Стихи, которые мы читаем

Если выделить крупный текст и нажать Тк на панели, то всё придёт в норму

***
Вижу, как строится. Слышу, как рушится.
Все холодней на земной стезе...
Кто же нам даст железное мужество.
Чтобы взглянуть в глаза грозе?

Сегодня с трибуны слово простое
В громе оваций вождь говорил.
Завтра - обломки дамб и устоев
Жадно затянет медленный ил.

Шумные дети учатся в школах.
Завтра - не будет этих детей:
Завтра - дожди на равнинах голых,
Месиво из чугуна и костей.

Скрытое выворотится наружу.
После замолкнет и дробь свинца,
И тихое зеркало в красных лужах
Не отразит ничьего лица.

****

Дух мой выкорчеван. Всё мало.
Мысль отравлена. Кровь - в огне.
Будто Ад огневое жало
В ткань душевную
вонзил
мне.

Только смертная крепнет злоба.
Только мысль о тебе, дрожа,
Хлещет разум бичом озноба,
Сладострастием мятежа.

Долг осмеян. Завет - поруган.
Стихли плачущие голоса,
И последний, кто был мне другом,
Отошел, опустив глаза.

Лже-апостолом
и лже-магом,
Окружён пугливой молвой,
Прохожу размеренным шагом
С гордо поднятой головой.

Брезжит день на глухом изгибе.
Время - третьему петуху.
Вейся ж, вейся, тропа, в погибель,
К непрощающемуся греху.



Даниил Андреев

Дайте Тютчеву стрекозу -
Догадайтесь почему!
Веневитинову - розу.
Ну, а перстень - никому.

Боратынского подошвы
Изумили прах веков,
У него без всякой прошвы
Наволочки облаков.

А еще над нами волен
Лермонтов, мучитель наш,
И всегда одышкой болен
Фета жирный карандаш.

Книжный червь

Пусть книжный червь - жилец резного шкафа
В поэзии узоры прогрызет,
Но, уважая вкус владельца-графа,
Пусть пощадит тисненый переплет!

Роберт Бернс (перевод С. Я. Маршака)

Эти строки Бернс оставил на полях роскошного, но нечитанного и уже изъеденного червями издания сонетов Шекспира, которое он нашел в библиотеке знакомого аристократа.

близко к к идеалу

Это стихотворение мне напомнила реплика в чате Дикого Муцио. Я когда-то давно читал его, а сейчас перечитал ещё раз ...
Как сейчас модно говорить — очень атмосферное произведение!

Осип Мандельштам

Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето.
С дроботом мелким расходятся улицы в чоботах узких железных.
В черной оспе блаженствуют кольца бульваров…
Нет на Москву и ночью угомону,
Когда покой бежит из-под копыт…
Ты скажешь — где-то там на полигоне
Два клоуна засели — Бим и Бом,
И в ход пошли гребенки, молоточки,
То слышится гармоника губная,
То детское молочное пьянино:
— До-ре-ми-фа
И соль-фа-ми-ре-до.

Бывало, я, как помоложе, выйду
В проклеенном резиновом пальто
В широкую разлапицу бульваров,
Где спичечные ножки цыганочки в подоле бьются длинном,
Где арестованный медведь гуляет —
Самой природы вечный меньшевик.
И пахло до отказу лавровишней…
Куда же ты? Ни лавров нет, ни вишен…

Я подтяну бутылочную гирьку
Кухонных крупно скачущих часов.
Уж до чего шероховато время,
А все-таки люблю за хвост его ловить,
Ведь в беге собственном оно не виновато
Да, кажется, чуть-чуть жуликовато…

Чур, не просить, не жаловаться! Цыц!
Не хныкать —
для того ли разночинцы
Рассохлые топтали сапоги, чтоб я теперь их предал?
Мы умрем как пехотинцы,
Но не прославим ни хищи, ни поденщины, ни лжи.

Есть у нас паутинка шотландского старого пледа.
Ты меня им укроешь, как флагом военным, когда я умру.
Выпьем, дружок, за наше ячменное горе,
Выпьем до дна…

Из густо отработавших кино,
Убитые, как после хлороформа,
Выходят толпы — до чего они венозны,
И до чего им нужен кислород…

Пора вам знать, я тоже современник,
Я человек эпохи Москвошвея,—
Смотрите, как на мне топорщится пиджак,
Как я ступать и говорить умею!
Попробуйте меня от века оторвать,—
Ручаюсь вам — себе свернете шею!

Я говорю с эпохою, но разве
Душа у ней пеньковая и разве
Она у нас постыдно прижилась,
Как сморщенный зверек в тибетском храме:
Почешется и в цинковую ванну.
— Изобрази еще нам, Марь Иванна.
Пусть это оскорбительно — поймите:
Есть блуд труда и он у нас в крови.

Уже светает. Шумят сады зеленым телеграфом,
К Рембрандту входит в гости Рафаэль.
Он с Моцартом в Москве души не чает —
За карий глаз, за воробьиный хмель.
И словно пневматическую почту
Иль студенец медузы черноморской
Передают с квартиры на квартиру
Конвейером воздушным сквозняки,
Как майские студенты-шелапуты.

Май — 4 июня 1931

Евгений Евтушенко …

Дай Бог слепцам глаза вернуть
и спины выпрямить горбатым.
Дай Бог быть богом хоть чуть-чуть,
но быть нельзя чуть-чуть распятым.

Дай Бог не вляпаться во власть
и не геройствовать подложно,
и быть богатым — но не красть,
конечно, если так возможно.

Дай Бог быть тертым калачом,
не сожранным ничьею шайкой,
ни жертвой быть, ни палачом,
ни барином, ни попрошайкой.

Дай Бог поменьше рваных ран,
когда идет большая драка.
Дай Бог побольше разных стран,
не потеряв своей, однако.

Дай Бог, чтобы твоя страна
тебя не пнула сапожищем.
Дай Бог, чтобы твоя жена
тебя любила даже нищим.

Дай Бог лжецам замкнуть уста,
глас божий слыша в детском крике.
Дай Бог живым узреть Христа,
пусть не в мужском, так в женском лике.

Не крест — бескрестье мы несем,
а как сгибаемся убого.
Чтоб не извериться во всем,
Дай бог ну хоть немного Бога!

Дай Бог всего, всего, всего
и сразу всем — чтоб не обидно....
Дай Бог всего, но лишь того,
за что потом не станет стыдно.


.

''В октябре вернулась прелесть лета,
Этого, твердят, не может быть!
Солнце сил набралось снова где-то,
Головы, как летом, нам палит.

Женщины снимают вновь одежды,
И в глазах у них цветёт весна,
Но души не сбудутся надежды,
На деревьях - жёлтая листва.

Бабье лето просто опоздало,
Заблудилось лето в сентябре,
Целый месяц где-то продремало
И пришло в дождливом октябре''.

(М.Меньшаков)

Хочется легкого, светлого, нежного,
Раннего, хрупкого и пустопорожнего,
И безрассудного, и безмятежного,
Напрочь забытого и невозможного.
Хочется рухнуть в траву не помятую,
В небо уставить глаза завидущие
И окунуться в цветочные запахи
И без конца обожать все живущее.
Хочется милой наивной мелодии,
Воздух глотать, словно ягоды спелые,
Чтоб сумасбродно душа колобродила
И чтобы сердце неслось ошалелое.
Хочется встретиться с тем, что утрачено,
Хоть на мгновенье упасть в это дальнее.
Только за все, что промчалось, заплачено,
И остается расплата прощальная.

Эльдар Рязанов

Геннадий Смирнов по мотивам...

бонус от Шнура

"Если крикнет рать святая:
"Кинь ты Русь, живи в Раю".
Я скажу: "Не надо рая".
Дайте Родину мою".
© С.Есенин
Великий поэт реально что-то знал...

Это стихотворение открыл для меня Райкин. Сильный текст, сильное исполнение.

1966
"Сердце мое"
Музыка - Владимир Шаинский, слова - Владимир Харитонов

Ольга Седакова "Кот, бабочка, свеча"

КОТ, БАБОЧКА, СВЕЧА

Chat seraphigue, chat etrange
Ch. Baudelaire

I

Из подоэренья, бормотанья,
из замиранья на лету
я слабое повествованье
зажгу, как свечку на свету:
пусть дух, вернувшийся из чащи,
полуглядящий, полуспящий,
свернется на ковре, как кот:
-кот серафицеский молчащий ~
и малахит его редчайший
по мне событья узнает.

II

Глядит волнующая сила -
вода, не сдавшаяся нам.
Она когда-то выходила
навстречу первым кораблям,
она круг Арго холодела,
как смерть сама, - но им глядела,
и вещие его бока
то разжимала, то сжимала,
как музыка свое начало,
как радужка вокруг зрачка.

III

И мы пойдем, как заклинанье,
в кошачье зрение, в нигде,
в тень, отразившую сиянье,
в сиянье тени на воде:
душа венчает поколенья.
как сон, враждебный пробужденью.
венчает бодрствующий день, -
и зеркальце летит над нами,
держа в волшебной амальгаме
лица невиданного тень.

IV

Как если бабочка ночная
влетит - и время повернет,
и, что-то отражать скучая,
то вычеркнет, то отчеркнет -
вас не тянуло обернуться,
расплескивая жизнь из блюдца,
туда, еде все произошло'.
где облика немая сцена
неповторимо неизменно
глядит в нарциссово стекло-

V

Но, быть застигнутым рискуя,
он мириады подыскал
порхающих почти вплотную
увеличительных зеркал.
Когда крупица отраженья
внушит ребенку подозренье
о том, что зрительнее глаз, -
скорей, чем мы отдернем руку,
в малине увидав гадюку,
он от себя отдернет нас.

VI

Но горе! наполняясь тенью,
любя без памяти, шагнуть -
и зренье оторвать от зренья,
и свет от света отвернуть! -
и вещество существованья
опять без центра и названья
рассыпалось среди других,
как пыль, пронзенная сознаньем
и бесконечным состраданьем
и окликанием живых...

VII

Свеча бесценная, кошачья!
Ты наполняешь этот дом,
с которым память ходит плача,
как сумасшедший с фонарем.
Душа, венчая поколенья, -
не сон, враждебный пробужденью,
а только в сон свободный шаг.
И ты сияешь ночью дачной
в среде, для сердца непрозрачной,
в саду высоком, как чердак.

VIII

И ты сияешь за пределом
той темноты, где я живу,
чтоб темнота похорошела
и сон увидел наяву
сиянье трезвое, густое,
сиянье бденья золотое
и помнящее про него -
как будто вся душа припала
к земле, с которой исчезало
любимейшее существо...

Я ожидал, что его поезд на выходе переедет. А она, смахнув слезу батистовым платочком, вздохнёт: «Случай...».

Поэт, кинорежиссёр, сценарист Геннадий Шпаликов.
Многие знают фильм по его сценарию «Я шагаю по Москве». Он же написал и слова к песне для фильма, которая зажила собственной жизнью, приобрела огромную популярность, превратилась в неофициальный лирический гимн Москвы и стала музыкальным символом 1960-х годов.
Наверное самое пронзительное из его стихотворений:

По несчастью или к счастью,
Истина проста:
Никогда не возвращайся
В прежние места.

Даже если пепелище
Выглядит вполне,
Не найти того, что ищем,
Ни тебе, ни мне.

Путешествие в обратно
Я бы запретил,
Я прошу тебя, как брата,
Душу не мути.

А не то рвану по следу,
Кто меня вернет?
И на валенках уеду
В сорок пятый год.

В сорок пятом угадаю,
Там, где - боже мой! -
Будет мама молодая
И отец живой...

такое лучше слушать:

А самая известная его песня:

Эх утону я в Западной Двине,
Или погибну как нибудь иначе,
Страна не зарыдает обо мне,
Но обо мне приятели заплачут.

Они меня на кладбище снесут,
Простят долги и старые обиды
Я отменяю праздничный салют,
Не надо мне гражданской панихиды.

Я никогда не ездил на слоне,
В любви имел большие неудачи,
Страна не зарыдает обо мне,
Но обо мне приятели заплачут.

Владимир Высоцкий, с тех пор как начал писать собственные песни, чужих песен не пел почти никогда. Но эту исполнял.

***
Есть партии короче, чем сонет,
Где каждый ход — единственный, как слово,
Забытое и найденное снова
В момент, когда другого слова нет.
Сухие догмы шахматной игры
Сверкают в них, как луч на гранях призмы.
В них варианты, словно афоризмы,
Красивы, неожиданны, остры.
Их скрытый ритм естественен и строг.
Они — произведения искусства,
Где все полно стремительного чувства
И простоты изысканнейших строк.
***

© Винокур Роман

Из интернета:

Старушка плачет на Мон-Мартре.
Рыдает дико. Видно ей невмочь.
Подходит к ней жандарм в мундире
- Мадам, быть может вам помочь?
Что вас расстроило так сильно?
- Месье, прекрасный принц есть у меня.
Красивый, атлетичный, стильный,
С мужским достоинством, как у коня.
Он по утрам готовит вкусный завтрак
Приносит кофе с кренделем в постель,
А после он меня два раза феерахает.
Каждое утро вот такая канитель.
- Мадам, я поздравляю Вас с начала,
Но я не понимаю в чём Ваш геморрой.
- Месье, это ещё не все мои печали.
В обед с работы он спешит домой.
Не сытный борщ он просит на обед,
Не деликатесы или хлеба с колбасой.
На первое, второе, третье и десерт
Он занимается любовью со мной.
- Мадам, ну это уже слишком.
В такое счастье вериться с трудом.
Ведь он у вас ведь не мальчишка.
Коль я обидел Вас, пардон!
- Не угадали. Он молод, полон сил.
Ему всего лишь двадцать пять.
Он каждый выходной мне приносил
Букет цветов. Кстати, вчера опять.
А вечером он ужин для двоих готовит.
Мы смотрим вместе фильмы, сериалы,
А после в постели он такое творит,
О чём я прежде и не подозревала.
- Так что ж вы тут на улице грустите?
Спешите скорей к нему на рандеву.
- Так в том и беда, месье, Простите,
Но я по старости забыла, где живу.

Калина
Ольга Александровна Волошина
Горит листва в осеннем парке,
Прохладой веет тишина.
Но вдруг пригрезилась весна
Калине – маленькой бунтарке.

Как след нездешнего крыла,
Глядит соцветие невинно.
Зачем ты, глупая калина,
Себе на горе расцвела?

Не принести тебе плодов
И не увидеть ласку солнца.
Ты здесь, как нитка веретёнца
Среди грохочущих станков.

Как хочется тебе помочь,
Укрыть от будущих морозов.
Но нет спасительных прогнозов.
Переживёшь ли эту ночь?

Сорвать, убив тебя в руках?
Отдать морозу изувечить?
Я лишь могу увековечить
Твой образ в сдержанных стихах.

Хлеб
Марина Шевченко 12
На свалке под заплЕсневелой коркой —
"Кирпичик" хлеба средь хламья и книг,
Беспомощный в приюте этом горьком,
Как близкими оставленный старик.

Тебе ль не быть представленным к награде?!
Ведь памятью записано в веках,
Как бережно в блокадном Ленинграде
Тебя несла прозрачная рука,

Как чей-то дед, упав на хлебном поле,
Фашистами сожженном дочерна,
Катался от невыплаканной боли
Так, словно то была его вина...

Любовно предки величали "житом",
Был хлебом-солью "красен" каждый двор...
Сегодня веком равнодушно сытым
Тебе подписан "модный приговор".

И заговор плетя с интригой тонкой,
Пестрит, угодлив, хлебный "антураж":
"Вам что: бурже, калач или плетенку,
Деликатесный или же лаваш ?"

Пусть будет хлеб вкушаемый священным,
ЛомОть чтим каждый, в наш входящий дом,
Чтоб помнили, откуда родом все мы,
Зачем пришли мы и куда идем.

Покаянное
Марина Шевченко 12
"Как ни тяжел крест, который несет
человек, но дерево, из которого он
сделан, выросло на почве его сердца."
(Преподобный Амвросий Оптинский)


Не видя Света впереди,
Себя жалеем, множа скорби.
"Страданья" наши, словно орден,
Победно блещут на груди.

И оправданий жалких муть
Льем, как из рога изобилья,
Лишь на себя! К чему усилья
Сурово в зеркало взглянуть?!

Как грозно обвинений рать
Бросаем в бой, "гардемарины"!
Свою "вторую половину"
Так сладко словом рассекать...

Повержен "недруг", ослеплен.
А мы безжалостно по ветру
Развеем пепел тех времен,
Что жили нежностью и светом.

Лепечем мы в лицо судьбе,
Мол, "победителей не судят".
Не замечаем, как орудьем
Мы стали мщенья лишь себе...

Стальных нападок пала рать.
Бредем по выжженной пустыне,
Ведь нам Креста не избежать:
Хотим иль нет — должны нести мы!

Не видя Света впереди,
Мы милости у Бога просим,
Не ведая, что САМИ носим
И рай, и ад в своей груди.

16.11.2017

Кто бы что бы рассказал по поводу этого стиха?
И притом в CCCР ?


НОВАЯ ЛЮБОВЬ — НОВАЯ ЖИЗНЬ
Сердце, сердце, что случилось,
Что смутило жизнь твою?
Жизнью новой ты забилось,
Я тебя не узнаю.
Все прошло, чем ты пылало,
Что любило и желало,
Весь покой, любовь к труду, —
Как попало ты в беду?
Беспредельной, мощной силой
Этой юной красоты,
Этой женственностью милой
Пленено до гроба ты.
И возможна ли измена?
Как бежать, уйти из плена,
Волю, крылья обрести?
К ней приводят все пути.
Ах, смотрите, ах, спасите, —
Вкруг плутовки, сам не свой,
На чудесной, тонкой нити
Я пляшу, едва живой.
Жить в плену, в волшебной клетке,
Быть под башмачком кокетки, —
Как такой позор снести?
Ах, пусти, любовь, пусти!


© Гете (в переводе)

08 Сердце, мое сердце Александр Лерман | 26:25

«Кто в утро зимнее, когда валит»

Кто в утро зимнее, когда валит
Пушистый снег, и красная заря
На степь седую с трепетом глядит,
Внимал колоколам монастыря;
В борьбе с порывным ветром, этот звон
Далеко им по небу унесён,
И путникам он нравился не раз,
Как весть кончины иль бессмертья глас.

И этот звон люблю я! - он цветок
Могильного кургана, мавзолей,
Который не изменится; ни рок,
Ни мелкие несчастия людей
Его не заглушат; всегда один,
Высокой башни мрачный властелин,
Он возвещает миру все, но сам
Сам чужд всему, земле и небесам.