Наши рассказы на шахматную тему

Зачет про прогноз...
В таком юном возрасте знать про существование РосГидромета и понимать принцип работы.

Мне понравилось про торнадо. Сразу понимаешь про какую страну речь идет.

Люди пишут

Шахматист
Ирина Проскурина
Прости, меня за столь жестокость
За легкомысленность и пошлость
Что проявляю я к тебе,
Когда я часто не в себе.



Собирая сына в школу каждое утро, напоминаю: - «Не забудь пообедать, на продлёнке старайся выполнить домашнюю работу и переходи улицу на светофоре.»
Сын по-взрослому смотрит на меня, хмурится, но утвердительно кивает.

- Мама, я взрослый и умный. Зачем ты мне по сто раз это говоришь?

Ему девять лет, и он действительно вполне самостоятельный парень и к тому же шахматист. Я называю его Гошкой, иногда Гоней. Он страшно сердится и просит в присутствии окружающих называть его Егором.
Семья наша небольшая: я, дочь и сын. И да, ещё собака, намешенная от двух пород – стаффорда и лабрадора. Так уж получилось - купили на птичьем рынке, а пошли за рыбками.
Назвали Ларка, полное имя Лара Кроуфорд, в честь расхитительницы гробниц, хотя, как мне казалось, кличка ей больше подходила на тот момент совершенно тютематютиевское.
Щенята, с кем Ларка сидела в одном варьере, резвые были и игривые, одна она сидела в углу, поскуливая и дрожа.
Дети по очереди протягивали к ней руки, теребили за уши, гладили.

- Мама, давай лучше щеночка возьмём. Смотри какой он славный. Спокойный.

Меня они разводили на жалость, но как только я представила сколько будет есть эта выросшая псина, гулять с ней минимум два раза в день и вычищать с комнат шерсть, велела детям отойти от собаки.
Гошка захныкал, а дочка от меня отвернулась.
Щенок неожиданно завилял хвостом и устремил на меня взгляд, как бы выражая, что он будет послушным и преданным. Глаза полные тоски и скулёж окончательно разбили моё сердце и на радость детям, я согласилась его купить.

В школе, где учились Гошка и Марта, знали, о нашей неполной семье, что воспитываю их одна и учительница сына отдавала бесплатные талоны на обед больше из жалости, чем формально.
Я вспоминаю времена конца 20-го века, когда поесть в доме чаще не было, чем было. Трудное время. Время дефицита, талонов и ваучеров. Время длинных очередей в магазине, где туалетную бумагу поштучно выдавали. Время – супа из пакетика, пока в кастрюле закипала вода, половина сухих ингредиентов съедалась. Когда вручную приходилось стирать вещи без порошка, натирая хозяйственное мыло на тёрке, где вместо кипячения - ведро на плите, а полоскать приходилось в тазике под краном.
Жили в общежитие с огромным коридором на двадцать семей. Приходилось одалживать продукты у соседей, а возвращать с «процентами»: берёшь две картошки, отдаёшь больше. Не все, конечно, соседи обладали меркантильностью, но были…

Гошка рано увлёкся шахматами, ещё в садике. Воспитательница хвалила сына: единственный кто быстро собирал в группе пазлы, отмечала его логическое мышление и предложила отдать его в кружок интеллектуального развития. Отвела Гошу в ближайший подростковый клуб. Оказалось, что есть шахматный кружок и к тому же бесплатный. Через неделю расстроенный сын объявил, что больше заниматься в клубе не хочет. Позже выяснилось, что такая же новенькая девочка и к тому же ровесница поставила ему мат в три хода. Я нисколько не огорчилась, потому что посчитала, что шахматы к спорту имеют сомнительное отношение и что отдам Гошку позже на лёгкую атлетику, где уже вовсю занималась дочка.

Прошло три дня. Возвращаюсь с сыном домой после садика, как вдруг он потянул меня за рукав к направлению клуба.

- Отведи меня на шахматы. Я должен отыграться. – заявил упрямо Гошка.

И после этого шахматы не бросал.
В семь лет выполнил первый разряд, а к девяти годам стал кандидатом в мастера спорта.
Владимир Владимирович, тренер сына, нового спортивного клуба, куда мы перевелись, велел поиграть в турнире, который проводился здесь же, для подготовки к первенству России.
Тренер выглядел неопрятным как во внешности, так и в одежде. На огромных усах застревали остатки пищи, и даже не свежей, а вчерашней, которую он долго не мог очистить после того как кто-то делал ему замечание. В шутку родители определяли, что у него было на меню: если свёкла, значит - борщ, если белый комочек, значит – картофельное пюре или макаронина. В уголках глаз скапливалась бель, и он мог не замечать этого. Волосы выглядели не расчёсанными, грязными и топорщились в разные стороны. Нестрижеными ногтями, дети рассказывали, он шкрябал по шахматной доске, издавая неприятный звук. Пиджак тренера обсыпан сверху был крупной перхотью, напоминающую снежный занос и у штанов ширинку не всегда застёгивал. Но при этом, Владимир Владимирович считался одним из сильных тренеров города. С учеников требовал работоспособности, сам с ними много занимался и уходил последним из клуба.
Гошку он определил в четвертьфинал города. Турнир проходил во второй половине дня. Сыну приходилось добираться до метро на автобусе, а затем идти к клубу через три светофора.
Стояла холодная зима. Куртка на Гошке была лёгкой, не на что было купить пуховик, и под низ сын одевал две кофты. Вместо ботинок – мои сапоги на платформе, особо не отличавшиеся от мужских и вязаная не по размеру шапка, постоянно сползавшая на глаза ребёнку.
Уверенная в том, что в школе он обедает, я выдавала наличными только на проезд.
Сама работала за городом и не получалось сына сопровождать.
Подъезжала к концу турнира, когда многие шахматисты уже отыграли свои партии и разъезжались по домам; Гошка продолжал сидел за доской. Мне хотелось ужасно есть и спать. На работе я выматывалась, а дорога отнимала много сил.
Сын считался шахматистом вдумчивым, за это его называли «юный Бронштейн» и все его партии длились по четыре часа.
Усевшись поудобнее на мягкий диван в фойе клуба, я прикрыла глаза. Согреваясь понемногу после улицы, ощутила приятное тепло, расползавшееся по всему телу. Наступила благостная истома и я заснула. Пока огромная деревянная дверь в зале со скрипом не открылась, оттуда не показался тренер. Увидев меня, неспешной походкой, как бы раскачиваясь из стороны в сторону, направился в мою сторону.
- Молодец Егор, с большим перевесом. Должен выиграть. Соперник серьёзный у него, старый мастер Никитин. – передал мне Владимир Владимирович и пошёл наверх, на второй этаж, где располагался его кабинет.
Я стала ждать сына с приподнятым настроением. Меня всегда радовали его победы, особенно если он играл в рейтинговых турнирах. Поражение я переносила болезненно: могла накричать, не вдаваясь в подробности и потом ещё в течения дня несколько раз напомнить какой он «слабый шахматист». В то время я не отдавала отчёта сколько боли приносила сыну своими поступками. Видимо, это с детства у меня, где и тогда я не умела проигрывать ни в чём, а если и случались поражения - злилась.
И вот Гошка мой выходит. Весь в слезах. В руках он держит блокнот с записанной партией, а в другой - изгрызенную ручку. Он пытался не смотреть на меня, а я понимала, что проиграл.

- Тренер сказал, у тебя выиграно. – недовольно выразила я.

- Я зевнул. У меня лишняя фигура была – и дав волю эмоциям, сын разревелся.

Я не утешала, считала, что осмыслить поражение должен сам. Всю дорогу шли молча. Я продолжала обижаться, идя быстрым шагом. Гошка догонял, брал меня за руку, и я тут же её отдёргивала. Сын плакал ещё больше.
Дома ужинали макаронами с кетчупом и ложились спать. Из детской комнаты раздавались всхлипы сына и полушёпот дочки, которая пыталась его успокоить.
Следующий день от предыдущего ничем не отличался. Поднимала детей рано. Завтрак был скуднее ужина - два куска батона и чай, где один пакетик размешивался на две кружки.

- На неделе зарплату получу. Куплю что-нибудь вкусненького. – заявила я детям, подбадривая их.

- Печенья вполне, мам, достаточно, не траться зря. –по-хозяйски говорила дочка.

– Сходим на рынок, там дешевле.

- Мама, я помогу продукты нести. – восклицал Гошка, осознавая, что в доме он единственный мужчина.

А собака, встав на задние лапы, будто понимая наш разговор, устраивала пляски вокруг себя.
Позади четыре дня турнира. У Гошки три поражения и одна ничья. Тренер сокрушался, не стесняясь при нём называл его «плаксой», я – «тряпкой». Мальчишка был подавлен, и не понимал почему каждый раз он проигрывает в выигранных позициях. И уж тем более он не получал поддержки от меня, от близкого человека.

На пятый день игры из школы утром, когда детей не было, позвонила учительница сына и спросила, что происходит с ребёнком, почему он выглядит измотанным и на занятиях ничего не выполняет.
Я поспешила оправдаться.

- Извините, Лилия Валерьевна, я должна была освободить его от занятий, у него турнир проходит, но решили школу не пропускать.

- Так он после продлёнки едет в клуб? – спрашивает учительница. – Домой не заезжает?

- Времени нет.

- А где обедает? – не унималась Лилия Валерьевна.

Меня насторожил вопрос.

- В школе. Вы же нам талоны выдавали на бесплатное питание.

- Я вашему сыну вначале месяца объяснила, что выдаём уже строго по справкам, малообеспеченным, а вы считаетесь как полная семья, не разведённая.

И тут я всё поняла.
С девяти утра до десяти вечера сын играл голодным. Отсюда и поражения.
Положила трубку и в надежде, что возьму у заказчика аванс, уехала на работу. Всю дорогу стоял образ Гошки, борющегося с приступами голода и нестерпимым желанием выиграть партию у любого соперника.
Медленным казалось всё: часы, автобус, метро. Люди будто специально мешали мне быстрее попасть к сыну. То полная женщина преградила дорогу у входа в метро, еле втискиваясь в дверь со своим барахлом в пакетах; милиционер попросил документы, приняв меня за приезжую; работодатель долго не объявлялся на работе. А когда появился, сказал, что деньги будут только в конце недели. На меня словно камень упал и размозжил голову. Всё трещало внутри и в висках стучал отбойный молоток.
Ситуация подавляла всё больше и больше. Охватывали сомнения, что я вообще могу считаться хорошей матерью, раз дети мои не могут нормально питаться. Испытывала отвращение и презрение к себе.
Я подходила уже к клубу, как вдали, на углу Конюшенной и Невского проспекта, увидела знакомый силуэт в синей куртке. Это был Гошка. Он стоял, съёжившись от холода, с голой шеей, вытирая рукавом нос и всхлипывая, поправляя шапку, вновь свалившуюся на глаза.
Люди равнодушно пробегали мимо, не замечая плачущего маленького мальчика. Город жил своей жизнью с водоворотом событий и своих проблем и никому не было дела до понятия, что лишало сына заниматься его любимым делом – играть в шахматы.
Я подошла и крепко обняла его. Тело сына всё ещё дрожало.
- Мама, я опять проиграл. У меня две пешки лишние были. – произнёс тихо Гошка.

- Ничего, малыш. У тебя много турниров впереди. – утешала я. – Сынок, ты почему не сказал, что не обедаешь в школе?

Замёрзшее лицо Гошки покрытое синими прожилками, выражало муку и страдание.

- У нас и так денег нет. Зачем тебя расстраивать. Я терпел. - И, переведя разговор, добавил, - Владимир Владимирович, сказал, что из меня не получится шахматист. Давай, мама, если я на России стану призёром, обещай мне поменять тренера.
Я согласилась. Ведь сейчас моя поддержка сыну нужна была как никогда.

Через два месяца в Сочи стартовало первенство России среди юношей и девушек. Гошка выступал в категории до десяти лет. Он не проиграл ни одной партии и стал серебряным призёром.

Мы собрали самые сочные шахматные и полушахматые рассказы из аккаунта 20-летней итальянки, которая не любит ничего скрывать:

подводка к теме, как у ВладикСа
Мог бы написать Tak без лишних выкрутасов...

если бы написал (он пишет) рассказ таk (kak ВладикС), то был бы оффтоп.
а таk (kak tyt) оффтопа нет. есть полушахматный рассказ. с картинками

19 трагически погибших шахматистов

1.Джованни Леонардо (1542 – 1597). Итальянский шахматист. Один из сильнейших игроков своего времени. В Мадриде, в присутствии короля Филиппа Второго, победил испанских шахматистов Лопеса и Серона. Вернулся на родину и был отравлен. Кем и почему – неизвестно. По одной версии, мотивом могла быть зависть к его шахматной славе.

2.Курт фон Барделебен (1861 – 1924). Немецкий шахматист. Из старинного дворянского рода. Унаследовал крупное состояние и мог всецело посвятить себе игре в шахматы. Занимал высокие места в международных турнирах. Разорился в результате инфляции и покончил с собой, выпрыгнув из окна. Есть также версия, что это был несчастный случай: он почувствовал себя плохо, не удержался на ногах и выпал из окна.

3.Николай Крыленко (1885 – 1938). Революционер, советский государственный деятель. После Октябрьской революции, имея чин прапорщика, короткое время был Верховным главнокомандующим русской армии. Возглавлял советскую шахматную организацию. Инициатор и организатор международных турниров в Москве в 1925,1935 и 1936 годах, ставших событием в шахматной истории. В 1935 уговорил Ласкера переехать в СССР. В должности наркома юстиции активно участвовал в сталинских репрессиях. В 1938 году был репрессирован сам.

4.Арвид Куббель (1889 – 1938). Русский и советский шахматист, шахматный композитор. Автор свыше 500 задач. На конкурсах отмечен наградами. Расстрелян во время сталинских репрессий.

5.Давид Пшепюрка (1880 – 1940). Польский шахматист и шахматный композитор. Родился в состоятельной еврейской семье. Первый чемпион Польши. Входил в польскую сборную на Олимпиаде 1930 года, завоевавшую золотые медали. Опубликовал около 200 задач. Расстрелян нацистами.

6.Александр Ильин-Женевский (1894 – 1941). Советский шахматист. Из дворянского рода Ильиных. Революционер, штурмовал Зимний дворец. Брат Федора Раскольникова, обличителя Сталина. В 1925 году на международном турнире в Москве победил чемпиона мира Капабланку. В 30-е годы над Ильиным-Женевским висела угроза ареста. Погиб при эвакуации из блокадного Ленинграда от немецкой бомбы.

7.Всеволод Раузер (1908 – 1941). Советский шахматист. Дважды становился чемпионом Украины. Прославился как шахматный теоретик. Многие его дебютные идеи актуальны до сих пор. Погиб в блокадном Ленинграде.

8.Леонид Куббель (1891 – 1942). Русский и советский шахматный композитор. Брат Арвида Куббеля. Многократный победитель международных состязаний по шахматной композиции. Умер от голода в Ленинграде во время блокады.

9.Сергей Белавенец (1910 – 1942). Советский шахматист. Чемпион Москвы. На 11-м чемпионате СССР занял третье место. Погиб на фронте.

10.Владимир Петров (1908 – 1943). Латвийский и советский шахматист. В 1937 году на турнире в Кемери поделил 1-3 места с Флором и Решевским, опередив Алехина и Кереса. В 1942 арестован по доносу. Осужден на 10 лет. Умер в ГУЛАГе.

11.Вера Менчик (1906 – 1944). Английская шахматистка. Первая чемпионка мира. Много раз защищала свой титул. Осталась непобежденной чемпионкой. Успешно играла с мужчинами. В 1929 году в Рамсгейте разделила второе место с Рубинштейном, лишь на пол-очка отстав от Капабланки и опередив Мароци. Погибла в Лондоне при взрыве немецкой ракеты Фау-1.

12.Клаус Юнге (1924 – 1945). Немецкий шахматист. Считался шахматной надеждой Германии. Воевал на западном фронте. Отказался сдаваться в плен союзным войскам. Погиб в бою.

13.Георгий Агзамов (1954 – 1986). Советский шахматист. Первый гроссмейстер в Средней Азии. Победитель многих международных турниров. Погиб в окрестностях Севастополя – оступился, упал в ущелье и разбился.

14.Карен Ашотович Григорян (1947 – 1989). Советский шахматист. Международный мастер. Трехкратный чемпион Армянской ССР. Замечательно играл в блиц. Лечился в психиатрической больнице. Покончил жизнь самоубийством, прыгнув с моста.

15.Алвис Витолиньш (1946 – 1997). Советский и латвийский шахматист. Международный мастер. Отличался самобытным атакующим стилем. Внес значительный вклад в дебютную теорию. Несколько вариантов носят его имя. Покончил с собой, бросившись с железнодорожного моста.

16.Игорь Курносов (1985 – 2013). Российский шахматист. Гроссмейстер. В 2009 году был заподозрен в читерстве – использовании подсказок компьютера. Главные его достижения приходятся на 2013, когда он выиграл два международных турнира. В том же году погиб в автомобильной катастрофе.

17.Иван Букавшин (1995 – 2016). Российский шахматист. Гроссмейстер. Входил в сборную России, которая в 2009 году победила на юношеской Олимпиаде. В двадцатилетнем возрасте умер в тренировочном лагере от передозировки препарата Но-Шпа. Родители подозревали, что его отравили.

18.Юрий Елисеев (1996 – 2016). Российский шахматист. Гроссмейстер. Чемпион мира среди кадетов. Победитель турнира MosсowOpen 2016. Был один из самых талантливых молодых шахматистов России. Увлекался паркуром – экстремальным преодолением препятствий в городе. Упал с 12-го этажа, перелезая из окна на балкон соседней квартиры.

19.Эдуард Дубов (1938 – 2018). Российский математик. Международный арбитр по шахматам. Судил несколько крупных соревнований. Почетный член ФИДЕ. Один из разработчиков отечественной системы индивидуальных коэффициентов. Дед чемпиона мира по быстрым шахматам Даниила Дубова. Найден зимой на улице, недалеко от своего дома, в состоянии переохлаждения, с отмороженными конечностями. Спасти его не удалось.

Чудом не оказался в этом списке Александр Алехин (1892 – 1946). Гениальный русский и французский шахматист. Четвертый чемпион мира. Из дворян. В 1919 году он оказался в Одессе во время "красного террора". Был арестован и приговорен к расстрелу. В самый последний момент его спасло вмешательство высокопоставленного начальника, помнившего о шахматных успехах Алехина. В 1920 на него поступил донос, в котором утверждалось, что он был связан с деникинской контрразведкой. Алехина вызвали в ЧК на допрос. Но дело прекратили. В 1921 году он эмигрировал во Францию. Впрочем, его смерть тоже можно назвать трагической. Алехин задохнулся, когда ему в дыхательные пути попал кусочек мяса.

Если иметь в виду не только насильственную смерть, то перечень можно продолжить. Молодыми, в расцвете таланта, умерли Рудольф Харузек – от туберкулеза, Рихард Рети – от скарлатины, Вугар Гашимов – от рака. Пол Морфи, Вильгельм Стейниц, Акиба Рубинштейн заболели душевным расстройством.

Много странного и трагичного в жизни Роберта Фишера. Еврей, по крайней мере, по матери – и ярый антисемит. Бепредельно любил шахматы – и бросил играть, став чемпионом мира. Был американцем – и с восторгом встретил теракты 11-го сентября. Вернулся в шахматы через 20 лет, сыграв в Югославии второй матч со Спасским. Американский госдепартамент обвинил его в нарушении санкций против Югославии. Ему грозил десятилетний тюремный срок. Вынужден был скитаться по миру, отсидел 8 месяцев в японской тюрьме. Умер от почечной недостаточности. Его могла спасти операция, но Фишер, не доверявший врачам, от нее отказался.

Очевидно, шахматы – самый комфортабельный и безопасный вид спорта. Получить травму за шахматной доской, мягко говоря, труднее, чем на ринге или футбольном поле. Но в жизни шахматисты, может быть, уязвимее всех. Во-первых, потому, что они, как правило, натуры тонко организованные, сложные. Во-вторых, потому, что бо́льшую часть своей жизни пребывают в мире шахматных фигур – абстрактном, никак с реальностью не связанном.

Можно ещё упомянуть Лембита Олля (1966 — 1999) - эстонского гроссмейстера, также покончившего с собой. Из молодых и талантливых стоит упомянуть Дьюлу Брейера (1893 — 1921) - умер от сердечного приступа.

Черт побери (др. шор. елбасы)!

Хотя бы краем глаза на название тем смотрите! Тут не "Книга памяти" безвременно ушедших (RIP им!) известных (и не очень) шахматистов, а "Наши (наши на!) рассказы на шахматные темы" по типу:

"ПришОл я однажды в наш городской шахматно-шашечный клуб и взял да и обыграл одного опытного второразрядника... Чемпиона города Ленинска-Кузнецкого, между прочим..."

—- добавлено: 21 мар 2019, опубликовано: 21 мар 2019 —-

СКАНДАЛ В ШАХМАТНОМ КЛУБЕ


Вчера узнал, что осенью умер Ян Израилевич Золотовицкий. Оказывается, все эти десять лет, с того памятного турнира, он продолжал жить в нашем городе. И не сыграл ни в одном соревновании. Даже ни разу не появился в клубе. При его-то любви к шахматам. Не мог, значит, простить…

Кажется, он был литературоведом. Хорошо помню его худое нервное лицо, умные и в то же время наивные серые глаза. Был он молчалив, замкнут, всегда погружен в свой внутренний мир.

Запомнился мне и тот чемпионат города. Еще никогда Золотовицкий не играл так сильно. За три тура до финиша он опережал ближайших конкурентов на два очка. Никто уже не сомневался, что он займет первое место. В седьмом туре Ян Израилевич встречался с Бондаревым, единственным в городе мастером, нашей гордостью. Бондарев прославился тем, что в полуфинале первенства СССР победил гроссмейстера.

Золотовицкий появился в клубе незадолго до начала тура. Узнал результаты жеребьевки и подошел к судейскому столу.

– Эту партию я играть не буду,– негромко сказал он.– Засчитайте мне поражение.

Бондарев, уже ждавший его за шахматами, покраснел.

– Почему не будете? – строго спросил Хапоткин – главный судья турнира и директор шахматного клуба. Он не любил Яна Израилевича.

– Я не хочу называть причину,– еще тише ответил Золотовицкий.

Мастер посмотрел на судью и сделал примирительный жест.

– Нельзя просто так отказываться от игры,– с суровой наставительностью произнес Хапоткин, не замечая или не желая замечать знаков Бондарева. И он, и Золотовицкий были людьми принципиальными, но если принципиальность Яна Израилевича вредила только ему самому, то от хапоткинской принципиальности всегда страдали другие.– В отборочном вы с Ильиным не захотели играть, теперь вот – с Василием Алексеевичем. Или объяснитесь, или я исключу вас из соревнования.

– Как? – растерянно пробормотал Золотовицкий и поправил задрожавшими пальцами очки.

Арбитр стал перебирать бумаги на столе, давая понять, что он все сказал.

– Хорошо, исключайте! – запальчиво воскликнул Ян Израилевич, повернулся и ушел. Ушел навсегда.

Лишь Бондарев, инструктор клуба Фрид и я понимали, в чем дело.

Конечно, выход лидера из турнира вызвал много разговоров, но настоящее потрясение наши шахматисты испытали десятью днями ранее. Когда я в тот вечер вошел в клуб, вокруг одного из шахматных столов происходило столпотворение. С трудом протиснулся я сквозь толпу и увидел зрелище необычное и отталкивающее. Кандидат в мастера Остапчук, брезгливо кривя губы, играл в блиц с каким-то низеньким человеком. Незнакомец был плохо одет, небрит. Под мохнатыми бровями недобро горели маленькие глазки. В левой руке он держал виноградную кисть, время от времени сдавливал ее и слизывал стекавший по предплечью сок.

– Флаг! – вдруг рявкнул он и взмахом головы откинул со лба светлый чуб. Что-то блатное было в его голосе, в его ужимках.

Флажок на часах Остапчука действительно упал. Он пододвинул незнакомцу спичку.

– Ставка – десятка,– шепнул кто-то рядом со мной.

Леха – так звали новичка – играл замечательно. На ходы соперника отвечал с невероятной быстротой, тратя из отпущенных на партию пяти минут не больше трех, при этом совершенно не допуская просмотров. Он обладал незаурядными тактическими способностями. Теорию Леха знал недостаточно хорошо и в серьезной турнирной партии, наверное, уступил бы Остапчуку.

Остапчук проигрывал партию за партией. Наконец он встал. Возле Лехи лежало восемь спичек, у него не было ни одной.

– Ас! Что еще сказать… – смущенно развел Остапчук руками.

Они вышли в коридор: расплачиваться на виду у всех было не принято.

– Есть мне достойный противник в этом городе? – насмешливо спросил победитель, возвращаясь.– Где ваш мастер знаменитый? Давайте его сюда!

Мастер в тот день отсутствовал. Все посмотрели на Фрида. В молниеносной игре он превосходил в городе всех, включая Бондарева. После недолгих уговоров инструктор сел против Лехи.

– Только не бейте так по часам,– предупредил он, неодобрительно покосившись на виноград.

Леха ловко слизнул сок с руки.

– Понял, начальник.

Снова стремительно замелькали над доской две руки и застучали кнопки часов. И совсем скоро болельшики довольно загудели: Леха в сицилианской защите попался на форсированный теоретический вариант и потерпел жестокое поражение.

– Во фраернулся,– буркнул он и достал новую гроздь из кулька.

Во второй партии Фрид просрочил время. Проиграл он и следующую.

– Сигизмундик, соберись,– взывал к нему кто-то из зрителей.

Однако гость одерживал одну победу за другой. При счете 5:1 инструктор посмотрел, который час.

– Все, клуб закрывается.

Когда Леха, откровенно потешаясь над нами и куражась, ушел, один из завсегдатаев клуба задумчиво сказал:

– По-моему, я о нем слышал. Все приметы сходятся. Недавно он всех в Уральске обыграл, а до этого – в Актюбинске. Разъезжает по городам, нигде больше двух дней не задерживается… Гастролер! Шахматный гастролер.

На следующий день в клубе Бондарев и Золотовицкий играли в блиц. Мы с Фридом наблюдали за их матчем. Больше в клубе никого не было.

– А-а, ты здесь, волк позорный! Паскуда! – неожиданно раздалось у меня за спиной.

Я обернулся. Рядом стоял Леха и буравил своими глазками Бондарева. Тот продолжал играть с невозмутимым, хоть и покрасневшим, лицом.

– Что такое? Прекратите! – всполошился инструктор.

Однако Леха, не обращая на него внимания, осыпал мастера витиеватыми ругательствами.

Ян Израилевич зевнул ферзя и остановил часы. Бондарев грузно поднялся и шагнул к Лехе.

– Хватит! Убирайся!

– Бабки гони! – выкрикнул тот в ответ и отступил назад.

– Уходите сейчас же! – поддержал мастера Фрид и добавил: – Мы милицию вызовем!

Эти слова подействовал мгновенно. Ругаясь и угрожая, Леха попятился и исчез в коридоре.

– Продолжим,– сказал Бондарев, сел и стал расставлять фигуры.

– Вот хам,– покачал головой инструктор.– Чего он хотел-то, Василий Алексеевич?

Мастер перевел стрелки и заговорил:

– Да года три назад подошел он ко мне в парке, предложил сыграть. По десятке. Раньше я его не видел. Я поддатый был, но, думаю, с этим-то я справлюсь. Одну ему партию проиграл, вторую… Не может быть, думаю, чтобы я не отыгрался. Дальше играем. Он побеждает и побеждает… Стало темнеть, он уже денег требует. Я проиграл больше стольника. А у меня с собой только двадцать рублей было. Что делать? Я говорю: «А ты кто, вообще, такой? Как фамилия?» Он: «На кой тебе моя фамилия?» Вижу, занервничал. «Тип ты какой-то подозрительный,– говорю.– Не скажешь, кто ты есть,– милицию позову!» Его как ветром сдуло…

Все это Бондарев рассказал тоном человека, который хотя и сознает, что поступил не совсем правильно, но считает ниже своего достоинства изворачиваться, скрывая правду. Наступило молчание.

Мастер сделал первый ход и нажал на кнопку. Часы Золотовицкого шли, но он не прикасался к фигурам. Вдруг он встал и сказал:

– Я играть не буду.

И вышел из зала.

Через день начался тот самый городской чемпионат.

тема смерти зашкаливает ( чисто принципиально не ставлю отметку "мне это нравится" ((

Маминтов пишет: 1
тема смерти зашкаливает ( чисто принципиально не ставлю отметку "мне это нравится"

У меня все рассказы мрачные. Что делать? Есть еще три шахматных рассказа. Один с убийством, другой с самоубийством, третий с исчезновением ((

КОНТРГАМБИТ ФАЛЬКБЕЕРА

Это было странно.

В предыдущих партиях мой сосед по купе продемонстрировал полное незнание шахматной теории, в этой же быстро разыграл длинный вариант контргамбита Фалькбеера. Еще больше я удивился, когда он, не задумываясь, пожертвовал пешку, потом фигуру и, наконец, сделал парадоксальный ход ферзем. В нем-то и заключался замысел черных. Возникло положение, в котором белые во избежание худшего должны возвратить фигуру, и черные получают более чем достаточную компенсацию за пешку.

Тяжелые, тревожные воспоминания нахлынули на меня.

– Откуда вы знаете эти ходы? – спросил я. Мой противник медлил с ответом.

– С этой позицией,– продолжал я,– связана какая-то тайна. Эту новинку применили против меня в последнем первенстве области. Я всю жизнь играю королевский гамбит, слежу за всеми открытиями в этом дебюте, поэтому могу утверждать, что это была новинка. И вот когда эта самая позиция стояла на доске, подошел… Нет, лучше я расскажу с самого начала.

Мой сосед кивнул. Он слушал очень внимательно.

– Необычное это было первенство, загадочное. Неожиданности начались с первого тура. Бессменный чемпион области мастер Рац потерпел поражение от Заурова, молодого, никому не известного кандидата в мастера. Проиграл он и вторую партию – не очень сильному кандидату Иванову. Прошло несколько туров, и выяснилось, что это не было случайностью: Зауров и Иванов лидировали со стопроцентным результатом.

Иванова я знал давно, и мне всегда казалось, что ему что-то мешает проявить свою истинную силу. Импульсивность, неуравновешенность, может быть. Неуверенность… Теперь же он играл вдохновенно, с огромной верой в себя. Впрочем, так продолжалось до восьмого или девятого тура. Затем с Ивановым стало твориться что-то непонятное. Если в начале соревнования он находился в прекрасном настроении, то теперь становился все мрачнее, все больше замыкался в себе. И все же, как бы по инерции, он продолжал выигрывать, правда, без прежнего блеска. После одиннадцати туров Иванов и Зауров имели по одиннадцать очков! На три очка отставал Рац. Я шел четвертым.

В двенадцатом туре я встречался с Зауровым. Не помню уж почему, но он начинал свои партии на полчаса позже остальных. Так что когда мы сели за доску, Иванов успел уже выиграть и уйти. Я разыграл белыми королевский гамбит. Зауров избрал контргамбит Фалькбеера. Тут-то он и применил эту новинку. Я ждал от Заурова чего-то подобного: в каждой партии он создавал острейшие позиции, шел на смелые, часто сомнительные жертвы. Казалось, именно в риске, в балансировании на краю пропасти находил он смысл и радость игры. Я принял жертвы – другого выхода не было – и после хода черного ферзя надолго задумался. Неожиданно Зауров заерзал на стуле. Я поднял глаза и вздрогнул. Рядом с ним стоял Иванов (я и не заметил, что он вернулся) и глядел на доску. Глядел с неподдельным ужасом! Прошло несколько секунд, Иванов встрепенулся и поспешно вышел из зала. Это было так необъяснимо, так странно, что не мог уже думать ни о чем другом и быстро проиграл.

На следующий день все с нетерпением ждали главную партию турнира – поединка Заурова и Иванова. Как обычно, через полчаса после начала тура судья включил часы Заурова. Вскоре показался Иванов. Как он изменился за одни сутки! Лицо осунулось, глаза погасли. Он забился куда-то в угол и уткнулся в газету. Прошло минут сорок, Заурова не было. «Психологический трюк»,– сказал кто-то. Вспомнили межзональный турнир в Сусе. Фишер намного опаздывал на партию с Решевским. Когда тот уже не сомневался, что ему будет присуждена победа ввиду неявки противника, появился улыбающийся Фишер. Решевский, несмотря на большое преимущество во времени, проиграл без борьбы.

Но вот прошло еще двадцать минут. Флажок на часах Заурова упал, и Иванов стал единоличным лидером. Он отнесся к этому совершенно равнодушно, тут же ушел.

Именно с ним играл я белыми в очередном туре. Снова был контргамбит Фалькбеера, те же жертвы, тот же ход ферзем. Я взглянул на Иванова. Его лицо не выражало ничего, кроме мрачной апатии. Я применил усиление – возвратил фигуру, но мой соперник был явно к этому готов. Он быстро сделал несколько тонких ходов и добился перевеса. И тут случилось нечто неожиданное: Иванов начал играть настолько слабо, что скоро должен был сдаться. Дистанция между ним и Зауровым, однако, сохранилась: тот опять не пришел на тур.

Без всякого сопротивления проиграл Иванов и последние пять партий. В итоге он занял лишь четвертое место, пропустив вперед Раца, еще одного мастера и меня. А Зауров так и не появился.

Мой попутчик долго смотрел на мелькавшие за окном деревья.

– Его убили,– сказал он.

– Как убили? Кто?

Он взглянул на шахматы, поправил несколько фигур.

– Иванов. Я был его защитником на суде. Многое он мне рассказал. Вы говорите, Иванов играл вначале так хорошо, как никогда? Я догадываюсь, почему. Месяца за два перед турниром он женился. А для него счастье всегда означало одно: любимую и любящую жену. Вот это-то счастье на него и свалилось. Только длилось оно недолго. В середине турнира Иванов почувствовал, что отношение жены к нему стало другим. Любовь сменилась равнодушием, а вернее, скрытой враждебностью. Многое подсказывало ему причину такой перемены, причину самую банальную и самую страшную – неверность жены. Но он гнал от себя эту мысль.

Однажды по телевизору шла передача о его кумире Каспарове. Иванов решил досмотреть ее до конца, даже если придется опоздать на тур. В последнее время жена начинала нервничать, если он отправлялся на игру позже обычного. Эта же небывалая задержка вызвала у нее настоящую вспышку гнева. Иванов выскочил из квартиры и направился в шахматный клуб. Он уже сворачивал за угол, как вдруг на противоположной стороне улицы заметил Заурова. Тот быстрыми шагами шел по направлению к его дому. Иванов хотел вернуться, но почему-то передумал.

Возвратившись после игры домой, он обратил внимание на шахматы. Они всегда стояли на журнальном столике, последние дни – именно эта позиция. – Мой сосед показал на доску.– Он готовил новинку против своего старого противника. Точнее, против вас, как я понимаю. Иванову показалось, что фигуры стоят не так аккуратно как всегда. И тетрадь с вариантами лежала будто бы на другом месте. Жена к шахматам никогда не притрагивалась. В нем происходила мучительная борьба. Подсознательно он уже все понимал – на уровне сознания ничего не хотел знать, отчаянно искал другие объяснения. Борьба эта закончилась на следующий день. Когда Иванов увидел это положение в вашей партии с Зауровым, сомнений у него больше не оставалось: самое ужасное, что могло произойти в его жизни, – произошло. Он убил Заурова в тот же вечер, а играть продолжал только для того, чтобы не навлечь на себя подозрения.

Минуту мой попутчик молча смотрел на шахматы.

– Мне все же непонятно,– заговорил он вновь,– как мог Зауров решиться применить этот вариант.

– Наверное, он был уверен, что Иванов в зале больше не появится. Кроме того, это можно объяснить его страстью к риску. Очевидно, правы те, кто утверждает, что по стилю шахматиста можно определить его характер. А что стало с Ивановым?

– Он получил восемь лет. В убийстве он сознался сразу, но надеялся, что доказательство измены поможет ему. Действительно, к нему можно было применить статью: «убийство в состоянии сильного душевного волнения». Поэтому Иванов и показывал мне эти ходы, просил сравнить ту тетрадь с бланком вашей партии с Зауровым. Первый и, думаю, последний раз мне пришлось строить защиту при помощи шахматных вариантов. Судей, конечно, такие доказательства не убедили.

Мы стали складывать фигуры. Продолжать эту партию мы не могли.

На днях соберусь и напишу рассказик, а пока предлагаю решить мою юмористическую и уникальную шахматную задачку, которая называется "Международный гроссмейстер по шахматной композиции + гроссмейстер = международный гроссмейстер".
Если к фамилии советского МГ по шахм. композиции справа дописать фамилию известного советского гроссмейстера, в своё время одного из сильнейших в мире, то получится фамилия советского МГ, тоже в своё время одного из сильнейших в мире. Напишите это равенство.

Если модераторы и активисты форума не возражают, могу здесь опубликовать свой почти н/ф рассказик "Прыжок через козла" ~ на 14 Кб текста (чтобы потом никто не жаловался что "здесь слишком много буков"). Этот рассказик был опубликован в "Науке и жизни" № 5 за 1997 г. (биб-ка Мошкова в помощь). Речь в нём идёт о том, как студент ММФ (мехмата) ДГУ (ныне ДНУ) получает зачёт по физкультуре с пом. удивительного нетразитивного парадокса У. Пенни (я даже статейку о нём написал: ru.wikipedia.org/wiki/Игра_Пенни). Рассказик довольно юмористический, там есть кое-что о шахматах. Написано на основе реальных событий.

Здравствуйте, не могли бы оценить статью https://www.sports.ru/tribuna/blogs/sportsgovno/2434510.html ?

Брон+Штейн=Бронштейн

ЭТИ СТРАННЫЕ ШАХМАТИСТЫ…

– Почки у Фишера больные были, – говорил Юрий Глебович, маленький старичок в очках. – Необходима была операция. А он от нее отказался. От этого и умер… Шах!.. Не любил и боялся врачей, говорят.

Он, я и сероглазый, рыжеусый казах по имени Бауржан играли в шахматы на вылет. Еще один сосед по купе, Иван, худощавый мужчина средних лет, от игры уклонился. Он сразу привлек мое внимание. Иван был тих, даже застенчив, выглядел рассеянным, растерянным, чем-то встревоженным. Он все время листал свою записную книжку и что-то подсчитывал, но теперь поднял на старичка свои синие детские глаза.

– Выходит, его странности в конце концов его и погубили, – заметил я. – Он же всегда со странностями был.

– Да, непредсказуемый был человек, – сказал Бауржан.

Эта тема заинтересовала всех. Лишь две пожилые женщины у противоположного окна говорили о своем.

– Именно, – согласился Юрий Глебович. – Стал чемпионом мира – и бросил играть. Титул свой отказался защищать. А ведь шахматы были для него всем. Большую часть гонорара за первый матч со Спасским пожертвовал какой-то секте…

Иван снова углубился в подсчеты, отметил что-то в блокноте, вздохнул и сказал вполголоса Бауржану:

– Не попал я в тему…

Судя по всему, они были давно знакомы. Бауржан сделал нетерпеливое и досадливое движение рукой и придвинулся поближе к столику.

– Был евреем, по крайней мере по матери, – и стал ярым антисемитом, называл холокост выдумкой, – продолжал Юрий Глебович, не отрывая взгляда от доски. – Был американцем – и возненавидел Америку, радовался терактам одиннадцатого сентября. Скитался по свету, без дома, без семьи…

– Возвращаться-то в США он не мог, – заметил я. – Там бы он десять лет тюрьмы получил. Свой второй матч со Спасским Фишер сыграл в Югославии и тем самым нарушил эмбарго против этой страны. А на письменное предупреждение госдепартамента он и в переносном, и в прямом смысле наплевал…

– Все-таки американские власти Фишера за это наказали: аннулировали паспорт, когда он жил в Японии. Он об этом не знал. Японцы за нарушение паспортного режима посадили его на восемь месяцев в тюрьму… Ну, теперь вам моих проходимцев не удержать!

– Опасные проходные, что и говорить, – согласился я. – Только вам мат в три хода.

– Промедлили вы с рокировкой, – сказал Бауржан.

– Совершенно верно… Думал: еще успею,– сокрушенно вздохнул Юрий Глебович, уступая ему место. Он немного помолчал, потом заговорил вновь: – У многих шахматистов странности были, не у одного Фишера. Пол Морфи в двадцать один год всех в мире победил. И навсегда оставил шахматы! Из-за несчастной любви как будто. А Стейниц, первый чемпион мира? Тот вообще с ума сошел.

– Это потому, что они гении, – заметил Иван. – Шахматы здесь ни при чем. Гениальность – это уже отклонение от нормы.

Я возразил:

– А по-моему, именно шахматисты – и гении, и простые смертные – чаще других совершают непонятные поступки…

– Совершенно верно, – вставил старичок, глядя на безбрежную степь за окном.

– Когда я инструктором шахматного клуба работал, – продолжал я, – много таких примеров видел. Был у нас страстный любитель блица, Сергей Лысых, кандидат в мастера. Играл от открытия клуба до закрытия. И внезапно пропал. Через четыре года я столкнулся с ним в автобусе. Он сказал, что в шахматы больше не играет и никогда в жизни не будет играть. Вот что он рассказал. Играли они дома с соседом в блиц. В острой позиции Лысых нашел неожиданную комбинацию и поставил эффектный мат. Смотрит: сосед обмяк, голову уронил. Сердце не выдержало! Так за доской и умер. С тех пор Лысых даже видеть шахматы не может.

Или вот Касым. Тоже все свободное время в клубе проводил. Весельчак был… Рокировка невозможна: король уже ходил… Играет, а сам напевает вполголоса. Неожиданно он изменился. Мрачным стал. Раздражительным. Не показывался по несколько дней. А затем и совсем исчез. Вдруг узнаем: покончил с собой! (Иван оторвался от записной книжки и испуганно посмотрел на меня.) Касым всю жизнь проработал на мебельной фабрике. Любил свою работу, считал фабрику вторым домом. После перехода к рынку она стала частным предприятием. Касыма, как и многих других, уволили. Он не мог понять, почему, за что. Каждое утро приходил на родную фабрику. Протестовал, требовал восстановить. Наконец, новому хозяину это надоело. Касыма вытолкали на улицу. Он пришел домой и повесился… – Мы помолчали. – Нельзя, конь связан. Это мат.

– Красиво, – покачал головой Бауржан. – Нет, вас только Ваня может обыграть.

Иван уже спрятал блокнот и внимательно и беспокойно слушал мой рассказ. Мы уговорили его сесть за доску. Он явно не хотел играть, но и не хотел отказывать нам в просьбе.

Он безупречно разыграл дебют и в сложной позиционной борьбе стал ход за ходом меня переигрывать. Вдруг Иван зевнул качество.

– А взять мастера Сауле Акжанову, – опять заговорил я. – Сколько о ней писали в свое время!

– Помню, помню, – живо откликнулся Бауржан. – Надеждой республики ее называли… А потом – ни строчки.

– Это она с чиновником из шахматной федерации поругалась. И решила больше не выступать в соревнованиях. В расцвете сил!

– И кому она что доказала? – Бауржан был искренне огорчен. – Кого наказала? Того чиновника что ли? Себя!

– В том-то и дело. Загубила свою спортивную карьеру, свой талант… Сколько подобных историй я знаю.

– Может, это только исключения, – нервно заметил Иван. – Большинство шахматистов – люди рациональные, прагматичные. Они живут больше рассудком, чем эмоциями.

Бауржан посмотрел на него с сочувствием, даже тихо вздохнул.

– Ну, не знаю, – сказал я. – По моим наблюдениям шахматистам больше, чем другим людям свойственна незащищенность перед реальностью, неадекватная реакция на нее…

– Совершенно верно, – добавил Юрий Глебович. – Неадекватность, именно.

– Как же это связано с самими шахматами? – спросил Иван. Его, видимо, удручали наши доводы.

– Связь есть, и самая прямая. – Старик поправил очки и заговорил веско, с расстановкой, словно читал лекцию. – У меня своя теория на этот счет. Шахматы – это наиболее оторванный от реальной жизни вид человеческой деятельности. Это особый, замкнутый в себе мир. И шахматисты большую часть своей жизни проводят в этом мире… Недавно Карпов сказал в интервью, что у всех великих шахматистов или тяжелый характер, или ярко выраженная форма шизофрении…

– Карпов! – вдруг воскликнул Иван. Он повернулся к своему приятелю. – Ну да, Карпов. Как просто!

Мы недоуменно переглянулись. Иван рассеяно посмотрел на доску и сделал ход. Это была ошибка. С помощью несложного тактического удара я выиграл ферзя. Мой противник сдался.

– Поздравляю, – сказал удивленно Бауржан. – У пятикратного чемпиона области выиграли!

Чемпиона поражение, кажется, не особенно расстроило. Он сел на прежнее место, раскрыл записную книжку и углубился в расчеты. Затем показал книжку Бауржану (тот скривился) и негромко, но взволнованно произнес:

– Смотри, вот тут Карпов. Он ведь недавно свою кандидатуру на пост президента ФИДЕ выдвигал…

– А Каспаров неожиданно его поддержал, – вставил старичок.

– Да, – сказал Иван. – Но переизбрали Илюмжинова. - Он повернулся к казаху. - Смотри: вот здесь Илюжинов. Какую тему не угадал! А это...

– Какие люди! Далеко собрался? – раздался вдруг насмешливый голос.

В проходе стояли двое. Молодые, здоровые, нагловатые. Они смотрели на Ивана. Он побледнел.

– Пойдем, побалакаем.

Иван покорно встал и пошел за ними. Бауржан заерзал на сиденье. Наступило молчание. Только наши соседки вели оживленную беседу, не обращая ни на кого внимания.

– Какие-то проблемы? – спросил, наконец, старичок. – И причем здесь Карпов? Он кроссворд решает?

– Ваня считает, что открыл секрет… – начал Бауржан и тут же замолк. Иван вернулся.

– Это они, – произнес он обреченно. – Сказали: последний срок – десять дней.

Бауржан лишь покачал головой. Иван сидел, грустно глядя себе под ноги. Мы молчали. Вдруг он встал.

– Ты куда, Ваня?

– Я… Я сейчас, – едва слышно ответил он и двинулся по проходу в сторону, противоположную той, откуда сейчас пришел. Бауржан немного подождал.

– Он убежден, что раскрыл секрет одной лотереи. Долго искал закономерность и, говорит, нашел. Они там якобы зашифровывают выигрышные номера в слова, фамилии, которые у всех на слуху, связаны с какой-то актуальной темой. Каждой цифре соответствует определенная буква… – Поезд замедлил ход. Мы подъезжали к какой-то станции. – Я глубоко в его объяснения не вникал, все это чушь полнейшая. Кто, значит, тему, слова угадает, тот выиграет. В общем, он теперь все бабки на билеты тратит. Естественно, почти всегда в пролете. Занимает деньги, с условием, что поделится выигрышем. В такие долги залез. Кредиторы…

– Еще одно подтверждение моей теории, – констатировал Юрий Глебович.

– Кредиторы счетчики включили. Ваня и у этих крутых приличную сумму занял. Они ему сейчас ультиматум поставили. А это ребята серьезные…

Поезд остановился. Внезапно одна из наших попутчиц вскрикнула. Мы обернулись. В окошке напротив мелькали вагоны встречного поезда. Казалось, наш поезд едет, а тот стоит. Женщина привстала и широко открытыми глазами глядела на что-то за окном.

– Клава, смотри! Мужик под поезд бросился!.. Да это же наш, тут сидел. Синеглазый… О-ох!

2008 г.

На днях написал всё-таки рассказик "Как я озадачид Давида Бронштейна" своей трёхходовкой. В статье есть и некоторые другие мои задачки и 2 фото с его сеанса в "Нью-Васюках".

В молодости кмс СССР по шахматам Василий Мамонов имел обыкновенную рассеянность, страдал от частых просрочек времени в выигранных позициях, и постоянно путал гроссмейстера Карпова с гроссмейстером Каспаровым. Уже став опытнейшим перворазрядником и многократным чемпионом города Л-к, Василий Петрович напрочь заблудился среди Карлсена, Каруаны и Карякина и даже с помощью ПЖН не мог определить, кто из них есть кто. Злобные конкуренты сразу выставили свой диагноз — деменция!

Василий Иванович и сам понял, что с ним не все в порядке, когда, решая один из этюдов Каспаряна, где заданием было при ходе черных сделать белыми ничью, стал искать форсированный мат в три хода...

Карачун-Альцгеймер все-таки пришел и к нему.

Как становятся Чемпионами​

– Анатолий Антонович, можете меня поздравить – я чемпион республики​

по греко-римской борьбе! – вместо приветствия, нарушив относительную тишину
шахматного кружка, огласил нескрываемую свою радость вошедший Давид Е. –
неоднократный победитель областных соревнований по шахматам.

– Поздравляю! – отвечаю, также вместо приветствия, радуясь успеху своего ученика.
– И помогли мне стать чемпионом – Шахматы!
– Как это?
– Ну, Вы же нас учили: «Чтобы побеждать, делай больше чем твой противник! ​

Сыграй больше партий, реши больше задач, разбери больше партий мастеров, чем он».

– И как тебе это помогло?
– Наш тренер по борьбе перед соревнованиями приказал по 25 раз отжиматься от пола, …
– Ну и что?
– … а я дал себе установку отжиматься по 50 раз! Тут тренер подходит и спрашивает:​

«Все уже закончили отжиматься, а ты это чё 34-тый раз отжимаешься?».
«А это я, Александр Васильевич, со счёта сбился и заново считать начал» – отвечаю.
Ну и примерно также «сбивался» со счёта и в других упражнениях.

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ

Странно ушел Гик. Сидел с отрешенным видом в углу, почему-то уже в пальто, смотрел в пол. Вдруг у него вырвалось: «Э-эх! Одна у меня радость осталась – теплая шапка!» Он усмехнулся, нахлобучил шапку и, ни на кого не глядя, ни с кем не прощаясь, ушел.
Орлову, и так уже измотанному конфликтами этого дня, пришлось одному проводить воскресный блицтурнир. Участников набралось как никогда много. Он едва успевал записывать результаты, переводить стрелки часов, объявлять, кто с кем играет. Блицтурнир затянулся допоздна.
Домой он пришел совершенно опустошенным. Тяжелым выдалось это воскресенье. Он винил во всем Гика. И ругал себя за то, что помог ему устроиться на эту работу. Они были инструкторами шахматного клуба.

Зазвенел телефон. Это звонила Регина, жена Гика. Оказывается, он до сих пор не пришел домой. Это было странно.
Полулежа на диване, закинув руки за голову. Орлов заново переживал события этого дня.
Так получилось, что заключительный тур полуфинала первенства города, судьей которого был Орлов, совпал со стартом детского турнира. Здесь судейство вместо заболевшего директора клуба – опытного судьи – поручили Гику. Орлов сомневался, что он справится. Арбитром Гик бы никудышным, а судить детские соревнования, пожалуй, труднее всего. Ведь нет болельщиков более пристрастных и предвзятых, чем родители.
В клуб он пришел задолго до начала состязаний. Как всегда во время судейства, он был предельно собран, напряжен. Была очередь Гика делать уборку, но тот опаздывал. Орлов уже домывал полы, когда показалась полная, солидная фигура Гика.
– Виноват! Сорок минут автобус ждал! – Гик вынул, отдуваясь, из сумки книгу.– Какого я писателя открыл! Нароков. «Мнимые величины». Читаю – не могу оторваться. – Затем достал рулон ватмана и с гордостью развернул.– Всю семью заставил трудиться.
То была таблица женского чемпионата города – поручение директора. Орлов взглянул на аляповато сделанную таблицу бегло и равнодушно. Он торопился: вот-вот могли появиться первые участники, а он не хотел, чтобы они видели его со шваброй в руках. Гик ожидал, очевидно, горячих похвал. Лицо его выразило разочарование, но только на мгновение. С тем же видом человека, очень довольного собой, он протянул Орлову листок бумаги.
– Больше мы с тобой должны денег зарабатывать, Сережа. Жена уже недовольство высказывает. У меня несколько идей возникло.
Идеи эти были пронумерованы, некоторые, видимо особенно ценные, – подчеркнуты.
Получали они в самом деле немного, Зарплата инструкторов слагалась из денег за прокат шахмат и часов, судейских и, главное, тридцати процентов от взносов «уикэндовских» блицтурниров. Кроме того, они взялись выполнять обязанности уборщицы. Возможно, в их работе и можно было что-то улучшить, но предложения Гика были наивны и нереальны. Орлов даже не дочитал до конца.
– Нет, не то. – Он вернул листок. Гик переменился в лице, но промолчал.– Ты сейчас часы подготовь. Контроль – полтора часа. Если надо – заведи.
Наконец, соревнования начались. На втором часу игры в зал, где проходил полуфинал, заглянул Гик с и заговорщицким видом позвал Орлова. Он повел его в комнату инструкторов. Здесь все было готово к чаепитию.
– Коржики необыкновенные! Жена испекла. Это – медовые. Это – яичные. Садись.
– Яша, чай потом, после тура. Мы не можем надолго отлучаться.
И словно в подтверждение его слов послышался недовольный женский голос:
– Арбитр!
Они вышли в коридор. К Гику подскочила мама одного из участников детского турнира.
– Где вы пропадаете? Мой Петя проиграл несправедливо! Жижикин дочке подсказывал! И я видела, и другие… У них целая система разработана. Если ход Жижикиной, она пальчиком то над одной фигурой водит, то над другой. А сама – зырк на папочку. Кивнет он головой чуть-чуть, значит, этой фигурой надо ходить. Таким же манером он ей подсказывает, на какое поле пойти…
Она, оглядываясь на Гика, направилась в зал, где играли дети. Тот с озабоченным видом последовал за ней.
Орлов вернулся в свой зал. Прошелся между столиками, понаблюдал за поединком Мкртчана и Хавкина. В нем решалось, кто из них выйдет в финал. Оба были шахматистами амбициозными, вспыльчивыми, и эта партия беспокоила его. Однако пока все протекало мирно. А вот в соседнем зале, кажется, разгорался скандал. Он заглянул туда и увидел такую картину. Петя громко плакал. Еще громче плакала его победительница Аня Жижикина. Петина мама кричала: «Ей подсказывали. Партию надо переиграть!» Гик был в замешательстве. Один Жижикин сохранял спокойствие и добродушно отвергал все обвинения.
– На доске мат,– промямлил Гик.– Черные проиграли.
– Прекрасно! Тогда мы выходим из турнира. Верните взнос. Пойдем, сынок!
Гик поспешно отдал деньги. Когда Петя с мамой ушли, Орлов отвел Гика в комнату, соединявшую оба зала.
– Зачем ты деньги вернул? Турнирные взносы не возвращаются.
– Я свои отдал.
– Еще лучше! Ну ладно. Это мы решим. А что она там о свидетелях говорила? Надо было у них спросить.
– Ну какие свидетели, Сережа? – поморщился Гик.– мы же не следователи… Да я сам видел, что Жижикин подсказывал.
Орлов удивленно посмотрел на него.
– И что же ты сделал?
– Встал возле их столика, как будто партией заинтересовался, и загородил Жижикину.
– И что, так все время и стоял? А почему ему замечание не сделал?
– Да неудобно как-то. Взрослый человек… А потом он ушел, и я решил чай поставить.
Орлов лишь развел руками.
– Где судья? – донесся вдруг капризный голос Хавкина.
– Требую ничью,– нервно заговорил он, когда Орлов вошел в зал.– Белые играют на время. Ходят слоном туда-сюда.
– Не туда-сюда, а перевожу фигуру на лучшую позицию, – возразил Мкртчан . – Не туда-сюда!
У белых оставалось пять минут. У черных – одна. Запись партии уже не велась. Положение на доске было равным. По новому правилу ФИДЕ шахматист мог потребовать ничью, если у него осталось меньше двух минут, а соперник играет на время, то есть делает бесцельные ходы, ожидая паления флажка у противной стороны. Это правило можно трактовать очень широко, поэтому оно сразу стало постоянным источников конфликтов и мукой для судей.
– Продолжайте, – сказал Орлов. – Я посмотрю, потом приму решение.
В зал заглянул толстый мальчик в очках. Это был Гилязетдинов, главный фаворит турнира школьников.
– Сергей Петрович, у меня две минуты осталось, Я хочу ничью, а судьи нет.
Орлов нашел Гика в комнате инструкторов с чашкой чая в одной руке и с коржиком в другой.
– Я только на минуту. Так есть захотелось!– с виноватым видом объяснил Гик. Поесть он любил.
– До конца тура осталось совсем немного. Неужели нельзя было потерпеть? Там тебя Гилязетдинов ищет.
Гик поставил чашку и поспешил в свой зал. Орлов вернулся в свой, подошел к столику, где играли Мкртчан и Хавкин. В соседнем зале загромыхал бас тренера Мальцева:
– Какая еще ничья! – Заскрипели половицы, и в дверном проеме показалась богатырская фигура. Никогда не видел Орлов Мальцева таким сердитым. – Сергей, можно тебя на секунду? – В отсутствие директора Орлов чувствовал себя ответственным за все происходящее в клубе. Он пошел с Мальцевым в другой зал.– У моего пешка лишняя, и времени больше, а он ничью присудил!– гремел тренер.– Мы неделю к этой партии готовились. И вообще. За порядком не следит, книгу все читает. Безобразное судейство.– Они остановились у ленты, разделявшей игроков и зрителей, напротив столика, за которым сидели мальцевский ученик и Гилязетдинов. Рядом стоял растерянный Гик. Мальцев посмотрел ему в глаза и повторил: – Бе-зо-бразное! Или партия продолжается, или я пишу протест.
Лицо Гика стало надменным.
– Ничья, – объявил он безапелляционным тоном. Гик был мягок, уступчив, панически боялся скандалов, но когда он чувствовал себя оскорбленным, в нем просыпался характер гордый и достаточно сильный.
Мальцев повернулся к Орлову, как бы ища поддержки. Тот развел руками.
– Я вмешиваться не могу. Все решает судья.
– Тогда попрошу лист бумаги!
Орлов направился к себе. Хавкин и Мкртчан спорили.
– У черных флажок упал.– Мкртчан показал на циферблат.
– Белые играли на время,– стоял на своем его противник.
Орлов немного подумал.
– Я игры на время не заметил. Белые выиграли.
– Не заметили? – язвительно спросил Хавкин.– А как вы могли заметить? Вас же не было. Я подаю протест!
Орлов покраснел. Он считал протест чем-то позорным для судьи. С ним такое случилось впервые.
– Это ваше право,– буркнул он и отошел к другому столику, где начинался цейтнот.
И в который уже раз за сегодняшний день услышал:
– Судья! Судья! – Возгласы доносились из зала напротив.– У белых часы стоят!
Он пошел туда. Гика не было. Он завел часы, покачал головой (Говорил же: «Заведи!») и отправился его искать. Тот с мрачным видом шагал взад и вперед в конце коридора. И тут Орлов не выдержал.
– Ты что здесь делаешь? – заорал он.– Там у тебя в трех партиях цейтнот обоюдный! Сейчас же иди в зал!
Гик вздрогнул, челюсть его на миг отвисла. Он засеменил, почти побежал, по коридору, изо всех сил стараясь сохранить достоинство.
Вскоре тур закончился. Столкнувшись с Гиком в смежной комнате, Орлов сказал:
– А Мальцев был прав, это игровая позиция. Нельзя в таких случаях ничью присуждать. Я же объяснял.
– Гилязетдинов показывал варианты,– возразил Гик холодно и высокомерно.– Везде ничья.
– Да не должен он был ничего показывать! – Орлов все больше раздражался.– Эти варианты ему надо было во время игры найти. Выходит, ему его же цейтнот помог: если бы он время экономнее расходовал, пришлось бы ему за доской ничьей добиваться. А так осталось две минуты, потребовал ничью и – пожалуйста. Где же логика?
Гик не отвечал. Это был их последний разговор…
В половине одиннадцатого он набрал номер Гика. Тот все еще не появился. Загулять Гик не мог: он был трезвенником и примерным семьянином. Что же произошло?
Гик как-то рассказал Орлову такой случай. Он возвращался вечером из клуба, спустился в подземный переход недалеко от своего дома. Внезапно из темноты выступил молодой парень, приставил к нему нож и потребовал денег. Гик продолжал идти, надвигаясь на него своим массивным телом. Парень растерялся, отошел в сторону. Гик, не ускоряя шаг, продолжил свой путь… А если они снова встретились? Если тот, с ножом, на этот раз не растерялся?
Он позвонил снова, рассказал Регине об этом происшествии. Она сказала, что сын с другом уже спускались в тот переход. Сама она звонила в милицию, во все больницы. Никаких следов.
Он заходил по комнате.
В каком приподнятом настроении появился сегодня в клубе Гик. И в каком ушел! Бестактен был с ним Орлов. А его крик! Ему стало стыдно.
Они познакомились лет тридцать назад в шахматном кружке Дворца пионеров. Яша запомнился ему самолюбивым, обидчивым подростком, немного не от мира сего. Вновь они встретились много лет спустя, случайно, на улице. Страна тогда уже перешла к рыночным отношениям. Гик показался ему каким-то растерянным, потрепанным жизнью. Он рассказал Орлову, что год назад потерял хорошую работу, сейчас получает пособие по безработице, что каждый месяц надо проходить через унижения, чтобы его получить. И охотно согласился работать инструктором.
Он ходил по комнате и думал о Гике.
В прошлом году директор клуба послал Яшу встретить шахматиста из района. Тот не приехал. Яша в мороз ждал его на остановке два часа. И, похоже, ждал бы еще, если бы Орлов не пришел за ним и не привел в клуб. Нет, в халатности и разгильдяйстве Гика обвинить было нельзя.
Когда директор хотел похлопотать в спорткомитете о присвоении Яше первой судейской категории, тот был против, считая (совершенно справедливо, между прочим), что не заслужил это звание.
Вспомнились их разговоры о литературе, философии. Лишь с ним мог Орлов серьезно беседовать на такие темы. Иногда они покупали друг у друга книги, при этом долго и своеобразно торговались: один хотел подороже купить, другой – подешевле продать. Однажды Яша пришел неожиданно в гости с двумя тяжелыми сумками. В одной были книги (лишние, по его словам; подарок Орлову), в другой – всякие яства. Он любил дарить и угощать.
– Какой забавный, – с улыбкой сказала после его ухода жена. – Я дверь открываю, он стоит, с ноги на ногу переминается. Потом представился: «Инструктор шахматного клуба Яков Гик». Это большой ребенок…
Он еще раз позвонил. Яша не вернулся.
Он вспомнил один Яшин звонок. Тогда у Орлова умер брат, жена лежала в больнице. Яша был немногословен: «У тебя есть рассказ Попова «Ленин в Брюсселе»? Прочти его. Когда у меня плохое настроение, я обязательно его читаю».
Личность Ленина всегда интересовала Орлова. Для него одинаково неприемлемым было и обожествление вождя до перестройки, и глумление над ним потом. В Ленине он видел фигуру трагическую. Ему было непонятно, как по вине человека, хорошего по своей натуре и воспитанию, могло совершиться столько зла. Он нашел рассказ. Действие происходит в эмиграции. В гости к автору приходит Ленин, сразу замечает, что тот чем-то расстроен, и своим деликатным участием рассеивает мрачное настроение хозяина. То ли от чтения с теплотой написанного рассказа, то ли от самого звонка, ему в самом деле стало легче.
Сейчас он почему-то представил, как этот рассказ читает Яша. Удобно устроился дома в своем огромном кресле, причмокивает от удовольствия (есть у него такая манера), умиляется ленинской чуткости. Наверное, в такие минуты он вполне счастлив. Это его мир, мир книг, мир высоких мыслей и чувств. Как трудно ему, вероятно, возвращаться в реальность, непонятную, чуждую. В юности и Орлов испытывал дискомфорт от таких возвращений в реальную жизнь. Потом он приспособился – душу приспособил – к среде, к работе, и жить стало удобнее.
Орлов то ложился на диван, то вскакивал и ходил из угла в угол. Как же он до сих пор не замечал, что рядом такой человек. Глубоко порядочный. Непоколебимо честный. Настоящий интеллигент… Настоящий человек! А ведь Яша всегда тянулся к нему, хотел стать ему другом. Может, и считал, что они друзья.
В час ночи раздался звонок. Орлов бросился к телефону. Он узнал хрипловатый голос мастера Тепловицкого.
– Яша пропал! Мне сейчас звонила его жена, спрашивала, не у меня ли он. В клубе сегодня ничего не произошло?
Орлов все рассказал, смягчив, правда, краски.
– Так, так… – Теплицкий помолчал. – Яша же немного со странностями. Раньше он в престижной фирме работал. Программистом. Как-то шеф (хам, кстати) накричал на него. Яша встал и ушел. И до двух ночи бродил по городу. Его тогда в больницу положили…
Этого Орлов не знал. Он долго ходил по комнате. Больше он не скажет Яше ни одного резкого слова. Они обязательно станут настоящими друзьями! С этой мыслью он прилег на диван и задремал.
Проснулся он на рассвете и тут же позвонил Гикам. Яша не пришел.
Он не нашелся ни через неделю, ни через месяц, ни через год. Он исчез навсегда. И навсегда осталось у Орлова в душе чувство вины.

2005 г.

​

Как Слоны, затоптавшие белое поле h7, ​

сделали малоизвестного художника всемирно известным​

Как-то раз, к малоизвестному художнику, в один из вечеров, на огонёк заглянул его товарищ​

по кисти сыграть пару-другую партию в шахматы. Усаживаясь за шахматную доску, он по привычке
бросил взгляд на мольберт стоявший поодаль. Мольберт стоял под таким углом, что невозможно
было разглядеть на нём, над чем работал его хозяин. Указывая кивком головы в сторону мольберта,
товарищ произнёс:

– Ещё не закончил? – в те времена среди художников, верящих в приметы,
нельзя было показывать работу до её окончания.
– Да нет, закончил, – отозвался хозяин мольберта, неся принадлежности к
чаю и расставляя их возле шахматной доски.
– Можно взглянуть?
– Да, конечно!
– ??...?...?...????​

Недоумённый взгляд несколько раз скользнув от холста к его автору и назад от автора снова​

к полотну, наконец то остановился на авторе законченной работы:

– Работа действительно закончена? – очнувшись от увиденного произнёс
товарищ.
– Да, это окончательный вариант.
– Видишь ли, я плохо разбираюсь в твоём супрематизме и других подобных
измах … Что ты этим хотел показать изумлённому зрителю,
который первый раз будет обозревать это шедевральное полотно?
Что тебя вдохновило на его написание?
– Поле h7!!
– ?!... О-о-о!?... Постой …, так оно же БЕЛОЕ!... ???
– Вот именно, белое…, было белое – а ЭТО, его белые Слоны затоптали!
– ГЕНИАЛЬНО!!!
…......................................................................................................................
– Ну и под каким названием будет выставлен на обозрение сей шедевр?​

Друзья уже начали партию и от автора углубившегося в создавшуюся на доске позицию,​

так и не был услышан ответ…

История умалчивает, какое шахматное название дал своей работе её автор.​

Для широкой публики, не очень сведущей в шахматах, этот шедевр вошёл под названием «Чёрный квадрат»:

Так Слоны затоптавшие белое поле h7 сделали Казимира Малевича всемирно известным​

художником.

Рассказ «Выбор времени» о путешествии современного гроссмейстера в 1914 год для игры с Капабланкой опубликован в журнале «Семь искусств» https://7i.7iskusstv.com/y2023/nomer1/ljalin/

Отчёт Рипли - Рождественская и шахматная сказка.
Напарник - Не совсем готический рассказ.

AnatolWojcik

RIP автору

Продолжение истории о путешествии современного гроссмейстера в 1914 год для игры с Капабланкой опубликовано в журнале «Семь искусств»: https://7i.7iskusstv.com/y2024/nomer1_2/ljalin/. Теперь действие переносится в Нью-Йорк 1942-го года.

КОНТРГАМБИТ ФАЛЬКБЕЕРА

Владимир Ноллетов

Сценарий по рассказу «Контргамбит Фалькбеера»

ИНТ. КУПЕ ПОЕЗДА – ДЕНЬ

ПАССАЖИР 1(40) и ПАССАЖИР 2(45), с темными курчавыми волосами и крупным носом с горбинкой, играют в шахматы. Белые фигуры у Пассажира 2.

КРУПНЫЙ ПЛАН

Видна позиция на доске.

Белые: король е1, ферзь с4, ладья а1, ладья h1, слон с1,слон d3, конь d2, конь е5, пешки а2, b2, с3, d5, f4, g2, h2. Черные: король е8, ферзь е7, ладья а8, ладья h8, слон b4, конь с5, конь с6, пешки а6, b5, с7, f7, g7, h7.

ПАССАЖИР 1(ВНЕ ПОЛЯ ЗРЕНИЯ)
Вчера Фишер шестую победу одержал! Кто б мог подумать, что он в матче с Ларсеном – Ларсеном! – все партии
выиграет.

ПАССАЖИР 2(ВПЗ)
В четвертьфинале он Тайманова с таким же невероятным счетом победил. Ничего подобного в
шахматной истории не было!

ПАССАЖИР 1(ВПЗ)
Гений!

Рука Пассажира 2 передвигает пешку с d5 на d6.

КОНЕЦ КРУПНОГО ПЛАНА

Пассажир 1 удивленно смотрит на Пассажира 2.

ПАССАЖИР 1
Вы сами придумали этот ход?

ПАССАЖИР 2
Нет.

ПАССАЖИР 1
С ним связана какая-то тайна.

ПАССАЖИР 2
Расскажите об этом подробнее.

ПАССАЖИР 1
Так против меня сыграли на последнем первенстве города. Странный это был чемпионат, загадочный.

ФЛЭШБЭК

ИНТ. ШАХМАТНЫЙ КЛУБ – ВЕЧЕР

За несколькими шахматными столиками играют шахматисты. Все одеты, как одевались в 70-е годы.

ПАССАЖИР 1(ЗА КАДРОМ)
Сразу определились два лидера – Иванов и Кунгуров. Они выигрывали партию за партией.

За одним из столиков играют ШАХМАТИСТ 1(20), в очках, и КУНГУРОВ(25), красивый, стройный. Шахматист 1 останавливает механические шахматные часы, поздравляет Кунгурова с победой.

ПАССАЖИР 1(ЗК)
(продолжая)
Кунгуров участвовал в чемпионате впервые. Тем удивительнее был его успех. Играл он очень рискованно.

Шахматист 1 и Кунгуров подписывают бланки, обмениваются ими, подписывают бланки, ставят фигуры в начальное положение.

Подходит СУДЬЯ (60), седой, забирает бланки, отходит от столика.

Кунгуров встает, подходит к столику, за которым играют ИВАНОВ (35), крупный, крепкий, и ШАХМАТИСТ 2(50), в очках. Кунгуров смотрит на позицию на доске.

Шахматист 2 качает головой, останавливает часы, поздравляет Иванова.

ПАССАЖИР 1(ЗК)
Иванов постоянно участвовал в турнирах, но так сильно и вдохновенно никогда не играл.

ШАХМАТИСТ 2 Красиво, ничего не скажешь!

Иванов улыбается.

ПАССАЖИР 1(ЗК)
Впрочем, в середине турнира игра Иванова как-то поблекла. Что-то стало его тревожить.

ИНТ. ШАХМАТНЫЙ КЛУБ – ВЕЧЕР

В зал заходят шахматисты, рассаживаются. Входит Иванов. Лицо озабоченное, хмурое. Садится за столик.

ПАССАЖИР 1(ЗК)
И все же, словно по инерции, он продолжал выигрывать. После восьмого тура у него и Кунгурова было по
восемь очков. Я отставал на два очка, остальные – еще больше.

В зал входит Пассажир 1. Садится за столик.

ПАССАЖИР 1(ЗК)
(продолжая)
В девятом туре я встречался с Кунгуровым.

ПОЗДНЕЕ

За столиком сидит Пассажир 1. Он играет черными. Кунгурова нет. К столику подходит Судья. Смотрит на циферблат белых.
На нем 12.29.

СУДЬЯ
За опоздание больше, чем на полчаса, засчитывается поражение. Минута осталась.

К Судье подходит Иванов.

ИВАНОВ
(Судье, тихо)
Я выиграл.

Иванов отдает Судье бланки. Уходит из зала.

Поспешно входит Кунгуров. Почти подбегает к столику.

СУДЬЯ
(строго)
Вы постоянно опаздываете.

КУНГУРОВ
(запыхавшись)
Мне из пригорода трудно сюда добираться.

Кунгуров пожимает руку Пассажиру 1.

КРУПНЫЙ ПЛАН

Видны шахматные часы и доска. Фигуры стоят в начальной позиции.

Рука Кунгурова передвигает пешку с е2 на е4. Его палец быстро нажимает на кнопку часов. Рука Пассажира 1 передвигает пешку с
е7 на е5, палец нажимает на кнопку. Рука Кунгурова передвигает пешку с f2 на f4, палец нажимает на кнопку.

ПАССАЖИР 1(ЗК)
Первый раз Кунгуров применил королевский гамбит.

Рука Пассажира 1 передвигает пешку с d7 на d5, палец нажимает на кнопку.

ПАССАЖИР 1(ЗК)
(продолжая)
На королевский гамбит я всегда отвечаю контргамбитом Фалькбеера.

ПОЗДНЕЕ

Позиция на доске другая.

Белые: король е1, ферзь b5, ладья а1, ладья h1, слон с1,слон f1, конь d2, конь е5, пешки а2, b2, с3, d5, f4, g2, h2.Черные: король е8, ферзь е7, ладья а8, ладья h8, слон b4, слон f5, конь с5, конь с6, пешки а7, b7, с7, f7, g7, h7.

ПАССАЖИР 1(ЗК)
Возникла острейшая позиция, хорошо мне знакомая.

Рука Пассажира 1 ставит слона с f5 на d3, палец нажимает на кнопку. Рука Кунгурова ставит слона с f1 на d3,
снимая с доски черного слона, палец нажимает на кнопку. Рука Пассажира 1 ставит пешку с а7 на а6, палец нажимает на кнопку. Рука Кунгурова ставит ферзя с b5 на с4, палец нажимает на кнопку. Рука Пассажира 1 ставит пешку с b7 на b5, палец нажимает на кнопку. Ходы делаются быстро.

ПАССАЖИР 1(ЗК)
(продолжая)
Я ликовал. В книге «Королевский гамбит» про возникшую позицию говорится, что белые теряют ферзя без реальной компенсации.

Рука Кунгурова ставит пешку с d5 на d6, палец нажимает на кнопку.

ПАССАЖИР 1(ЗК)
(продолжая)
Этого хода в книге нет.

КОНЕЦ КРП

Пассажир 1 обхватывает голову руками.

ПАССАЖИР 1(ЗК)
Я понял, что белые не только не проигрывают, но даже получают преимущество.

Входит Иванов.

ИВАНОВ
(Судье, тихо)
Ручку забыл.

Иванов подходит к столику, за которым играл, забирает ручку. Подходит к столику, за которым играют Кунгуров и

Пассажир 1. Кунгуров начинает нервно вращать пальцами съеденного слона. Иванов смотрит на доску. На лице его появляется выражение неподдельного ужаса. Пассажир 1 поднимает глаза, смотрит изумленно на Иванова. Иванов уходит.

ПАССАЖИР 1(ЗК)
Я не мог больше сосредоточиться на шахматах. Думал об Иванове. Как может позиция на доске вызвать такой
ужас!

ПОЗДНЕЕ

ПАССАЖИР 1(ЗК)
Я стал ошибаться.

Пассажир 1 останавливает часы и пожимает руку Кунгурову.

ПАССАЖИР 1(ЗК)
(продолжая)
В следующем туре должен был состояться поединок, которого все жали с нетерпением: Иванов – Кунгуров.

ИНТ. ШАХМАТНЫЙ КЛУБ – ВЕЧЕР

Шахматисты сидят за столиками. За одним столиком никого нет. Часы белых показывают 12.20. Входит Иванов. Он мрачен.

Иванов подходит к этому столику, ставит пешку с е2 на е4, нажимает на кнопку, записывает ход.

ПОЗДНЕЕ

Иванов один сидит за столиком. Часы черных показывают 12.30. Подходит Судья. Останавливает часы.

СУДЬЯ
Кунгурову засчитывается поражение.

ПАССАЖИР 1(ЗК)
На следующий день я играл с Ивановым.

ИНТ. ШАХМАТНЫЙ КЛУБ – ВЕЧЕР

Участники турнира сидят за шахматными досками. За одним из столиков играют Пассажир 1 и Иванов. Иванов мрачен.

ПАССАЖИР 1(ЗК)
Мы разыграли контргамбит Фалькбеера. Найдя дома усиление за черных, я избрал тот же вариант.

КРП

Видны часы и доска. Фигуры расположены также, как на доске в купе до того, как Пассажир 2 пошел пешкой с d5 на d6. Рука Иванова ставит пешку с d5 на d6.

ПАССАЖИР 1(ВПЗ)
Вы часы забыли переключить.

Палец Иванова нажимает на кнопку.

ИВАНОВ(ВПЗ)
Спасибо.

КОНЕЦ КРП

ПОЗДНЕЕ

ПАССАЖИР 1(ЗК)
Иванов играл быстро. Внезапно он зевнул ладью.

Иванов останавливает часы и поздравляет Пассажира 1 с победой. Подходит Шахматист 2.

ШАХМАТИСТ 2
(Иванову, тихо)
Ничего, вы остаетесь единоличным лидером: Кунгуров снова не пришел.

КОНЕЦ ФЛЭШБЭКА

ПАССАЖИР 1
Без всякой борьбы проиграл Иванов остальные партии. А Кунгуров так и не появился.

Пассажир 2 задумчиво смотрит в окно. Переводит взгляд на шахматы.

ПАССАЖИР 2
Если позволите, я продолжу ваш рассказ.

Пассажир 1 озадаченно глядит на Пассажира 2.

ПАССАЖИР 2
(продолжая)
Иванов всегда считал, что счастье – это любимая и любящая жена. И вот это счастье на него свалилось: незадолго до турнира он женился.

ФЛЭШБЭК

ИНТ. ПРИХОЖАЯ – ВЕЧЕР

Иванов и ЖЕНА(30), красивая, стоят у входной двери.

ЖЕНА
(улыбается)
Возвращайся с победой!

ИВАНОВ
(улыбается)
Как скажешь.

Жена нежно целует Иванова. Он уходит.

ИНТ. ПОДЪЕЗД – ВЕЧЕР

Иванов спускается по лестнице со счастливой улыбкой на лице.

ПАССАЖИР 2(ЗК)
И вдруг отношение жены изменилось.

ИНТ. ПРИХОЖАЯ – ВЕЧЕР

Иванов и Жена стоят у входной двери. Иванов обнимает Жену, целует. Она равнодушна. Глаза холодные.

ЖЕНА
(нетерпеливо)
Ну, иди.

Иванов уходит.

ИНТ. ПОДЪЕЗД – ВЕЧЕР

Иванов спускается по лестнице. Лицо грустное.

ПАССАЖИР 2(ЗК)
Чутье подсказывало Иванову причину такой перемены, причину самую банальную и самую страшную –
неверность жены. Но он гнал от себя эту мысль.

ИНТ. КОМНАТА – ВЕЧЕР

Иванов сидит возле журнального столика. На столике шахматы.

ПАССАЖИР 2(ЗК)
Однажды Иванов задержался.

КРП

Видна позиция на доске. Фигуры расположены так же, как на доске в купе после того, как Пассажир 2 пошел пешкой с 5
на 6. Фигуры стоят аккуратно.

КОНЕЦ КРП

Иванов что-то записывает в тетрадь. Появляется Жена.

ЖЕНА
(нервно)
Ты до сих пор не ушел?

ИВАНОВ
Я дебютную новинку придумал. Надо все варианты записать, пока не забыл.

Жена смотрит тревожно на часы на стене. Они показывают 17.55.

ЖЕНА
(взволнованно)
Ты же на игру опоздаешь! Потом допишешь!

ИВАНОВ
(продолжая писать)
У нас один участник постоянно опаздывает, и ничего.

ЖЕНА
(истерично, срываясь на крик)
Нельзя опаздывать! Этим ты свою невоспитанность покажешь! Иди немедленно!

Иванов смотрит на Жену изумленно и растерянно. Закрывает тетрадь, отодвигает. Она остается лежать слева от доски.
Иванов уходит.

ИНТ. КОМНАТА – ВЕЧЕР

Часы на стене показывают 21.15.

Входят Иванов и Жена. Жена садится на диван, берет книгу.

Иванов смотрит на журнальный столик. Тетрадь теперь лежит справа от доски. Фигуры стоят неаккуратно.

ЖЕНА
Суп еще горячий.

ИВАНОВ
Кто-то приходил?

ЖЕНА
Нет.

ИВАНОВ
Тетрадь не здесь лежала. И фигуры сдвинуты.

ЖЕНА
Это я сдвинула.

ИВАНОВ
Ты же играть не умеешь.

ЖЕНА
Пыль вытерла.

Иванов садится возле журнального столика, опускает голову, погружается в глубокую задумчивость.

ПАССАЖИР 2(ЗК)
Увидев на следующий день эту позицию в вашей партии с Кунгуровым, Иванов больше не сомневался: самое ужасное, что
могло произойти в его жизни, произошло – жена ему изменила.

ИНТ. ПОДЪЕЗД – ВЕЧЕР

ПАССАЖИР 2(ЗК)
Прошел еще день.

Иванов выходит из квартиры. Жена закрывает за ним дверь.

Иванов тихими шагами поднимается на лестничную площадку между этажами. То смотрит вниз, то ходит взад и вперед по площадке.

Внизу раздаются шаги. Иванов смотрит вниз.

По лестнице быстро поднимается Кунгуров. Звонит в дверь

Иванова. Жена открывает дверь. Нежно целует Кунгурова.

Кунгуров входит.

ПОЗДНЕЕ

Дверь открывается. Выходит Кунгуров.

ЖЕНА(ВПЗ)
(тихо)
До завтра, милый!

Кунгуров спускается по лестнице.

Через некоторое время спускается на свой этаж Иванов. Подходит к своей двери. Тянет руку к звонку. Опускает руку. Спускается
по лестнице.

НАТ. УЛИЦА – ВЕЧЕР

Кунгуров быстро идет по тротуару. Вид довольный.

Иванов догоняет Кунгурова.

ИВАНОВ
Добрый вечер!

КУНГУРОВ
(вздрагивает, удивленно)
Добрый вечер!

Иванов и Кунгуров идут бок о бок по тротуару, рядом с дорогой.

КУНГУРОВ
(продолжая)
Я думал, вы уже в клубе.

ИВАНОВ
Важные дела задержали.

КУНГУРОВ
Итак, завтра мы с вами играем?
(с легкой усмешкой)
Постараюсь устранить главного соперника.

ИВАНОВ
Я тоже.

Мимо проезжает грузовик. Иванов толкает Кунгурова под колеса. Грузовик переезжает Кунгурова. Останавливается.

Иванов быстро уходит. Из грузовика выходит ВОДИТЕЛЬ(40). Он потрясен. Подходит, ковыляя, СТАРУШКА(70).

СТАРУШКА
(Водителю)
Его толкнули. Специально.
(показывает на удаляющегося Иванова)
Вон тот толкнул.

Иванов скрывается за углом.

КОНЕЦ ФЛЭШБЭКА

ПАССАЖИР 2
Иванов продолжал играть лишь для того, чтобы не навлечь подозрения.

ПАССАЖИР 1
Откуда вы все это знаете?

ПАССАЖИР 2
Иванов рассказал. Я был его защитником на суде.
(пауза)
Иванов настоял, чтобы я сравнил ту тетрадь с бланком вашей с Кунгуровым партии.

ПАССАЖИР 1
Зачем?

ПАССАЖИР 2
Он надеялся, что это докажет измену жены и, следовательно, то, что он убил в состоянии аффекта. Первый
раз в своей практике я защищал клиента с помощью шахматных вариантов. Конечно, это не помогло.
Иванов получил восемь лет.

ПАССАЖИР 1
А что с женой?

ПАССАЖИР 2
Иванов ее простил. Он ее очень любил. Но еще до его ареста жена от него ушла.

Некоторое время Пассажир 2 и Пассажир 1 молча смотрят на шахматы.

ПАССАЖИР 2
(продолжая)
Одного не пойму: как мог Кунгуров решиться применить этот ход.

ПАССАЖИР 1
Во-первых, он ведь не думал, что Иванов вернется. А во-вторых, по стилю шахматиста можно определить
его характер. Видимо, Кунгуров любил риск не только в шахматах, но и в жизни. Только в жизни-то
рисковать опаснее.

Пассажир1 склоняется над доской, словно собираясь сделать ход. Снова садится прямо.

ПАССАЖИР 1
Что-то не хочется мне продолжать партию.

ПАССАЖИР 2
Мне тоже.

Пассажир 1 сгребает с доски фигуры.

КОНЕЦ