Стихи, которые мы читаем

Я и ты, нас только двое?
О, какой самообман.
С нами стены, бра, обои,
Ночь, шампанское, диван.

С нами тишина в квартире
И за окнами капель,
С нами всё, что в этом мире
Опустилось на постель.

Мы — лишь точки мирозданья,
Чья-то тонкая резьба,
Наш расцвет и угасанье
Называется — судьба.

Мы в лицо друг другу дышим,
Бьют часы в полночный час,
А над нами кто-то свыше
Всё давно решил за нас.

© Валентин Гафт

Больному

Есть горячее солнце, наивные дети,
Драгоценная радость мелодий и книг.
Если нет — то ведь были, ведь были на свете
И Бетховен, и Пушкин, и Гейне, и Григ…

Есть незримое творчество в каждом мгновеньи —
В умном слове, в улыбке, в сиянии глаз.
Будь творцом! Созидай золотые мгновенья —
В каждом дне есть раздумье и пряный экстаз…

Бесконечно позорно в припадке печали
Добровольно исчезнуть, как тень на стекле.
Разве Новые Встречи уже отсияли?
Разве только собаки живут на земле?

Если сам я угрюм, как голландская сажа
(Улыбнись, улыбнись на сравненье моё!),
Этот черный румянец — налет от дренажа,
Это Муза меня подняла на копьё.

Подожди! Я сживусь со своим новосельем —
Как весенний скворец запою на копье!
Оглушу твои уши цыганским весельем!
Дай лишь срок разобраться в проклятом тряпье.

Оставайся! Так мало здесь чутких и честных…
Оставайся! Лишь в них оправданье земли.
Адресов я не знаю — ищи неизвестных,
Как и ты неподвижно лежащих в пыли.

Если лучшие будут бросаться в пролеты,
Скиснет мир от бескрылых гиен и тупиц!
Полюби безотчетную радость полета…
Разверни свою душу до полных границ.

Будь женой или мужем, сестрой или братом,
Акушеркой, художником, нянькой, врачом,
Отдавай — и, дрожа, не тянись за возвратом:
Все сердца открываются этим ключом.

Есть еще острова одиночества мысли —
Будь умен и не бойся на них отдыхать.
Там обрывы над темной водою нависли —
Можешь думать… и камешки в воду бросать…

А вопросы… Вопросы не знают ответа —
Налетят, разожгут и умчатся, как корь.
Соломон нам оставил два мудрых совета:
Убегай от тоски и с глупцами не спорь.

Саша Чёрный, 1910 г.

Давай забудем, сердце!
Ведь больше его нет.
Ты позабудь его тепло,
А я забуду свет.
Когда закончишь, скажешь,
Чтоб я могла начать,
А то, пока ты медлишь,
Я буду вспоминать.

Эмили Дикинсон

Стихотворение Сергея Есенина "Микола". Как мне кажется, здесь есть явное влияние некрасовского стихотворения "Влас". https://rupoem.ru/nekrasov/v-armyake-s.aspx
Но Микола, в отличие от Власа, не имеет темного прошлого, либо поэт предпочитает о нем умолчать.

МИКОЛА

1

В шапке облачного скола,
В лапоточках, словно тень,
Ходит милостник Микола
Мимо сел и деревень.

На плечах его котомка,
Стягловица в две тесьмы,
Он идет, поет негромко
Иорданские псалмы.

Злые скорби, злое горе
Даль холодная впила;
Загораются, как зори,
В синем небе купола.

Наклонивши лик свой кроткий,
Дремлет ряд плакучих ив,
И, как шелковые четки,
Веток бисерный извив.

Ходит ласковый угодник,
Пот елейный льет с лица:
"Ой ты, лес мой, хороводник,
Прибаюкай пришлеца".

2

Заневестилася кругом
Роща елей и берез.
По кустам зеленым лугом
Льнут охлопья синих рос.

Тучка тенью расколола
Зеленистый косогор...
Умывается Микола
Белой пеной из озер.

Под березкою-невестой,
За сухим посошником,
Утирается берестой,
Словно мягким рушником.

И идет стопой неспешной
По селеньям, пустырям:
"Я, жилец страны нездешной,
Прохожу к монастырям".

Высоко стоит злотравье,
Спорынья кадит туман:
"Помолюсь схожу за здравье
Православных христиан".

3

Ходит странник по дорогам,
Где зовут его в беде,
И с земли гуторит с богом
В белой туче-бороде.

Говорит господь с престола,
Приоткрыв окно за рай:
"О мой верный раб, Микола,
Обойди ты русский край.

Защити там в черных бедах
Скорбью вытерзанный люд.
Помолись с ним о победах
И за нищий их уют".

Ходит странник по трактирам,
Говорит, завидя сход:
"Я пришел к вам, братья, с миром -
Исцелить печаль забот.

Ваши души к подорожью
Тянет с посохом сума.
Собирайте милость божью
Спелой рожью в закрома".

4

Горек запах черной гари,
Осень рощи подожгла.
Собирает странник тварей,
Кормит просом с подола.

"Ой, прощайте, белы птахи,
Прячьтесь, звери, в терему.
Темный бор, - щекочут свахи, -
Сватай девицу-зиму".

"Всем есть место, всем есть логов,
Открывай, земля, им грудь!
Я - слуга давнишний богов -
В божий терем правлю путь".

Звонкий мрамор белых лестниц
Протянулся в райский сад;
Словно космища кудесниц,
Звезды в яблонях висят.

На престоле светит зорче
В алых ризах кроткий Спас;
"Миколае-чудотворче,
Помолись ему за нас".

5

Кроют зори райский терем,
У окошка божья мать
Голубей сзывает к дверям
Рожь зернистую клевать.

"Клюйте, ангельские птицы:
Колос - жизненный полет".
Ароматней медуницы
Пахнет жней веселых пот.

Кружевами лес украшен,
Ели словно купина.
По лощинам черных пашен -
Пряжа выснежного льна.

Засучивши с рожью полы,
Пахаря трясут лузгу,
В честь угодника Миколы
Сеют рожью на снегу.

И, как по траве окосья
В вечереющий покос,
На снегу звенят колосья
Под косницами берез.

Виктор Гончаров

ЧИСТЫЙ ЛИСТ

Вновь чистый лист
Лежит передо мной…
Что захочу —
То сделаю с тобой!
Ты хочешь —
Превращу тебя в волну,
И сам, качаясь,
На волне усну.
А хочешь — будешь
Чайкой над причалом…
Но только все мое
Верни сначала,
Не то я превращу тебя
В змею
И ту змею
На радость всем убью!
Как кладбище под снегом,
Свят и чист,
Лежит передо мной
Мой белый лист.

1956

Она была ничё такая…
Я подхожу, короче, к ней:
А ты ничё вобще такая —
Я говорю, короче, ей.

Она мне: Да и ты ничё, блин.
(А я действительно ничё.)
Я говорю: Раз так, то чё, блин —
Пошли ко мне, что ль — или чё?

Она сказала: Дай подумать —
А чё тут думать, говорю —
Раз я ничё, то чё тут думать —
И ты ничё раз, говорю.

Она, короче, чё-то мялась,
Стояла мялась чё-то всё…
Ну ладно, чё — чуть-чуть помялась —
Ей говорю — и хватит — всё.

Давай, поехали, короче.
Не, не поеду, — говорит.
И хрен с тобой — я ей, короче.
Шуруй давай, блин — говорит.

А жалко, что ничё не вышло —
Она реальная была.
Но если б чё-то у нас вышло,
Она б довольная была.

© Владимир Горохов

Анна Ахматова

Как белый камень в глубине колодца,
Лежит во мне одно воспоминанье.
Я не могу и не хочу бороться:
Оно — веселье и оно — страданье.

Мне кажется, что тот, кто близко взглянет
В мои глаза, его увидит сразу.
Печальней и задумчивее станет
Внимающего скорбному рассказу.

Я ведаю, что боги превращали
Людей в предметы, не убив сознанья,
Чтоб вечно жили дивные печали.
Ты превращен в мое воспоминанье.

Читаю в предбаннике я,
Тема не моя.
Но люблю Бродского,
Странно-
В Венеции-Антуана.
Иосиф Бродский
На независимость Украины


Дорогой Карл Двенадцатый, сражение под Полтавой,
слава Богу, проиграно. Как говорил картавый,
«время покажет кузькину мать», руины,
кости посмертной радости с привкусом Украины.

То не зелено-квитный, траченый изотопом,
— жовто-блакитный реет над Конотопом,
скроенный из холста: знать, припасла Канада —
даром, что без креста: но хохлам не надо.

Гой ты, рушник-карбованец, семечки в потной жмене!
Не нам, кацапам, их обвинять в измене.
Сами под образами семьдесят лет в Рязани
с залитыми глазами жили, как при Тарзане.

Скажем им, звонкой матерью паузы метя, строго:
скатертью вам, хохлы, и рушником дорога.
Ступайте от нас в жупане, не говоря в мундире,
по адресу на три буквы на все четыре

стороны. Пусть теперь в мазанке хором Гансы
с ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы.
Как в петлю лезть, так сообща, сук выбирая в чаще,
а курицу из борща грызть в одиночку слаще?

Прощевайте, хохлы! Пожили вместе, хватит.
Плюнуть, что ли, в Днипро: может, он вспять покатит,
брезгуя гордо нами, как скорый, битком набитый
отвернутыми углами и вековой обидой.

Не поминайте лихом! Вашего неба, хлеба
нам — подавись мы жмыхом и потолком — не треба.
Нечего портить кровь, рвать на груди одежду.
Кончилась, знать, любовь, коли была промежду.

Что ковыряться зря в рваных корнях глаголом!
Вас родила земля: грунт, чернозем с подзолом.
Полно качать права, шить нам одно, другое.
Эта земля не дает вам, кавунам, покоя.

Ой-да левада-степь, краля, баштан, вареник.
Больше, поди, теряли: больше людей, чем денег.
Как-нибудь перебьемся. А что до слезы из глаза,
Нет на нее указа ждать до другого раза.

С Богом, орлы, казаки, гетманы, вертухаи!
Только когда придет и вам помирать, бугаи,
будете вы хрипеть, царапая край матраса,
строчки из Александра, а не брехню Тараса.

1991 г.

Борис Пастернак

Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.

Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес,
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.

Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.

Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.

2 мая 2014 года патриоты Украины убили в Доме профсоюзов женщину по имени Анна Вереникина. Ее удавили шнуром на столе в кабинете.
Анна не имела никакого отношения к противостоянию "патриотов" с "сепаратистами", она была работником ДП, библиотекарем.

Не случилось страшного. Мир не рухнул в трещину.
В доме Профсоюзов убивали женщину.
Голос бил отчаянно из окна открытого.
Отвечала гоготом сволота пробитая.

Все текло, как принято, и не видя бедствия,
Все снимал на камеру человек ответственный.

Это и не ненависть - нет ему названия.
Голос бил отчаянно из чумного здания.

Смерть туда наведалась и скривилась искренне,
Хоть привыкла, бедная, и к огню, и к выстрелам.

Там шкварчало, жарилось, задыхалось криками...
Убивали женщину. Пламя рдело бликами.
На столе распятая, как-то дико выгнута,
Умирала женщина, нелюдьми настигнута.

Кто подумал - кончено! Кто-то спел - начало!
У нее под сердцем сердце замолчало.

Потянулись нитками две прямые линии...
Нет, это не ненависть - нет такому имени.

Все текло, как принято. Не почуяв бедствия,
Снял это молчание человек ответственный.

Не случилось страшного. Мир не рухнул в трещину.
Буднично и весело убивали женщину.

Ульяна Копытина (Бишкек, Киргизия)

Слова Василия Лебедева-Кумача

Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна!
Идет война народная,
Священная война!
Как два различных полюса,
Во всем враждебны мы.
За свет и мир мы боремся,
Они - за царство тьмы.
Дадим отпор душителям
Всех пламенных идей,
Насильникам, грабителям,
Мучителям людей!
Не смеют крылья черные
Над Родиной летать,
Поля ее просторные
Не смеет враг топтать!
Гнилой фашистской нечисти
Загоним пулю в лоб,
Отребью человечества
Сколотим крепкий гроб!
Пойдем ломить всей силою,
Всем сердцем, всей душой
За землю нашу милую,
За наш Союз большой!
Встает страна огромная,
Встает на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!

Стишки, которые не читают ,а стирают тут.

Все люди-братцы,
Так хачу!
А на войне вам не удаца,
Сыграть в ничью.

Предводитель (Лизистрате.)
Пока вы тут беспечно верещали:
Мужчина, он такой, мол, и сякой!
Бесстыдницы, мы вас же защищали,
Оберегая глупый ваш покой.
Лизистрата
Постой!.. Ты что-то путаешь в запале!
Известно ведь любому пацану:
На вас не нападали. Вы - напали.
Вы первыми затеяли войну!
Вы гражданам защиту обещали,
А получился форменный скандал!..
Кого и от кого вы защищали,
Когда на вас никто не нападал?
Ах, сколько на земле людишек подлых!
Такие уж настали времена!..
Вы подлость преподносите, как подвиг,
И просите за это ордена!
Предводитель (надменно)
Позвольте вам заметить с укоризной -
И поскорей возьмите это в толк! -
Мы выполняем долг перед Отчизной,
Священный перед Родиною долг!
Лизистрата (раздумчиво)
Пред Родиной, конечно, неудобно...
Долги, конечно, надо отдавать...
Но почему она - в уплату долга -
С вас требует кого-то убивать?
И коль у вас пред ней долги такие,
Что даже жизнь - в уплату их - пустяк,
То хочется спросить вас, дорогие,
Зачем же вы одалживались так?
Коль Родина удар наносит сзади,
Да так, что аж в глазах потом круги,
То лучше, дорогие, не влезайте
Вы к этой страшной Родине в долги!
© Аристофан "Лисистрата" в изложении Леонида Филатова 1998

Алексей Апухтин

Пара гнедых

Пара гнедых, запряженных с зарею,
Тощих, голодных и грустных на вид,
Вечно бредете вы мелкой рысцою,
Вечно куда-то ваш кучер спешит.
Были когда-то и вы рысаками,
И кучеров вы имели лихих,
Ваша хозяйка состарилась с вами,
Пара гнедых!

Ваша хозяйка в старинные годы
Много хозяев имела сама,
Опытных в дом привлекала из моды,
Более нежных сводила с ума.
Таял в объятьях любовник счастливый,
Таял порой капитал у иных;
Часто стоять на конюшне могли вы,
Пара гнедых!

Грек из Одессы и жид из Варшавы,
Юный корнет и седой генерал –
Каждый искал в ней любви и забавы
И на груди у нее засыпал.
Где же они, в какой новой богине
Ищут теперь идеалов своих?
Вы, только вы и верны ей доныне,
Пара гнедых!

Вот отчего, запрягаясь с зарею
И голодая по нескольку дней,
Вы подвигаетесь мелкой рысцою
И возбуждаете смех у людей.
Старость, как ночь, вам и ей угрожает,
Говор толпы невозвратно затих,
И только кнут вас порою ласкает,
Пара гнедых!

Тихо туманное утро в столице,
По улице медленно дроги ползут,
В гробе сосновом останки блудницы
Пара гнедых еле-еле везут.
Кто ж провожает ее на кладбище?
Нет у нее ни друзей, ни родных...
Несколько только оборванных нищих,
Пара гнедых, пара гнедых!

Услышал у Кота Костяна.
Пусть летят за бугор трясогузками,
Коль им стыдно считать себя русскими.
Пусть намажут духами французскими
Между булок. Тампонами узкими.
Вдруг в стране появился царевич...
Кто из нас мудачье, Макаревич?
От лица всего общества, знатно
Твой плевок возвращаю обратно.
Думал плюнул ты. Ладно, утрешся...
Нет подлец. Плюнем мы - захлебнешься.
На плечах я несу эту ношу
Не предам я ее и не брошу.
Хоть красавицу, хоть уродину
Сколь живу, столь любить буду Родину.

Баширов Руслан.​

Фашизма нет
«Когда кричали: «Русских на гиляку»,
Ещё тогда, сравнительно давно,
А в Харькове, не объявив атаку,
На Рымарской стреляли пацанов.
Так чистила «негодников» «просвита»
Не ясно было вам, чья эта свита?
Ничто не покоробило элиту,
Но выбор сделан был, и карта бита.
Посаженных противников майдана
На месяцы, а то и много лет,
Вы не жалели - ведь: «Фашизма нет».
Когда сожгли людей второго мая,
Стоявших мирно за свои права,
Не возмутилась сонная молва,
Хвосты от страха плотно поджимая.
Когда Луганск нежданно разбомбили.
Когда Донбасс глушили и гнобили,
И это длилось целых восемь лет,
Вы верили, в стране фашизма нет.
Когда они устраивали марши
Под гордый клич СС «Галичина»,
От мерзости не сотряслась страна,
А кто-то свыкся и покрылся фальшью.
Когда азовцы грабили, пытали,
Когда насиловали чьих-то жён,
Пускай вы сами то не испытали,
Но неужели вы не понимали,
Что это был фашистский батальон.
И за аллею ангелов в Донецке,
Где до сих пор витает голос детский,
Не больно было вам? Когда как вдруг,
Отважный кто-то, размыкая круг,
Решил пресечь фашистскую заразу.
Вы отчего-то побледнели сразу.
В вас появились ярость и испуг.
У нас фашизма нет – спасать не надо,
Не так-то много выпили мы яду.
Помилуйте, вторгаться смысла нет.
Таков был ваш решительный ответ.
Но иногда ножом вскрывают вену,
Приходится изничтожать гангрену,
Чтоб чернота не скрыла белый свет.»
(автор не известен)

Наверное всё-таки сюда...

Удивительно, но этот 85-летний титан с живым и здравым умом, старше Байдена.

Александр Пушкин Полтава (отрывок)

Семёна Липкин 1942 год
——————————————————-

- Сладок был её голос и нежен был смех.
Не она ли была мой губительный грех?

- Эта нежная сладость ей Мною дана,
Не она твой губительный грех, не она.

- Я желанием призрачной славы пылал,
И не в том ли мой грех, что я славы желал?

- Сам в тебе Я желание славы зажёг,
Этим пламенем чистым пылает пророк.

- Я всегда золотой суетой дорожил,
И не в том ли мой грех, что в довольстве я жил?

- Ты всегда золотую любил суету,
Не её твоим страшным грехом Я сочту.

- Я словами играл и творил я слова,
И не в том ли повинна моя голова?

- Не слова ты творил, а себя ты творил,
Это Я каждым словом твоим говорил.

- Я и верил в Тебя, и не верил в Тебя,
И не в том ли я грешен, свой дух погубя?

- Уходя от Меня, ты ко Мне приходил,
И теряя Меня, ты Меня находил.

- Был я чашей грехов, и не вспомнить мне всех.
В чем же страшный мой грех, мой губительный грех?

- Видел ты, как сияньем прикинулся мрак,
Но во тьме различал ты божественный знак.

Видел ты, как прикинулся правдой обман,
Почему же проник в твою душу дурман?

Пусть войной не пошёл ты на чёрное зло,
Почему же в твой разум оно заползло?

Пусть лукавил ты с миром, лукавил с толпой,
Говори, почему ты лукавишь с собой?

Почему же всей правды, скажи, почему,
Ты не выскажешь даже себе самому?

Не откроешь себе то, что скрыл ото всех?
Вот он, страшный твой грех, твой губительный грех!

- Но когда же, о Боже, его искуплю?
- В час, когда Я с тобою в беседу вступлю.

из сети

Выхожу один я на дорогу
С южных гор до северных морей.
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу
Необъятной родины своей.
В небесах торжественно и чудно,
С каждым днём всё радостнее жить.
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? Смеяться и любить?
Широка страна моя родная,
И не жаль мне прошлого ничуть.
Я другой такой страны не знаю,
Я б хотел забыться и заснуть.

Егор Буджалов

Сайгаки

Где бы ни был я,
Степь вспоминаю
И сайгачьи стада на бегу.
В сентябре ли,
В тюльпановом мае
Степь представить без них не могу.

Зверь ли их потревожил опасный,
Напугал ли их шорох травы, -
Мчат сайгаки,
Легки и прекрасны,
Словно стрелы летят с тетивы.

Их красавец - вожак осторожный,
Чтобы лучше просматривать путь,
Так в прыжке подлетает тревожном,
Точно небо задумал боднуть.

Барабанят о землю копытца,
Слышен цокот их
Тысячи лет.
Я глаза прикрываю.
Но мчится,
Мчится стадо опять -
На рассвет.

Вы из древней кочуете дали,
Да продолжится
Бег ваш вовек.
... Чтоб они из степи не умчали,
Помоги им в беде, Человек!

Так...

.

Валерий Брюсов — Холод ночи
Холод ночи; смёрзлись лужи;
Белый снег запорошил.
Но в дыханьи злобной стужи
Чую волю вешних сил.

Завтра, завтра солнце встанет,
Побегут в ручьях снега,
И весна с улыбкой взглянет
На бессильного врага!

—- добавлено: 6 июн 2022 —-

Константин Симонов — Предчувствие любви страшнее
Предчувствие любви страшнее
Самой любви. Любовь — как бой,
Глаз на глаз ты сошелся с нею.
Ждать нечего, она с тобой.

Предчувствие любви — как шторм,
Уже чуть-чуть влажнеют руки,
Но тишина еще, и звуки
Рояля слышны из-за штор.

А на барометре к чертям
Все вниз летит, летит давленье,
И в страхе светопреставленья
Уж поздно жаться к берегам.

Нет, хуже. Это как окоп,
Ты, сидя, ждешь свистка в атаку,
А там, за полверсты, там знака
Тот тоже ждет, чтоб пулю в лоб…

Константин Бальмонт — Ярило
В венке из весенних цветов,
Цветов полевых,
Овеян вещаньями прошлых веков,
В одеждах волнистых, красиво-живых,
На белом коне,
Тропою своей,
Я еду, Ярило, среди Белорусских полей,
И звездные росы сияют на мне,
Погаснут, и снова зажгутся светлей,
Под рокот громов,
В венке из весенних цветов,
Цветов полевых.
По селам, за мной, хороводами, девы,
«Ярило», поют, «озари нам напевы»,
Яриле слагают свой стих,
Играют мне песни, на игрищах пляшут,
Сердца расцветают в миг пляски мирской,
Там где-то работают, где-то там пашут,
А игрища — в уровень с белой сохой.
Горсть желтых колосьев, колосья ржаные,
Я левой рукою держу,
И маки горят, васильки голубые
Роняю я в рожь, расцвечаю межу.
По селам, в их избах, и тесных, и узких,
В полях беспредельных, по имени — Русских,
Являюсь я взору, и грезы во сне,
Я между живых — как дающий забвенье,
Для них — я виденье
На белом коне,
Миг страсти, бог счастья, бог отдыхов пленных,
И вновь пробуждений и игрищ живых,
В венке из весенних цветов, не надменных,
Но вечно желанных цветов полевых.

Проза)
О чём думаю деревья
В это время природа отдыхала. Отдыхала от всего: от зимней спячки, от весеннего расцвета, от летнего зноя, от осенней слякоти. Деревья, как обычно, поднимали свои руки к безоблачному, нежно-голубому небу. Их станы прикрывала ещё не опавшая листва. А под ногами переливались в ярких лучах слепящего солнца покрытые тонкой, еле заметной коркой льда лужи.

Иногда пролетающий мимо ветер напевает какую-то забавную мелодию, и деревья с радостью вторят ему множеством голосов. Эта мелодия понятна только им. И деревья начинают танцевать, подпевая шелестом листьев, в такт покачивая кронами. Им нравится играть с ветерком. Он прячется в их кронах, обвивает закостенелый ствол своей прохладой, нашёптывает мелодии, а иногда просто пролетает мимо, чуть задевая края листьев…

А когда наступает зима, деревья остаются совсем одни, теряются в серой, безликой массе. О чём они думают? Может быть, мечтают о тёплой весне, о лёгком ветре и весёлых птахах. Или думают, когда же наконец солнце растормошит их и настанет время хвастать нарядами.

А может, они следят за нами? И тихо подсмеиваются над тем, что, ходя по земле, мы смотрим только на сутулую почву и не замечаем главного: неба, солнца, облаков, звёзд – всего самого прекрасного, что создала природа. И деревья гордятся тем, что они каждый день, каждый час, каждую минуту могут любоваться этой красотой!

А по ночам они мечтают, глазея на чёрное, усыпанное хрусталиками звёзд небо. Мечтают дотянуться до них, хотя бы одной веточкой коснуться небесной глади… Или провести ладонью по круглому лицу королевы Луны, которая каждую ночь восседает на своём троне с гримасой безразличия ко всему миру, упиваясь собственной красотой. А потом они перешёптываются друг с другом, делятся секретами, но только тихо-тихо, чтоб никто не смог подслушать их разговор, узнать их тайны.

Зимой мороз охватывает их тела; они замирают, погружаясь в собственные мысли. Им становится безразлично наше мирское существование. Деревья мечтают о том, как облачатся в свои зелёные наряды.

Когда заканчиваются холода, яркое солнце нежно обнимает деревья, окутывая их промёрзшую кору теплом весны. Деревья начинают просыпаться. С каждым днём они всё острее и острее чувствуют, как по их жилам начинает течь жизнь. И вот на свет прорывается первый листочек. Каждый год деревья радуются ему как первенцу, ведь именно этому листку суждено открыть парад. Вслед нерешительному «пионеру» уже с большей уверенностью пробиваются другие. Постепенно листья набирают силу, прикрывая древесные скелеты. И в этот момент нет никого счастливее деревьев, ведь они вновь могут петь с птицами, играть с ветром и прятать его в своей кроне, перешёптываться и делиться секретами.

А потом наступает самая красивая пора. Все они облачаются в свои лучшие наряды и тихонько спорят о том, кто же станет королевой этой осенней феерии. Но мало-помалу ажиотаж спадает вместе с увядающей кроной, ветер кружит опавшую листву в прощальном танго. Осень вступает в свои права, нагло раздевая деревья, и им вновь приходится обнажить свои тела. И они погружаются в свои мечты, в которых гладят руками алмазные звёзды и купаются в тёмно-синей бездне неба…

Юлия ОСТАНИНА

Юнна Мориц: Колодец
Идёт уродец, плюёт в колодец,
За ним – уродцы, плюют в колодцы.
"Не плюй в колодец!" – сказал народец.
"Я – дух свободы!" – сказал уродец.

"Ты – дух свободы?" – спросил уродца,
Играя вёдрами, дух колодца, –
И вёдер сто ледяной воды
Обрушил вмиг на башку балды!

"Имею право плевать в колодец,
Я – дух свободы!" – вопит уродец
И пишет жалобу, что народец
Ему запрещает плевать в колодец!

На эту жалобу есть решенье, –
Взыскать с народца за прегрешенье
И дать немедленно разрешенье:
При демократии – все уродцы
Имеют право плевать в колодцы!

Но дух колодца – неистребим,
Он неподсуден, и он любим,
Сражаться будет любой колодец,
Когда плюётся в него уродец, –

А в гневе страшен колодца дух,
И леший к просьбам его не глух,
И все русалки – его народец!..
Они утащат тебя, уродец, –
Попробуй только плевать в колодец!

Сергей Орлов

Песня о мамонте


Вымирали мамонты на свете,
Рыжие, огромные, в шерсти,
И на всей земле, на всей планете
Было некому по ним грустить.

Их никто не ел, никто не трогал их,
Шерсть не стриг с них — зря она росла.
Бивнями тяжелыми дорога их
Сквозь века проложена была.

Были мамонты венцом творения,
Сущего в то время на земли,
Сильные и добрые, как гении,
Только выжить все же не смогли.

То ли изменились вдруг условия,
То ли жить мешала им среда,
Только стала им земля — надгробием:
Горы, долы, небо и вода.

Наступило некое столетие —
Полегла царей природы рать.
Каково ж в нем одному, последнему,
Было жить? Не то что умирать!

Тучи шли косматые над чащами,
И, оставшись на земле один,
Их приняв за братьев уходящих,
Затрубил косматый исполин.

Над лесами древними, дремучими
Рокотала скорбная труба.
Тучам что! Они ведь были тучами,
Их не трогала его судьба.

Только эхо в дальних далях дрогнуло,
Из-под ног рванулся зверь в кусты,
Замерли цветы четверорогие, —
Огляделся мамонт с высоты.

Жизнь вокруг вершилась непонятная:
Волки, лисы, тигры, барсуки
Жаркими в лесах мелькали пятнами
И друг друга рвали на куски.

И тогда за тучами бегучими,
Бросив благодатные края,
Он пошел живой шерстнатой тучею,
Чтоб не видеть сущего зверья.

Он пошел от них в пустыню белую,
Как в изгнанье, за Полярный круг,
Ничего не прыгало, не бегало
И не мельтешило там вокруг.

Шел, питался вереском и ветками
И дошел до тех равнин вдали,
Только силы стали очень ветхими.
В сон клонило. Был здесь край земли.

Океан гремел пустыми волнами,
Солнца шар не мог подняться ввысь,
Падал снег, как белое безмолвие.
Уходила из-под сердца жизнь.

Лег он, к небу выставив точеные
Бивни, не бывавшие в бою……
Через сто веков его ученые
Так и отыскали в том краю.

Говорят, что, сытые и рослые,
Живы братья мамонтов — слоны.
Только мне бывает жалко до смерти
Мамонтов
Средь белой тишины…

1963

Иосиф Бродский

Одиночество

Когда теряет равновесие
твоё сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюёт на человечество
твоё ночное одиночество, —
ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и — кстати — самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.
Но лучше поклоняться данности
с глубокими её могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.

Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими её дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.

Да. Лучше поклонятся данности
с убогими её мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.