челе... не забыть!
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.

1935

V

Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой.
Кидалась в ноги палачу -
Ты сын и ужас мой.
Все перепуталось навек,
И мне не разобрать
Теперь, кто зверь, кто человек,
И долго ль казни ждать.
И только пышные цветы,
И звон кадильный, и следы
Куда-то в никуда.
И прямо мне в глаза глядит
И скорой гибелью грозит
Огромная звезда.

ЭПИЛОГ

2

Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что красивой тряхнув головой,
Сказала: "Сюда прихожу, как домой".
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же оне поминают меня
В канун моего погребального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем: не ставить его
Ни около моря, где я родилась
(Последняя с морем разорвана связь),
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.


Около 10 марта 1940
Фонтанный Дом

Булат Окуджава

Письмо к маме

Ты сидишь на нарах посреди Москвы.
Голова кружится от слепой тоски.
На окне - намордник, воля - за стеной,
ниточка порвалась меж тобой и мной.
За железной дверью топчется солдат...
Прости его, мама: он не виноват,
он себе на душу греха не берет -
он не за себя ведь - он за весь народ.

Следователь юный машет кулаком.
Ему так привычно звать тебя врагом.
За свою работу рад он попотеть...
Или ему тоже в камере сидеть!
В голове убогой - трехэтажный мат...
Прости его, мама: он не виноват,
он себе на душу греха не берет -
он не за себя ведь - он за весь народ.

Чуть за Красноярском - твой лесоповал.
Конвоир на фронте сроду не бывал.
Он тебя прикладом, он тебя пинком,
чтоб тебе не думать больше ни о ком.
Тулуп на нем жарок, да холоден взгляд...
Прости его, мама: он не виноват,
он себе на душу греха не берет -
он не за себя ведь - он за весь народ.

Вождь укрылся в башне у Москвы-реки.
У него от страха паралич руки.
Он не доверяет больше никому,
словно сам построил для себя тюрьму.
Все ему подвластно, да опять не рад...
Прости его, мама: он не виноват,
он себе на душу греха не берет -
он не за себя ведь - он за весь народ.

1987

Мой отец

Он был худощав и насвистывал старый, давно позабытый мотив,
И к жесткому чубчику ежеминутно его пятерня прикасалась.
Он так и запомнился мне на прощанье, к порогу лицо обратив,
А жизнь быстротечна, да вот бесконечной ему почему-то казалась.

Его расстреляли на майском рассвете, и вот он уже далеко.
Все те же леса, водопады, дороги и запах акации острый.
А кто-то ж кричал "Не убий!" одинокий... И в это поверить легко,
Но бредили кровью и местью святою все прочие братья и сестры.

И время отца моего молодого печальный развеяло прах,
И нету надгробья, и памяти негде над прахом склониться рыдая.
А те, что виновны в убийстве, и сами давно уже все в небесах.
И там, в вышине, их безвестная стая кружится, редея и тая.

В учебниках школьных покуда безмолвны и пуля, и пламя, и плеть,
Но чье-то перо уже пишет и пишет о том, что пока безымянно.
И нам остается, пока суд да дело, не грезить, а плакать и петь.
И слезы мои солоны и горючи. И голос прекрасен... Как странно!

1987

Юрий Нестеренко

Справедливость

Враги сожгли родную хату,
Сгубили всю его семью.
Куда ж теперь идти солдату,
Кому нести печаль свою?

М. Исаковский

Фашизм - воплощение абсолютного зла.

Многие

Он вернулся в свой город, где все ему так незнакомо.
На шинели его - грязь и пепел военных дорог.
Повезло: он живой, на пороге родимого дома,
Да вот только от дома остался один лишь порог.

Этот миг возвращения он представлял постоянно,
Сколько раз, замерзая в окопе, мечтал горячо,
Как примчится из кухни его хлопотливая Анна,
И с улыбкою Гретхен потрется щекой о плечо...

Только пепел и грязь. Там, где вспыхнул гигантскою печью
Древний город, хранивший творенья искусных умов,
Даже тел не осталось - что жалкая плоть человечья
Перед огненным смерчем, корежившим балки домов?!

Пальцы трогают письма, которые в годы походов
Выцветали на солнце и мокли под русским дождем...
"Ты же знаешь, что в Дрездене нету военных заводов -
Не волнуйся за нас. Береги себя, папочка. Ждем!"

Он карателем не был. Какой из него кровопийца?!
Он - обычный солдат. Он не выдумал эту войну.
Но отныне и присно клеймом палача и убийцы
Заклеймят его те, кто сожгли его дочь и жену.

Он - "проклятый фашист", и о нем не напишут баллады.
Он виновен лишь в том, что исполнил свой долг до конца.
Что им горе его? "Так и надо тебе! Так и надо!
Пепел жертв крематориев в наши стучится сердца!"

Что ж - судите преступников. Всех. Отчего ж вы ослепли?
Отчего же вы видите жертв лишь одной стороны?
Иль вершители Нюрнберга знают различия в пепле?
Иль убитые дети по смерти и то не равны?

Снова красные флаги на улицах. Только без свастик.
Невеликая разница - слопал тирана тиран.
Но, сверкая очками, плешивый трибун-головастик
Будет петь о свободе для духом воспрянувших стран.

Будет Запад кремлевского монстра одаривать лестью...
А солдату, что молча стоит над своею бедой,
Утешаться лишь тем, что родные избегли бесчестья,
Не достались в усладу насильникам с красной звездой.

Абсолютное зло, воплощенное в Анне и Грете,
Уничтожено с корнем - кому тут заявишь протест?
Все, что он заслужил, что еще он имеет на свете -
Деревянный костыль. И железный оплеванный крест.

9 мая 2004 г.


Я не полностью согласен с автором. Но согласен в главном - пепел ВСЕХ жертв стучит в моё сердце.
Для некоторых Нестеренко - не поэт. Им виднее. Виднее, что для них поэзия и искусство. Подлый "Чёрный квадрат" и тома, написанные наглым жуликом не без таланта для д-ва, что он и есть жрец искусствов непролазных. Пусть наслаждаются.

Снег валил до полуночи, рушился мрак над ущельями,
А потом стало тихо, и месяц взошел молодой…
Этот мир, он и движим и жив испокон превращеньями,
то незримой, то явной бесчисленной их чередой.

Чередуется свет с темнотой, обретенья - с потерями,
И во всем этом свой, несомненно, и смысл, и резон.
Череда превращений, закон сохраненья материи -
Как догадка твоя дерзновенна, Овидий Hазон!

Все, действительно, так, и покуда планета вращается,
И природа, ликуя, справляет свое торжество,
Всякий миг завершается что-то, и вновь превращается
Существо в вещество, и опять вещество в существо.

Как в кольце лабиринта глухими бредем коридорами,
Как в преддверии часа, когда разразится гроза,
переходами движемся темными, между которыми
Обжигающий пламень на миг ослепляет глаза.

Hедоверчиво смотрим, как трагик становится комиком,
Сокрушенно взираем, как старость вступает в права,
как гора рассыпается в прах, и над маленьким холмиком,
выбиваясь из сил, молодая восходит трава.

И однажды осенней порой, прислонясь к подоконнику,
Вдруг легко различаем сквозь морок и зябкий туман,
как наш давний роман переходит в семейную хронику,
и семейным преданьем становится старый роман.

Мы себя убеждаем - ну, что там печалиться попусту,
Hо подстреленной птицей клокочет и рвется в груди
Этот сдавленный возглас - как вслед уходящему поезду -
О мгновенье, помедли,
помешкай,
постой,
погоди!

Вот встретил стих. И вспомнил наших патриотов - ...

Стой, дед! не бойся, я не трону,
Да ладно, чё ты, бля, не трусь,
Да, я в натуре,типа, помню,
Да, гадом буду, я - горжусь

Мой мерс георгиевской лентой
Обмотан вдоль и поперек:
Ты тож георгиевский? Энто
Отметить надо бы, дедок!

Давай мы, дед, за праздник главный
Тут вмажем грамм сто пятьдесят
За ВОВ российский этот славный,
Я помню,я смотрел "Штрафбат"

За штурм Берлина - в эту пору
Горел Рейхсталер.. иль Рейхстаг?
И как там Кантор и Киркоров
Трехцветный наш подняли флаг!

Чего? неправда? дед, да что ты!
Ты не груби, я ж не грублю.
Я чё, похож на идиота?
Я чё, Россию не люблю?

Меня, братан, учить не надо
Всё помню я, весь этот трэш:
Санкт-Петербургскую блокаду
И бой за город Бангладеш.

Я помню, очень даже резко
Я всё ж не быдло, не дебил,
Как славный летчик Маринеско
Спейсшатл Гитлеру подбил!

Что, пить не будешь? (вот лошара -
вискарь не хочет заценить
Нет, не тебе меня, бомжара,
Учить как Родину любить!